Нью-Йорк - гнилое яблоко через лобовое стекло такси

Ментально больными я называю клиентов с университетами. Все они тоже одинаковые. У всех у них в голове застрял один и тот же мотив. Например, он спрашивает тебя о твоем хобби. Ты говоришь, что гэмблинг на ипподроме из телехолла на Хэмпстед Тернпайке . Гэмблинг, говорит он, это форма мастурбации, сказал любимый ученик Фрейда. Это здорово, быть ярким мальчиком и делать такие изречения. В каждом изречении есть минимальная доля правды. Если бы я был ярким мальчиком, я думаю, я бы сказал: "Чистить грязные ногти грязной пилкой для ногтей есть форма мастурбации." И я выиграл бы или стипендию или грант.

Эти яркие прыщавые мальчики не знают ничего кроме собственного комфорта и максимум - переутомления глаз от монитора дэск-топа . Они не пашут по восемь часов плюс два сверхурочно на револьверном станке, не хуюжат шины траков в пульмановские вагоны, не льют раскаленное добела дерьмо в литейные формы. В университетах эти гомики получают свои долгоиграющие кэнди и сосут их до смерти. Путь от пизды до могилы они проходят, даже не заподозрив об ужасах жизни.

И гавно и ментально больные, все они живут в больших собственных домах и не работают. Как они так устроились, чтобы не работать? Может, я что-нибудь в жизни делаю не так?

Самый интересный из клиентов "Имунаха", Гарри, когда ты подъезжаешь, всегда уже встречает тебя. И он, я сразу заметил его привычку, всегда встречает тебя у пожарного гидранта. Сначала можно подумать: ах, какой забавный чудак. Но он встречает тебя у гидранта всегда. И с течением времени ты понимаешь, что он это делать вынужден. Когда ты подъехал, Гарри подходит к тебе всегда одинаковым образом. Он засовывает руки в карманы, задирает брюки так, что видны ноги над носками, и, насвистывая фальшивую обработку "Вэн Зэ Сэйнтс Ар Марчинг Ин" , идет к машине такими шагами, чтобы шагов было пять.

Гарри не работает. Утром он заказывает такси и едет в бар "Кэптэн Волтерс". Потом он делает колл из "Кэптэна Волтерса" и со стопом в "Эдвардс"-супермаркете едет домой. Так ежедневно. Гарри посчитал, что денег, доставшихся от матери, ему хватит, чтобы прожить через "Кэптэн Волтерс" до 98 лет.

Я попадаю на Гарри раз в три дня. Если ты подъезжаешь к Гарриному билдингу, он уже у пожарного гидранта билдинга. Если ты подъезжаешь на его колл из "Кэптэна Волтерса", он уже и там на пожарном посту пищеблока.

Я спрашивал у других таксистов, поднимавших Гарри:

– С ним что-то не в порядке, с этим парнем, который стоит у пожарного крана? У него не пожаробоязнь?

– А он тебя волнует?
– спрашивали они.

У всех у них тоже одинаковые голоса. С еврейским акцентом. А евреев не волнует ничего кроме их ебаного холокоста . Их не волнуют нестандартные люди.

Однажды я решаю опередить Гарри. Я статистически высчитываю время, когда Гарри сделает колл из "Кэптэна Волтерса". Я подъезжаю за тридцать минут до расчетного времени, становлюсь в двух блоках от пожарного гидранта и жду на рации. Если запарковаться у блока с "Кэптэном Волтерсом", то получишь тикет.

Гарри делает колл. Диспетчер по рации передает колл мне. Я стартую и гоню к пожарному крану с таким ускорением, что на 1000-футовом тесте характеристик двигателя я уложился бы, как Мансератти, в 12 секунд. Ни на один колл я не ездил быстрее. Весь я - буря и натиск. Я намерен убить его сегодня. Но я умышленно не доезжаю до пожарного крана десяток футов.

Когда Гарри выходит из "Кэптэна Волтерса", я стою от пожарного крана в трех метрах. Лицо Гарри выражает пронзительный крик.

– О, нет! Нет! Нет!
– вопит Гарри.
– Не подъезжай, пока я не у гидранта!

Гарри бросается к крану с такой скоростью, что я допустил бы его на 1000футовый автотест ускорений даже без машины. Я вижу только его подошвы. Его вотвот хватит инсульт.

Я уступаю. Гарри добегает до поста первым. Я медленно подъезжаю и останавливаюсь. Гарри засовывает руки в карманы, натягивает штаны до шеи и, насвистывая, пятью шагами подходит к машине. Он, как всегда, садится на переднее сиденье, и мы едем в "Эдвардс".

Зачем Гарри нужно встречать меня у гидранта, пусть объяснит мне кто-нибудь другой.

Но, как бы там ни было, я люблю воинствующих консерваторов.

& kartinka: Фото: Флэт Айрон Билдинг. Флэт - плоский. Айрон - утюг.

О счастье: ТЫ ГОВОРИШЬ, ЧТО ТЫ СЧАСТЛИВ? ТЫ ЛЖЕШЬ!

х х х

Славяноиды - символы "стьюпид" . На социальной лестнице Нью-Йорка они под хиспаниками, на полпролета выше китайцев.

Социальный статус народа зафиксирован в Нью-Йорке географически - по степени отдаленности гнезда этого народа от Манхэттена. За Манхэттеном идет Бруклин, Брайтон - на краю Бруклина, на Брайтоне суша кончается .

Клиент, продавец видеокамер в шопе электроники "Игл", говорит мне:

– Я могу узнать русского покупателя с первого взгляда.

– Как именно ты это делаешь?
– спрашиваю я.

– Просто, как палец, - говорит он.
– Русский - это человек с лицом европейца, одетый, как китаец.

х х х

Мужчина входит в бар и говорит бартендеру:

– Быстро налей мне один виски-стрэйт , сейчас выпью и расскажу новый анекдот про поляков.

Бартендер наливает виски и говорит:

– Окей. Но учти, что я - поляк. И вот этот, здоровый у стойки, тоже поляк. И вот те два, бугаи у биллиарда, они тоже из Польши.

– Хорошо, хорошо, - говорит мужчина, глотая виски.
– Я буду говорить медленно-медленно.

х х х

ДОСТАВЩИКИ НА ВЕЛОСИПЕДАХ - ОНИ ИЩУТ СМЕРТИ.

х х х

О религии: БОГ - КАК ЕВРЕЙ-ОФИЦИАНТ. У НЕГО СЛИШКОМ МНОГО СТОЛОВ.

х х х

Еврей, итальянец и поляк арестованы и приговорены к двадцати годам ссылки в Сибирь. Каждому из них разрешено взять с собой в ссылку по одной вещи. Еврей берет с собой телефон, итальянец - женщину, а поляк двадцать тысяч блоков сигарет.

Через двадцать лет, после освобождения, их встречают репортеры, чтобы взять интервью.

– Как вы себя чувствовали?
– спрашивают репортеры.

– Нормально, - говорит еврей.
– У меня был с собой телефон, я мог заниматься бизнесом. Сейчас у меня в банке сто тысяч долларов.

– Отлично, - говорит итальянец.
– Поскольку со мной в тюрьме была женщина, то теперь у меня большая семья и много бамбинос.

– Ну а как вы?
– поворачиваются репортеры к поляку.

– У кого-нибудь есть спички?
– спрашивает поляк.