Нурсултан Назарбаев

Меж тем отношения между двумя первыми людьми в республике становились все более напряженными. О совместной работе им уже не приходилось говорить. Вопрос стоял так: кто-то один из них будет сохранен Москвой. Кто? Думается, Кунаеву на какое-то время изменила интуиция. Умный и тонкий политик, он не мог не знать, что рано или поздно ему придется уйти. Но вместо того чтобы, реально оценив складывающуюся ситуацию, подумать о том, что будет с республикой после его ухода, Кунаев постарался убрать конкурента. К сожалению, он, мудрый человек, увидел в Назарбаеве не соратника, а соперника, претендующего на место главы государства. Он забыл, что когда-то и сам был молод, полон сил, энергии. И так же прогрессивно для тех времен, как и сегодня Назарбаев, смотрел на свой родной Казахстан, желая ему лучшей участи.

Кунаев понял, что время его ушло. Надо было уходить на пенсию. Поехал в Москву и вручил Горбачеву заявление.

А в это время Нурсултан Назарбаев вернулся в Алма-Ату после поездки с Председателем Совета Министров СССР Н.И. Рыжковым по нефтяным и газовым месторождениям Казахстана. Как только он увидел Кунаева, сразу понял: что-то должно произойти.

Позже в Москве он с удивлением узнает: когда Горбачев поинтересовался у Кунаева, кого можно предложить на должность первого секретаря ЦК, тот якобы ответил, что нужно пригласить кого-нибудь со стороны, так как среди местных руководящих кадров достойных нет. «Не могу понять – неужели личная обида или даже злость могла оказаться выше интересов собственного народа?» – резюмирует Назарбаев. Теперь трудно сказать, как было дело в действительности: говорил ли Кунаев Горбачеву, что в Казахстане у него нет достойных преемников и что на этот пост нужен человек со стороны. Зная истинное лицо Горбачева, его виртуозную изворотливость, можно предположить, что такого разговора могло и не быть.

В этой ситуации много непонятного. Но явно одно: как мог Кунаев, который должен был быть очень настойчивым в этот момент, тем более что ему вроде бы и терять-то уже нечего, вдруг робко спрашивать у Горбачева, кто будет вместо него секретарем в Казахстане? У меня сложилось впечатление, что позже он и сам, может быть, неосознанно, интуитивно почувствовал свою вину в том, что не проявил настойчивого интереса к будущему своей страны. Вину, в которой он до конца дней своих так и не признался даже самому себе. Он замкнулся на своих личных переживаниях, и все, что им было сделано для Казахстана, да и сам Казахстан он легко отдал на откуп Горбачеву.

11 декабря 1986 года состоялось заседание Политбюро, уже без участия Кунаева, на котором было принято судьбоносное для того решение. А 16 декабря состоялся Пленум ЦК КП Казахстана. Секретарь ЦК КПСС Г. Разумовский огласил решение Политбюро об уходе Кунаева на пенсию и произнес добрые, но казенные слова в его адрес. Первым секретарем ЦК избрали Геннадия Колбина, работавшего первым секретарем Ульяновского обкома партии.

Никто из казахстанцев, вплоть до верхнего эшелона власти, даже не предполагал, какую замену Кунаеву нашел Горбачев. Очевидно, центр полагал, что республики по-прежнему остаются их вотчиной и можно, не советуясь ни с кем, назначать и менять там руководителей по собственному усмотрению, на свой вкус. ЦК Компартии Казахстана, например, даже не был поставлен в известность о том, кто предназначался на должность его первого руководителя. И Динмухамед Кунаев, и Нурсултан Назарбаев узнали о новом руководителе КП Казахстана вместе со всеми казахстанцами.

Вот что пишет об этом Назарбаев. «Только 15 декабря, за день до назначенного организационного пленума, у трапа прилетевшего из Москвы самолета мы узнали, что на этот пост рекомендуется Г.В. Колбин… Скажу, что такой подход к важнейшей проблеме, по сути – к будущей судьбе Казахстана, просто ошеломил членов Бюро ЦК Компартии республики. Все впали в такое загипнотизированное состояние, что никому даже не пришла в голову естественная мысль о необходимости, хотя бы «ради протокола», обсудить предложенную кандидатуру на заседании бюро. Собственно говоря, и обсуждать было нечего – никто из нас его толком не знал. В такой же завороженной обстановке прошел и Пленум ЦК Компартии, вся процедура которого заняла 18 минут. Все подняли руки, и первым секретарем ЦК стал Колбин. Вновь восторжествовал синдром бездумного послушания центру, синдром казарменной психологии. Никто не задумался о последствиях, а они не заставили себя ждать».

Вполне уместно допустить, что если на первых порах Динмухамеда Кунаева и тешила мысль о том, что ни Нурсултан Назарбаев, ни кто-то другой из республики не займет освобожденное им место, но и его до глубины души задела процедура «вхождения во власть» нового Первого, которая была предложена руководством ЦК КПСС. Немудрено, что казахстанцы расценили тайное назначение Колбина как оскорбление их национальных чувств. «17 декабря около 11 часов утра, – вспоминал Кунаев, – мне позвонил второй секретарь ЦК КП Казахстана О. Мирошхин и попросил приехать в ЦК. На мой вопрос: «Чем вызвано? Ведь я на пенсии!» он ответил: «На площади собралась группа молодежи. Они требуют разъяснить решение прошедшего Пленума ЦК. Было бы хорошо вам выступить перед собравшимися и объяснить суть дела».

