Няня по принуждению

В конце концов, меня накрывает апатия. Боль уходит, оставив после себя равнодушную пустоту, а мысли в голове текут абсолютно холодно и спокойно, начиная выстраиваться в понятную картину.

Что толку сейчас с моих переживаний? Бабушка любила говорить “все перемелется — мука будет”. Сколько раз мне казалось, что все ужасно, что я никогда не смогу жить, как прежде, и сколько же раз потом я смеялась над своими переживаниями, потому что выход можно найти почти из любой ситуации.

Я не больна, пока никто не приставил пистолет к моему виску… все будет плохо, только если я умру. Вот там я точно уже не смогу ничего исправить. Но ключ к моему выживанию — Амир. Доверять ему сложно. Очень сложно, несмотря на то, что я откровенно говоря понимаю — он действительно может вытащить меня из этой задницы. У него хватит власти. Мне предстоит нырнуть в эту пропасть с закрытыми глазами, надеясь, что меня согласятся поймать.

Я медленно облизываю губы, все еще ощущая покалывание — отголоски поцелуя. На них остался вкус Амира. Какой-то гель, которым он, видимо, умывался с утра — на языке чувствую горьковатые нотки.

“Давно хотел сделать две вещи”… - звучит в голове та фраза. Он неравнодушен ко мне? Я бы не хотела, чтобы он видел во мне просто неплохую и удобную замену своей жены.

Такие люди, как он, просто так не станут предлагать остаться с ними рядом навсегда. Но я не знаю, как смогу с ним жить. Мы даже не говорим. У меня не было возможности узнать его поближе, потому что он только и делает, что отдает приказы и показывает себя с самой плохой стороны, вызывая ненависть, как это случилось в тот день, когда он приказал избавиться от Володи. Не оставляет ни шанса создать между нами хотя бы дружеские отношения. Хотя бы!

И я… я не умею управлять такими мужчинами. Сашка — умеет. Она говорила мне “эти мужчины любят женщин, которые не навязываются. Не выскочек. Бабы с золотыми мозгами им тоже не нужны. Они ищут удобных, и только”. Будь милой, тихой, умей просить и намекать. Разве я так смогу? Притвориться ненадолго — да, а всю жизнь жить в роли покорной куклы — вряд ли.

Я встаю с дивана, понимая, что мне пора перестать отсиживать зад и копаться в своих мыслях. Времени осталось немного. А я не хочу больше ошибаться. На кону моя жизнь, поэтому я должна сегодня сыграть по правилам.

Когда я возвращаюсь обратно, Амир даже не поднимает на меня взгляд. Он сидит в кресле, опирается локтями на стол и вертит на нем бутылку с водой, будто бы рассматривая надписи.

Я снова смотрю на шрам, расчерчивающий руку, на сбитые костяшки, и поражаюсь в очередной раз — какие же мы с ним разные. Он сильный, жестокий, деспотичный. Я обычная девушка. Буквально девушка с улицы, без крутого образования, с достаточно серым и незаурядным бэкграундом. И “останешься до конца жизни со мной?”…

Я сажусь в кресло напротив. Браслета уже на столе нет — видимо, его куда-то спрятали.

— Я согласна, — произношу я. Не верю, что это сказала. Но ведь выхода-то нет.

Амир будто бы даже не слышит, продолжая мучить бутылку. Я протягиваю руку и забираю ее. Просто хватаю и придвигаю к себе, а Амир приподнимает бровь и смотрит на меня скептически.

— Чего ты от меня хочешь?

— Я сказала, что согласна, — повторяю я, а он хмыкает.

— Отлично.

— И всё? Ты не хочешь больше мне что-нибудь рассказать, предупредить о чем-то? Мне страшно, Амир.

— Нет, — усмехается он, — я тебе все сказал. И я тебе слабо верю. Не факт, что через полчаса ты решишь, что умнее будет сбежать от меня через окно или попробовать договориться со своей родственницей.

Я чувствую, как у меня закладывает уши. Самолет снижается, а значит, у меня осталось совсем мало времени.

— Я тебе тоже слабо верю, Амир, — медленно произношу я, — однако, ты мог бы просто попробовать развеять мои страхи. Раз уж я согласилась… провести с тобой жизнь.

Ему что, серьезно плевать? Что согласилась, что отказалась….

— Пристегнись. Самолет садится, — абсолютно спокойно произносит Амир, а я сжимаю зубы, и пристегиваю себя ремнями. Откидываюсь на кресло и закрываю глаза, чувствуя волны раздражения. Прибью. Господи, ну какой же сложный человек.

Мы садимся в полном молчании. Молчу я, и когда мы спускаемся по трапу. Я вдыхаю воздух Италии полной грудью — боже, он даже пахнет по-другому. Хотя, это ведь всего лишь воздух. Солнце еще высоко, хотя, вот-вот должно начать клониться к горизонту. Я в другой стране. Впервые. Точнее, по факту это не я, а Мирослава — ведь у меня даже загранпаспорта не было. Ни к чему он был мне.

Мы направляемся к белому автомобилю, который нас ждет. С каждым шагом сердце начинает биться быстрее. Я все ближе и ближе к развязке всей этой ситуации с моей сестрой, Амиром и Андреа. Становится все страшнее и страшнее, и даже нервы будто превращаются в натянутые канаты, гудящие от напряжения.

На талию неожиданно ложится рука. Амир скользит ладонью чуть выше — она оказывается прямо под грудью, там, где бьется сердце.

Я даже не против сейчас. Пусть держит меня так весь вечер! Пусть план сорвется, никто меня не украдет, мы улетим обратно, и все решится как-то проще, чем было задумано!

Он чувствует, наверное, это нервное биение, и я слышу его голос:

— Расслабься.

— Не могу, — шепчу я, — не могу отвлечься. Сделай хоть что-нибудь. Обнадежь меня чем-нибудь.

— Я знаю только один способ сбросить напряжение, Рита.

— Нет, — качаю я головой, — алкоголя мне только не хватало. Мне нужна ясная голова.

Я слышу ироничную усмешку в ответ. Больше Амир не произносит ничего, потому что мы подходим к машине, садимся в нее и уезжаем из аэропорта. В машине Амир берет меня за руку, и снова защелкивает на запястье тот самый браслет. Потом включает телефон.

Я не могу даже любоваться на город, который мелькает за окном. Хотя, может, шанса побывать в Италии мне больше не предоставится. Сейчас для меня главное, чтобы у меня был шанс жить дальше.

Машина быстро приезжает на место встречи. Она останавливается возле большого здания, и я вижу, как по ступенькам из мрамора, поднимаются люди в красивых костюмах и платьях. Женщины и мужчины. Выглядят дорого и роскошно. Правда, я вижу как минимум пару людей, кто не морочился с одеждой — вон двое, одетые в обычные на вид джинсы, футболки и кеды, заходят в двери.

Мы выходим из машины и я поднимаюсь по ступенькам, слушая, как цокают каблуки. Двери перед нами открываются, я послушно прохожу сквозь рамки металлодетектора, выставленные на входе, и они ожидаемо издают громкий писк. Один мужчина из охраны что-то произносит мне на итальянском. А я растерянно смотрю на Амира.

— Что он сказал?

Амир кривит губы в непонятной усмешке. Мы пищали в аэропорту, но нас не останавливали. Теперь я понимаю, что, вероятно, люди “сверху” распорядились, чтобы нас пропустили в самолет, не обыскивая. Разве не должно тут все произойти так же?