Нынче в порфире…

Краснолицый тем временем, обойдя вокруг «мерседеса», открыл противоположную дверцу. Потом осторожно поднял покойника за плечи, и тут мое внимание привлек блестящий цилиндрик, до тех пор спрятанный под телом. Он прокатился по сиденью и упал на пол. Полицейский нагнулся и подобрал его.

— Мединал,— прочел он, нахмурив брови.

— Это снотворное,— сказал я.— Наподобие веронала.

Он взвесил цилиндрик на ладони, задумчиво посмотрел на меня. Потом отвинтил крышку и заглянул внутрь.

— Пусто? — спросил я.

Он кивнул и секунду стоял в нерешительности, вертя в пальцах находку. Потом вдруг исчез из дверного проема; бросив взгляд в заднее стекло, я увидел, что он разговаривает со своим коллегой. Похоже, они что-то решили, потому что второй полицейский пошел к дороге. А немного погодя донесся шум мотора, и краснолицый вернулся на прежнее место.

— Ничего не трогайте,— сказал он.

— Из-за отпечатков пальцев? — поинтересовался я.

Он покачал головой и сухо заметил:

— Здесь отпечатков пальцев не сохранилось. Машина слишком долго пробыла в воде.

Он осторожно уложил труп на сиденье, в той же самой позе. Наклонился к приборной доске, внимательно ее осмотрел.

Как и следовало ожидать, аккумулятор сел. Удивило меня, однако, совсем другое. Ручной акселератор был вытянут почти до упора, а рычаг переключения передач стоял на первой скорости. Я обратил на это внимание полицейского.

— Вижу,— коротко ответил он, достал блокнот и начал писать, а я, глядя на него, вспомнил, что пора взяться за аппарат.

Поднявшись на косогор, я сделал несколько обзорных кадров — бухта и буксир, извлеченный из воды «мерседес» и аварийка на переднем плане. Тем временем подъехала «скорая», а еще через несколько минут вернулся патрульный автомобиль, который припарковался чуть поодаль. Из него вышел коллега краснолицего полицейского, следом — трое штатских. Судя по снаряжению, один из троих явно фотограф. Второй нес маленький саквояж, и я заключил: это медик. Третий — оживленный коротышка с усиками на верхней губе и зонтиком в руках,— похоже, какое-то полицейское начальство. Впереди всей четверки он быстрым шагом спустился на берег, где его, браво козырнув, встретил краснолицый.

Когда и где я видел этого коротышку? Его лицо казалось мне знакомым. Я тщетно ломал голову — нет, не помню. К тому же у меня были другие заботы. Если я намерен сделать текстовой репортаж, необходимо для памяти кое-что записать. Через дорогу лежал большой валун. Я уселся на него и начал писать.

Кричат… зовут, что ли, кого-то? «Бой! Бой!»— вроде бы так, если я правильно разобрал. А теперь вот в свисток свистят… И крики и свист я слышал уже с полчаса, но не обращал на них внимания. И только сейчас вдруг сообразил: это зовут сбежавшую собаку.

Я не ошибся. Ко мне направлялся какой-то человек. Мужчина, который вместе с дамой немногим раньше подъехал на такси. С виду ему было лет сорок, крупный, вальяжный блондин.

Подойдя, он учтиво поздоровался и спросил:

— Вы случайно не видели здесь черно-белого фокстерьера?

Я сказал, что, к сожалению, не видел, но сообщил ему все слышанное от Оскара Карлссона и его невесты.

Блондин вздохнул.

— Мы его заперли, а он, видно, выскочил через кухонное окно.

— И часто он бегает в лес? — спросил я.

— Было несколько раз, но так долго он еще никогда не пропадал.

Сперва я хотел рассказать, что, подъезжая к Блокхусудден, слышал собачий лай, который затем сменился истошным визгом, но в конце концов промолчал, не решился. Неизвестно еще, та ли это собака, а поднимать тревогу без нужды нет смысла.

Я обещал, что в случае чего дам знать, и он, поинтересовавшись напоследок, что происходит здесь на берегу, ушел, вертя в руках свисток.

Не успел я вернуться к своим записям, как меня опять отвлекли.

— Что вы здесь делаете? — произнес вдруг чей-то голос, я поднял взгляд и увидел перед собой усатого коротышку.

— А вы? — дерзко отозвался я.

Он быстро протянул руку и представился:

— Веспер Юнсон, начальник уголовной полиции.

Я встал и в свою очередь отрекомендовался. Его густые брови взлетели вверх, на лбу от удивления прорезались морщины.

— Та-ак,— протянул он безучастным тоном, который совсем не вязался с оживленной мимикой.— Значит, вы фотограф Харри Фриберг?

Я кивнул.

— Комиссар Линд рассказывал о вас,— добавил он.

Только теперь я наконец вспомнил.

— Несколько лет назад мне довелось фотографировать на одном процессе в городском суде. А вы были тогда обвинителем, верно?

Веспер Юнсон кивнул, озираясь по сторонам.

— На редкость красивое место,— сказал он без всякого перехода. Затем достал из внутреннего кармана толстый черный блокнот, быстро перелистал, отыскивая нужную страницу, и неожиданно в упор воззрился на меня.— Это же вы были здесь вчера вечером, когда обнаружилось свечение! — ошеломленно воскликнул он.— Черт побери, у меня тут записано: «Фриберг».

— Да, я тот самый Фриберг,— признал я.— Однако честь по заслугам. Первым обнаружил свечение некий господин Карлссон, он-то и позвонил в газету. Думал, это светящиеся рыбы.

— А вы, стало быть, поехали фотографировать?

Я объяснил, как оказался участником этих событий.

— Отлично,— воскликнул он,— отлично! Давайте-ка пройдемся вокруг мыса, и вы еще раз все подробно расскажете.

Я не то что рот открыть — глазом моргнуть не успел, как очутился далеко на шоссе в обществе этого коротышки, начальника уголовной полиции.

Мы шагали по дороге, светило солнце, пели птички, а я описывал ночные происшествия. Иногда мне казалось, что Веспер Юнсон вовсе не слушает. Он то и дело останавливался и принимался восторгаться красотами Юргордена. А через секунду задавал вопрос, свидетельствовавший, что он внимательно следит за моим рассказом. Его определенно заинтересовала таинственная лодка (а может, и не лодка), которая пересекла световое пятно и пассажир которой не откликнулся на мой зов. Я хотел было рассказать и о пропавшей собаке, но тут он взял меня за плечо: дескать, взгляните. Я взглянул — среди дубов и черемухи виднелись низкие домики XVIII века.