«Хорошо, – ответил я и спросил: – Согласен ли Колбин?»

Мирошин передал трубку Колбину. Тот просил приехать в ЦК и выступить перед молодежью. Я согласился… Немедленно приехал в ЦК и зашел в кабинет первого секретаря ЦК, где были в сборе все члены Бюро. Они совещались, как поступить с собравшимися на площади. Колбин предложил Назарбаеву и Камалиденову выступить перед молодежью. Мне никаких поручений дано не было. О моем выступлении речь не шла, несмотря на то, что я просидел в кабинете Колбина свыше двух часов… Через небольшой отрезок времени Колбин собрал всех членов Бюро ЦК и пригласил меня. Обращаясь ко мне, он сказал: «Вы свободны, отдыхайте. Мы сами примем меры и наведем порядок».

Перед уходом спросил у Мирошхина, зачем меня вызывали и почему не дали выступить. Он ответил: «Посоветовались и решили, что Вам на площади выступать не надо…» Около часу дня семнадцатого декабря мне позвонил Горбачев. Он спросил меня: «Чем объяснить такой выход молодежи?» Ответил: «Сейчас в ЦК собралось руководство республики, и они совещаются. Они Вам, наверное, доложат». Добавил, что мне неизвестны организаторы. Он сказал: «Хорошо, мы разберемся и примем меры, наведем порядок».

Но если Динмухамед Кунаев был только озадачен сложившейся ситуацией, то Нурсултан Назарбаев был поставлен в более жесткие условия. Вот как это же событие представлено глазами Назарбаева: «На следующий день на площади перед зданием ЦК стала собираться молодежь. Сначала пришло с транспарантами человек двести, но затем народу вокруг них становилось все больше. Мы были приглашены в кабинет к Г. Колбину, чтобы обсудить возникшую ситуацию. Членам Бюро ЦК, в том числе мне и Председателю Президиума Верховного Совета республики С. Мукашеву, было поручено пойти на площадь и поговорить с людьми. Никто не сожалел, что ушел со своего поста бывший Первый республики. Нас встретили лозунгами: «Каждому народу – своего руководителя!», «Нам нужен руководитель – казах!», «Хватит диктовать!», «Идет перестройка, где демократия?», «Мы за ленинскую национальную политику!» Ничего другого, способного вызвать у здравомыслящего человека протест или возражение, не было. Настроение массы людей было мирное. Нам задавали лишь один вопрос: почему не избрали местного человека? А мы на этот вопрос ничего вразумительного не могли ответить. Тогда демонстранты двинулись с транспарантами на улицы Алма-Аты…»

А теперь представьте себе душевное состояние Нурсултана Назарбаева. В глубине души он был абсолютно согласен с требованиями молодежи. Его самолюбие было ущемлено тем, что ни с ним, правительственным лицом, ни с его народом – казахстанцами – никто в Москве не посчитался. А ведь это был уже другой народ, далеко уже не прежний темный, малограмотный, забитый нуждой. Напротив, по душевной своей структуре, по уровню своей образованности он был образованным, мыслящим, цивилизованным, способным управлять своей страной.

Нурсултан Назарбаев абсолютно не кривил душой, заявляя, что не был прямым организатором декабрьского выступления молодежи. Но подсознательно он не мог не ощущать незримую, опосредованную связь между собственными мыслями и действиями и поступками молодежи. Когда демонстранты двинулись с транспарантами на улицы города, Назарбаев оказался перед выбором: как поступить в этой ситуации. «У каждого человека бывают в жизни моменты, когда он внезапно оказывается перед проблемой серьезного выбора, заставляющего порывать с чем-то привычным и удобным, сулящего непредсказуемые сложности или испытания. Выбор этот чаще дает только одно преимущество: человек, не подстраиваясь под обстоятельства, вопреки им, остается самим собой. Когда собравшийся на площади народ устремился в город, я понял, что стою перед таким выбором: или я должен решиться на поступок, или спокойно вернуться в здание ЦК. Второе представилось мне непростительной изменой людям – они были правы! Я пошел с ними, в голове колонны». Шествие по улицам города длилось часа три. На следующий день демонстрация повторилась.

Нурсултан Назарбаев видел, что никто не хотел выходить к собравшейся на площади молодежи. Он объяснил это тем, что все умели общаться только с организованным, благодарным правительству народом, но были совершенно не подготовлены к тому, что кто-то вдруг окажется ершистым и потребует объяснения у руководства страны тем или другим поступкам. То, что Назарбаев не только не побоялся выйти к людям, но и совершил поступок, необъяснимый с точки зрения правящей элиты, – пошел вместе со всеми по улицам Алма-Аты – не прошло незамеченным: его стали обвинять в том, что якобы он явился зачинщиком этого протеста. «В порыве бессильного гнева нам прямо в лицо бросались слова о том, что мы эту кашу заварили, а значит, мы ее должны и расхлебывать». Обвинение строилось на том, что Назарбаев, идя рядом с «бунтовщиками» по улицам города, создал своего рода рекламу их действиям, так сказать – благословил их, и поэтому на второй день выступления молодежи были продолжены. «Уже позднее мы узнали, что в это же время началась переброска к Алма-Ате крупных частей внутренних войск. Прибегнули, так сказать, к последнему аргументу».