Няня по принуждению

— Для непонимающей ты слишком откровенно липла к нему сегодня, — губы моей стервы-сестры внезапно кривятся в паршивой усмешке, — понравился тебе мой муж? Решила заменить пропавшую жену, да?

Черт. Я ведь и не подумала ни на секунду о том, что она и ее любовник могли следить за нами и видеть, как я цепляюсь за Амира, не желая отходить от него ни на шаг. Может быть, они и не догадываются о том, что Амир знает их план, но вряд ли Мирослава оценит прилипчивость к ее мужу.

— Он приказал мне, — вырывается у меня оправдание, — сказал, что я должна вести себя так, как вела бы его жена.

— Боже мой, — восклицает Мирослава, — смешно. Это такая глупость — пытаться сохранить лицо, представляя тебя, как настоящую жену. Заставляя играть роль… по его репутации это сильно ударило. Так он реально тебе ничего не рассказал?

Я медленно качаю головой, понимая, что начинается основная часть допроса. Мирослава усмехается.

— Он привез тебя домой… и все? По крайней мере он должен был хотя бы обосновать, для чего это сделал. И ты не похожа на дауна. Наверняка ты была в шоке.

— Он сказал, что ты пропала. И теперь я буду играть роль его жены. Что мы с тобой похожи, как две капли воды, — я пересказываю то, что говорил мне Амир в первые дни моего заточения и похищения. В конце концов, это не та информация, которая может как-то ему или мне навредить. Просто пересказываю тот бред, что творился тогда.

— И ты согласилась играть такую роль? — хмыкает секптически сестра.

— Я похожа на идиотку, которая будет спорить при похищении? — изгибаю я бровь, — у меня не было выбора.

— И больше ты не задавала вопросов? — сестра принимается медленно снимать макияж с лица, поглядывая в зеркальце, а я качаю головой. Она очень настырно допрашивает, но и я могу спокойно пока прикидываться валенком.

— Нет. Зачем?

— Странная ты. Ну да ладно. И чем занималась все эти дни? Что-нибудь происходило необычное?

— Ничего… я просто сидела дома. И занималась малышом. Ты задаешь столько вопросов… не хочешь сама обьяснить, какого черта я тут делаю?

Она скептически поджимает губы, протирая лицо салфеткой, но ничего не отвечает. Я наблюдаю за тем, как она смывает с себя “вторую личность”, и появляются знакомые черты лица, который я вижу каждый день в зеркале. Почему-то это вызывает у меня странное омерзение.

Эта женщина, которая зовется моей сестрой, даже не спрашивает про сына. Её интересует лишь только то, чем занималась я!

Я, все-таки, не выдерживаю.

— И ничего не хочешь спросить про Тимура? Тебя совсем не беспокоит судьба твоего ребенка? Я нашла его у шоссе… как он оказался там, если пропал с тобой?

Она поднимает на меня взгляд.

— Ого, вот это вопросики пошли. Но я тебе вроде не разрешала так много болтать, Рита. Что до беспокойства — мы увидимся с ребенком уже скоро. Он у отца. Чего мне за него беспокоиться?

— Для матери разлука с ребенком даже на день — трагедия, — произношу я, — но ты так расслаблена…

Она как-то нервно опускает руку с зеркальцем, едва не ударив его об пол и впивается в меня темным взглядом. Я замечаю вокруг радужки странный ободок. Ее цвет глаз — это тоже линзы…

— Слушай, ты мне лекции читать тут будешь, что ли, Рит? Еще этого мне не хватало, — произносит она сквозь зубы, и я понимаю, что она какого-то черта держит ярость в узде. Притворяется хорошей передо мной. Спокойной и рассудительной. Чтобы что?… вытянуть из меня все? Мне кажется, что она готова меня за что-то растерзать. Я ее раздражаю. Но почему?

— Я просто спрашиваю.

— Я тебе просто отвечаю. Ну как? — она наклоняет голову на бок, едва улыбаясь, — похожи мы? Рада тому, что у тебя есть сестра?

Я скептически рассматриваю ее. Может быть, мы и похожи. Черты лица у нас практически одинаковые. Только ее кожа выглядит сейчас усталой, даже несмотря на легкий дорогой загар, полученный явно на солнце Италии, а не в солярии или на даче. Сестра вообще выглядит какой-то злой и хмурой. Не знаю, как для других, но для меня различия очевидны.

— Одно лицо, — лгу я, — ты знаешь, мне уже двадцать пять лет… наверное, я слишком взрослая, чтобы испытывать дикую радость, узнав, что у меня неожиданно появилась сестра.

— Да… — она как-то странно морщит лицо. Вероятно, это должна была получиться улыбка, вот только вышло как-то фигово, — действительно, странно сейчас этому радоваться. Ты права. Оно и к лучшему! Ладно, снимите с нее наручники, — она жестом манит кого-то за моей спиной, — Рита, давай, снимай с себя всё. Одежду и украшения… обувь. Белье можешь оставить.

— Зачем? — задаю вопрос я, а она прищуривается. Кто-то сзади подходит, и я чувствую, как до моих запястий дотрагиваются пальцы, а потом слышу звон наручников.

— Как зачем? Вернем всё на свои места, Рит. Я вернусь к своему мужу.

— Зачем тогда сбегала, если собираешься вернуться? — спрашиваю я, надеясь потянуть еще время. Дьявол, она заставляет меня уже раздеваться, а Амира я что-то не вижу. И где он? Я оглядываюсь и смотрю на четверых мужчин, которые стоят в этой маленькой комнатушке. Они не русские. Видимо, местные, похожи на итальянцев. Темноволосые и загорелые, — слушай, они могут отвернуться?

Сестра машет им рукой, и те послушно разворачиваются к нам спиной, а я медленно, неспешно принимаюсь раздеваться.

— Ты знаешь, что я сбежала? — Мирослава, вспомнив о моем вопросе, изгибает бровь, — что еще знаешь? Врушка. Говорила мне, что тебе ничего не рассказывали.

— Это логика, — я прикусываю язык, — тебя все ищут, а ты живешь в Италии. Как это назвать, если не словом “сбежала”?

— Да, логично. Амир — тиран, — она пожимает плечами, — жить с ним — все равно что сидеть в тюрьме. Женщина в его мире — всего лишь приложение к мужчине. Покорная рабыня, чьи руки скованы золотыми наручниками. А наказывают таких рабов за проступки очень сурово. Я оступилась, — она отводит взгляд в сторону и рассматривает стену, а я понимаю, что она чего-то скрывает, — он хотел меня убить. Мне помог исчезнуть хороший человек. Теперь я люблю его и хочу провести с ним всю жизнь.

Я легко понимаю, что речь сейчас идет о ее измене с Андреа, и жить она собирается с Андреа, но не совсем понимаю, почему она хочет вернуться к Амиру в таком случае. Что ей это даст?

— Тогда при чем тут Амир? Зачем к нему возвращаться? — шепотом вырывается у меня. Я, наконец, снимаю платье, туфли и кольцо, и держу все это в руках, не решаясь отдать вещи сестре. Ведь на этом наш разговор может быть завершен. А что дальше?

Мирослава переводит на меня взгляд.

— Амир должен умереть. Он и его семья. Которая не дает продохнуть бизнесу моего Андреа в России. Я должна добраться до него и позаботиться, чтобы это выглядело, как несчастный случай. Чего стоишь? Давай сюда вещи, — она забирает шмотки у меня из рук и быстро переодевается. Я успеваю увидеть, что она в дорогом и откровенном черном белье, и, опустив взгляд, тоже быстро переодеваюсь в ее платье, осмысливая сказанные ею слова.