Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Это кидалово.

– Толик, пока ты не осознаешь то, что я тебе сказал, ты никогда не поймешь всей сути постсоветского политического уклада. Верхи не хотят, низы не могут.

Анастасия обосновалась в бывшей комнате Анны. В квартире Владислава ей было скучно, а Власов ей особо не перечил. Однажды Власов мельком видел, как она вернулась домой с макбуком, после чего он стал редко замечать её в квартире. А если она и появлялась, то сидела в своей комнате, проводя всё время в социальных сетях. Власов до ужаса боялся её, но всё равно нашел в себе мужество заговорить с ней, когда ему повезло застать её в прихожей. Настя крутилась у зеркала. На ней было черное платье с корсетом, юбка до колен, чулки и черные сапоги на каблуках. Её волосы были заплетены в косу, на её шеи была повязана черная шелковая лента. Она выглядела ужасно красиво.

– Послушай, может, – еле выговаривал Власов. – Может, ты всё же переедешь жить в галерею?

– Нет, – Она повернулась к Власову. Её зелёные глаза были ледяными, а лицо показалось Михаилу уже не таким бескровным, – Да и какая тебе разница? Ты меня всё равно не видишь.

– Я вообще-то сюда проституток вожу.

– Ничего. Сводишь в отель.

– Н-да. А куда это ты собираешься?

– Разве тебе не всё равно?

– Не натвори там ничего, ладно?

– Я же тебе сказала. Я просто хочу пожить.

Основной целью института Современного Европейского Развития была выработка некой стратегии для Господина Президента. Эта стратегия была бы своеобразным планом той самой модернизации сверху, которая теперь была единственным шансом на какое-то развитие страны. Концепция называлась “Стратегия 2024”. Во время её презентации институт СЕР посетил сам Господин Президент.

Это был настоящий шок для всего персонала. В российской властной традиции власть была объектом сакральным. Национальный Лидер бы никогда не допустил такого схождения к подданным. В том, как Господин Президент пожимал руки, общался с персоналом и мило улыбался, действительно было что-то западное.

– Он очень сильно похож на демократа, – думал Власов.

Тут Михаил понял, что принадлежность к какому-либо политическому течению в постсоветской России была не следствием личных убеждений, а определялась по выражению лица. Так всякого рода “государственники” были людьми суровой наружности, а условные демократы были людьми более утонченного внешнего облика. В действительности: все эти охранители и либералы были приверженцы одной общей идеологии “бизнес-чиновничества”.

– Вот, Миша, смотри. Так начинается оттепель.

– Так ведь зимы не было, – возразил Власов.

Действительно. Многие представители российской интеллигенции видели в добродушной улыбке Господина Президента надежду на долгожданное освобождение от всей той дремучести, которая преследует нашу несчастную страну после тысячелетия царизма и десятилетий советской власти. После чего должен будет совершиться переход свободной России в лоно европейской цивилизации. И, естественно – наступление светлого будущего.

Власов отдыхал в грузинском ресторане вместе с Князевым. Он ел стейк с салатом цезарь и запивал его белым вином. Князев ел шашлык из баранины.

– Вот сейчас проведем модернизацию, Господин Президент закрепиться в Кремле. И всё чекистское влияние на политику станет постепенно уменьшаться.

– А потом Национальный Лидер вернётся во власть после курсов повышения квалификации в правительстве.

– Национального Лидера можно скинуть, – тихо произнес Князев.

– Скинуть? – Власов рассмеялся. – Как можно кинуть человека, который выше тебя в иерархии? Это не по понятиям.

– Какие могут быть понятия, когда речь идет о будущем страны?

– Толик, как ты думаешь, зачем тебе позволили возглавлять институт?

– Позволили? Неудачная формулировка.

– Извини. Ну, вот как ты думаешь, что от тебя хочет начальство?

– Глупый вопрос, – Князев подумал пару секунд. – Наверное, от меня хотят, чтобы мы задавали власти правильный вектор европеизации.

Власов издал резкий истеричный смешок.

– Толик, ты работаешь свежей головой. Понимаешь, мозги нашей власти отравлены циничной российской политической реальностью настолько, что уже не могут мыслить нормально. И я тоже так начинал.

– Давай заспоримся на ящик коньяка.

– В каком смысле? – поинтересовался Власов.

– Если твоя чернота сбудется, тогда я покупаю тебе ящик дорогущего французского коньяка. Если нет – ты мне покупаешь.

– Ладно, – они пожали руки.

Почему-то после вечера в ресторане Михаилу захотелось зайти в квартиру Владислава. Он рассматривал гранитное колесо.

– Прошли ли мы пик тирании? Или мы только движемся к нему? – думал Михаил.

– Почему за все это время ты так и не задал мне никаких вопросов? – спросила Анастасия.

Холодок пробежал по коже Власова. Он оглянулся. На Насте было серое пальто.

– Я не хочу, – страх охватил Власова.

– Ты должен сходить со мной кое-куда. Прямо сейчас.

Возражать не было смысла. Шофер отвез их в неизвестный Власову ночной клуб, где устраивали дебаты на всевозможные общественно-политические темы. Власову было непонятно, зачем Анастасия позвала его сюда. Они сидели за столиком на двоих. Власов заказал себе какой-то салат, а Анастасия взяла себе только чашечку кофе. Чтобы избавиться от страха Михаил заказал себе много выпивки. К тому же Настя обладала манерой пристально смотреть в глаза собеседнику, что причиняло Власову сильный дискомфорт. Вглядываясь в её холодные глаза, Власов ощущал бездну внутри неё. И только клинч некого Обвального с мелким депутатишкой из Партии скрашивал жизнь Власову.

– Так и будешь молчать? – спросила Настя.

– Так ведь это ты меня сюда позвала.

– Да. Я хотела узнать у тебя, почему вам так на всё наплевать?

– В каком смысле? – Власов был уже настолько пьян, что мог свободно разговаривать с ней.

– Всем моим знакомым ни до чего нет дела кроме попоек и обсуждений того кто с кем спит. В России столько всего интересного. Сколько я не пыталась вытащить их в культурные места, они всегда отпирались.

– Мало кого из твоих сверстников держали в трудовом лагере Павлика Морозова в виде манекена. Один мой друг, которого ты тоже знаешь, говорил, что Россия деградирует с момента установления советской власти. Ты ещё порадуйся за своих друзей, что они могут свободно пить и совокупляться, а то ведь разучатся и будут только мычать, – пошутил Власов.

Анастасия пристально посмотрела на Власова.

– Это же наша Родина. Как можно радоваться всему этому?

После этой фразы Власов осознал, что под инфернальным образом Анастасии скрывалась идеалистичная девочка с очень развитым внутренним миром.

– Вот что. Я родилась через год после смерти Сталина, – продолжила она. – Я выросла в детдоме. Мои родители были репрессированы. После школы я училась на химика, потом работала на заводе. К тому моменту я уже понимала, что я дочь Наташи Ростовой. Тогда я вспомнила, что отправилась в Россию, чтобы помочь людям. Но я так и не смогла никому помочь. Даже себе.