Няня для дочки отшельника

Внутри что-то коробит. Я поднимаю взгляд, всматриваюсь в Лизоньку, которая так неуловимо похожа на отца…

Не заплачу.

Еще громче орать будет.

Эх! Буду ему по гроб жизни обязана. Куда ж деваться, если приехала без предупреждения?

А все Федька с этой крашенной козой.

Поджимаю губы, шмыгаю носом…

Воспоминания больно жгут изнутри.

Нет, любви к Федьке, кажется, и нет уже. Только обида за свою глупость и боль от предательства.

– Не плачь, – Лиза аккуратно касается моей руки, – он хороший.

– Конечно, – стараюсь улыбнуться как можно дружелюбнее, – разве может у такой хорошей девочки быть не хороший папа! Конечно, хороши… Ой…

Я вдруг замечаю, что он стоит в дверях и очень внимательно наблюдает за нами.

– Мы салат решили порезать, – встаю я. – Лиза у вас просто чудо. Она…

– У меня есть две новости, – бесцеремонно перебивает меня он, – хорошая и плохая. С какой начинать?

Ох! Кажется, плохих новостей с меня достаточно. Федька, уехавший автобус, отсутствующий председатель, разрушенная школа…

– Давайте с хорошей, – несмело прошу я.

Михаил коварно сверкает глазами и гордо объявляет:

– Я дозвонился до председателя!

Глава 5

Инга

– И? – я, чуть расправляя плечи, подаюсь вперед, окрыленная надеждой.

– Это была хорошая новость, – заканчивает Михаил и спокойно садится за стол.

Пододвигает к себе салатник, задумчиво перемешивает покрошенные огурцы…

– А плохая? – очень тихо спрашиваю я.

Михаил Юрьевич отрывает взгляд от наших с Лизой неровных розочек, смотрит на меня пару секунд, потом раздраженно поджимает губы и отворачивается к окну.

– Никто не будет ремонтировать школу… – догадываюсь я по его лицу.

– Ну не Петрович точно, – морщится Михаил. – Он решил подать в отставку! Твой приезд, – смотрит на меня с вызовом, – считает своим последним исполненным долгом перед жителями!

– Но… – начинаю я несмело. – Но кто-то же придет на его место? Там же должны быть бюджеты и запланированные работы… – поднимаю взгляд на Михаила. – Разве нет?

Он фыркает и рывком встает из-за стола.

Нет.

Если бы жесты и движения можно было записать словами, то это совершенно точно было бы “нет”.

Михаил открывает холодильник, достает сметану в стеклянной банке. Явно домашнюю. Щедро заливает ею огурцы, солит…

Все это делается с таким выражением лица, будто непосредственно огурцы виноваты в моем сюда приезде. Или в чем-то еще…

– Они школу хотят закрыть! – наконец рявкает он. – В деревне полный первый класс набрать можно! А они говорят, что проще детей в Костенки возить! Автобус готовы выделить! По нашим дорогам! Час туда, час обратно, а в распутицу все два, если вообще доедешь!

Михаил раздраженно бросает ложку, та громко звякает, и в кухне повисает тишина…

– Он считал, что к нам никто не поедет учителем, – вздыхает Михаил и вдруг поднимает взгляд на меня.

Совсем другой. Не такой, как раньше. Сейчас он смотрит не с претензией, а с любопытством и вроде как даже с одобрением.

– И откуда ты такая взялась?

– Из Москвы, – отвечаю коротко и опускаю взгляд.

Не буду же я каждому встречному-поперечному рассказывать, что меня жених бросил… Или не жених он мне был… Жених – это тот, кто жениться собрался, а он…

Вдруг снова в горле встает ком, и, наверное, что-то такое видно по моим глазам, что Михаил вздыхает и, немного растягивая слова, миролюбиво упрекает меня:

– Так! Договаривались же сырость не разводить! – откидывается на спинку стула.

О чем-то думает, потирая короткую бороду.

– Ты права, раз ставку учителя не закрыли, значит, и бюджет на ремонт школы должен был быть. Надо-ка узнать, – он сводит брови. – В обход Петровича. Ну, – награждает меня почти добродушным взглядом, опять вздыхает, – а пока поживешь тут. Думаю, за пару недель мы поймем расстановку. Считай, – он снова взял ложку, подхватил салатник и щедро насыпал мне на тарелку огурцов, – ты в отпуске!

– В смысле тут? – я распахиваю глаза. – А что, в деревне никто больше жилье не сдает?

Михаил аж замирает, с недонесенной до рта вилкой.

– А чем тебе мой дом не угодил? – спрашивает с явной угрозой в голосе.

– Я… – с опозданием понимаю, что сморозила. – Я… просто не хотела вас стеснять.

– Дом на четыре спальни, нас двое, – ответил, как отрезал, – не стесняешь!

Мне осталось только перестать спорить и благодарно кивнуть.

Макароны с мясом после дороги показались пищей богов, а потом Михаил вскипятил еще и сладкий чай, а к нему подал варенье. В общем, к концу ужина я уже не думала о трудностях трудоустройства и действительно чувствовала себя почти в отпуске.

– Позвольте, я помою, – попробовала я взяться за грязные тарелки после ужина. – Хоть как-то отблагодарю, – пожала плечами.

– Позволяю, – хмыкнул Михаил и… распахнул посудомойку. – Таблетки для нее под раковиной.

Ой-ёй… А я такой пользоваться и не умею! Федор это считал излишеством, про мою родную семью и говорить нечего.

На помощь, как ни странно, пришла Лизонька.

Она, хитро щурясь, подошла к машинке и просто нажала две кнопки на панели.

– А! Вижу! Температура и предварительное полоскание. Понятно! – улыбнулась я ей.

Вложила куда надо таблетку, захлопнула дверцу.

– Ну что! – подмигнула девчушке. – Пошли, я своими богатствами похвастаюсь?

Наверное, женские сокровища – это наряды да украшения, но…

Федор же сказал, что из приличного у меня только имя. Имя, которое он, кстати, жутко мерзко коверкал… Ингусь… Фу! Да что б его!

– Иди сюда, – тянусь к малышке и как-то машинально глажу ее по волосам. – Смотри, что у меня есть!

Я раскрываю чемодан с книгами!

Сверху лежат методички и учебники, но ниже…

Ах! То, что я люблю больше всего!

Классика с шикарными иллюстрациями. Я специально себе собирала по спискам школьной программы.

– Смотри, – разворачиваю старую, почти антикварную книгу со сказками. – Это иллюстрации Васнецова, – раскрываю я сказку об Иване Царевиче и молодильных яблоках и чувствую, как малышка задерживает дыхание. – Смотри, а это Царевна Лебедь! – на нас смотрит почти Врубелевская женщина в сверкающем белом одеянии. – А это…

Я сама не замечаю, как мы с ней заползаем на кровать и обкладываемся книгами…