Нынче в порфире…
Шрифт:
— Пожалуй, я подожду с вами,— сказала она, подойдя к столу.
Остальные не сводили с нее вопрошающих глаз. Лео сказал сиплым голосом:
— Хлебнуть бы чего-нибудь все-таки.
Она холодно посмотрела на него и небрежно обронила:
— За чем же дело стало? Сходи и налей себе. Где напитки, ты знаешь.
Он глядел в сторону и молчал. В комнате повисла тягостная тишина. Мы все знали, где в этом доме держат напитки — в баре в гостиной, а именно там накануне вечером застрелили Гильберта Лесслера. Следы-то, надеюсь, убрали, подумал я.
Наконец на пороге возник Веспер Юнсон. Он увидел
— Что вы здесь делаете? — раздраженно спросил он.
— Пришел сообщить показания свидетелей,— сказал я.
— Важные?
— Не знаю.
Он обернулся к старшему полицейскому, который величественно восседал за письменным столом.
— Я ведь говорил, чтобы посторонних в квартиру не пускали.
Полицейский встал, на лице у него отразилось замешательство,
— Видимо, меня посторонним не считают,— пошутил я.
Начальник уголовной полиции наградил меня долгим взглядом. И дружелюбия в нем не было. Зазвонивший в этот миг телефон спас ситуацию, иначе бы взрыва не миновать.
Нахмурясь, маленький усач слушал голос в трубке. Разговор длился недолго. Веспер Юнсон положил трубку и закрыл лицо руками.
— Господи, не дай сойти с ума,— простонал он.
Мы со старшим полицейским удивленно переглянулись.
— Что случилось? — спросил я.
— Прозектор звонил,— сказал Веспер Юнсон.— Он только что вскрыл грудную клетку директора Лесслера. Оттуда несет… одеколоном.
ГОЛУБАЯ СИРЕНЬ
— Одеколоном? — изумленно переспросил я.
Веспер Юнсон кивнул:
— Вот именно,— и пожал плечами.— Прозектор не больше нашего знает, что это может означать. Вскрытие только началось.
— Лучше, наверно, пока прекратить допросы,— сказал старший полицейский.
— Думаю, да,— согласился начальник. Теперь он смотрел на меня как нельзя более дружелюбно.— Подождите там немного, ладно? Мы сейчас закончим.
— Только один вопрос,— сказал я.— Эта женщина, которая вышла отсюда, кто она?
— Мэри Лесслер. Жена Нильса, среднего брата. Опасная штучка, верно?
— Еще бы,— сказал я.— И безусловно дорогая. Костюмчик на ней не меньше шести сотен стоит.
— За подтяжку лица тоже дорого берут.
— У Свена Лесслера не было дочери? — спросил я.
Он покачал головой.
— Двое братьев и сестра — вот все прямые наследники.
Я вернулся в столовую, старший полицейский вышел следом за мной.
— Госпожа Денёр, прошу вас,— сказал он.
Маленькая седая женщина встала и с гордым видом просеменила мимо меня в библиотеку Пучок на затылке воинственно вздрагивал.
Я устроился на стуле у лестницы на верхний этаж и закурил. Все молчали. Лео сидел обмякший, и сгорбленный, дымил как паровоз и временами косился на брата, который старательно обрезал сигару. Хелен так и стояла у окна, Мэри Лесслер небрежно облокотилась на сервант, постукивая по паркету мыском черно-белой крокодиловой туфельки.
Хелен Лесслер вдруг оставила свое место у окна и подошла ко мне. Черное платье совсем ее не красило. Она по-прежнему была бледна, и переливчато-зеленые
глаза по-прежнему казались неестественно большими.— Спасибо за утро,— тихо сказала она, протягивая мне тонкую руку. Рука была ледяная.
— Ну что вы,— сконфуженно пробормотал я.— Вам лучше?
Она наклонила голову, губы приоткрылись, будто хотели что-то сказать, но тотчас сомкнулись вновь — она передумала. Взгляд скользнул в сторону, и так же внезапно, как подошла, она вернулась к окну. От ее худенькой фигурки веяло детской беспомощностью, тронувшей какую-то сокровенную струну в глубине моего холостяцкого сердца.
Мэри Лесслер участливо посмотрела на нее.
— Как же ты исхудала, Хелен, просто кошмар,— сказала она.
— Знаю,— тихо отозвалась молодая вдова.
Мэри подошла к мужу, положила ему на плечо округлую белую руку. Блеснули длинные красные ногти — словно когти хищника.
— Мы должны что-нибудь сделать для Хелен,— негромко сказала она.
Он вздрогнул, в замешательстве поднял голову и торопливо сказал:
— Конечно, дружок.
Лео встал и принялся расхаживать по столовой: от серванта до двери буфетной и обратно. Прекрасный темный костюм отчаянно старался придать его фигуре светский шик, но безуспешно. Да задача была и не из легких. Жир у Лео Лесслера сосредоточился на животе, который выпирал этаким шаром. И вообще, все в нем как бы вылезало вперед — все, кроме лба и груди.
Мэри внимательно наблюдала за ним.
— Ты что, нервничаешь? — вдруг спросила она.
— Черт бы вас всех побрал,— злобно буркнул он. Потом остановился и раздраженно махнул рукой на дверь библиотеки.— С какой стати этот карапуз допрашивает нас? Мы что, военные преступники?
Брат устало посмотрел на него.
— Это всего лишь формальности.
Лео опять что-то буркнул и опять забегал по комнате. Я вышел в холл, где Класон читал вечернюю газету.
— Схожу ненадолго наверх,— сказал я.
— Шефа я предупрежу,— кивнул он.
Вернувшись в столовую, я быстро взбежал по лестнице. Как только голова поднялась над полом верхнего холла, я замер и оглянулся. За обитыми кожей лестничными перилами пухленькая седая старушка стирала пыль с картины. Я чуть вздрогнул, разглядев, что это мрачный дарделевский этюд к «Прислужникам смерти».
— Здравствуйте,— сказал я.
Хильда Таппер нехотя обернулась.
— Здравствуйте,— буркнула она. Блестящие карие глаза смотрели недоверчиво и настороженно.
Мы оба помолчали. Старушка с пыльной тряпкой перебралась к столу.
— До сегодняшнего утра я понятия не имел, что здесь на крыше есть сад,— наконец сказал я.
— Нынешней весной этому саду шестьдесят лет сровнялось,— неожиданно сообщила Хильда Таппер.
— Да что вы!
— В то время там очень было красиво, сплошные деревья, не как сейчас.
— Шестьдесят лет — долгий срок,— сказал я.— Фрекен Таппер, неужто вы правда так давно служите в семействе Лесслер?
— Нынешней весной ровнехонько шестьдесят годов стукнуло,— глубокомысленно подтвердила старушка.— Да-да, молодой человек. Тринадцать мне было, когда я поступила к старой хозяйке. Архитектор, помнится, аккурат отстроил этот дом и поселился в нем. Они тогда только-только поженились.