Нью-Йорк

Они обменялись приветствиями. Горэм похвалил усы Хуана, а тот сказал, что Джанет называет его за это пиратом.

– Говорит, пираты ей нравятся, – добавил он.

Подошла официантка, и они заказали бутылку белого. Горэм глянул на улицу: небо темнело, затягиваясь тучами. После того как вино было разлито и официантка огласила меню, Джанет переключилась на Горэма:

– Значит, вы банкир?

– Именно так. А вы?

– Сейчас я работаю в литературном агентстве. Это интересно.

– Сегодня продала права на сериал по новому роману, – с гордостью подхватил Хуан.

– Мои поздравления! Выпьем за это. Мой отец однажды тоже написал роман.

– Я слышала, – сказала Джанет. – «Верразано-Нэрроуз». Громкая была вещь.

Хуан изучал рыжеволосую соседку. Она не могла их не слышать, но вежливо игнорировала и время от времени посматривала на дверь. Однако при упоминании знаменитой книги украдкой бросила на Горэма любопытный взгляд.

– Джанет подумывает, впрочем, заняться телевизионным бизнесом, – сообщил Хуан. – Ее подруга работает на Эн-би-си.

Одной из любимых черт города для Горэма было то, что крупные издательские дома стояли незыблемо – и могучая «Нью-Йорк таймс», и ведущие журналы от «Тайм» до «Нью-йоркер», – как в старые времена отцовской молодости, когда великие литераторы собирались за Алгонкинским круглым столом [96] . К ним присоединились и крупные телекомпании, которые сосредоточились в Мидтауне на расстоянии вытянутой руки. Но Джанет, похоже, сейчас не хотелось обсуждать свое телевизионное будущее.

96

Один из самых влиятельных кружков культурной богемы 1920–1930-х гг. Члены этого кружка встречались в гостинице «Алгонкин» в Нью-Йорке.

– Хочу послушать, как вы познакомились, – сказала она.

– В Школе бизнеса Колумбийского университета, – ответил Горэм. – Там были первоклассные магистерские курсы. Публика всех сортов, от заурядных банкиров вроде меня до совершенно необычных фигур вроде Хуана. Очень многие потом устроились в некоммерческие организации – благотворительные фонды, администрации больниц и так далее.

Хуан произвел сильное впечатление и на Горэма, и на приемную комиссию Колумбийского университета. К тому времени он уже работал у отца Гиганте, священника и руководителя общины, который помогал беднякам из Южного Бронкса, где Хуан и провел год в Мультисервисном центре в Хантс-Пойнт. Прежде чем он применит свой опыт в Эль-Баррио, его обязали пройти курсы делового администрирования, куда Хуана не только приняли, но и выделили гранты для оплаты всего подряд.

– Они наверняка решили, что с таким послужным списком Хуан может возглавить Нью-Йорк, – ухмыльнулся Горэм. – Конечно, я прочу ему будущее покруче.

– Ну-ка, поделитесь, – потребовала Джанет.

– Сначала он оживит Эль-Баррио, для этого ему придется стать политиком. Потом станет мэром Нью-Йорка – новым Ла Гуардиа. Дальше выдвинется в президенты. К тому времени я стану крупным банкиром, найду для него средства, Хуана изберут, и он наградит меня должностью посла в какой-нибудь приятной стране.

– Здорово! – рассмеялась Джанет. – И куда вы нацелились?

– Может быть, в Лондон или Париж. Меня они оба устроят.

– Лондон! – припечатал Хуан и повернулся к Джанет. – Его французский невыносим.

– Горэм, я потрясена, – сказала Джанет. – Вы расписали всю его жизнь.

– Все, конечно, зависит от Хуана.

– А он водил вас по Гарлему?

– Несколько раз поводил по Эль-Баррио, – сказал Хуан. – Он сам попросил. И там не так уж плохо. Ему и музыка наша понравилась, и еда. Правда, Горэм?

– Правда.

В глазах Хуана заплясали чертики.

– Если хочешь получить настоящие впечатления, тебе надо зайти к Горэму домой. В тот самый домище на Парк-авеню.

Он сказал это Джанет, но краем глаза следил за рыжеволосой соседкой. И та, как и было задумано, снова взглянула на Горэма.

Снаружи донесся громовой раскат. Начался дождь. Хуан посмотрел на дверь. Там маялась молодая пара, которой хотелось войти, но мест не было. Воспользовавшись случаем, Хуан подался к девушке:

– Простите, вы кого-то ждете?

– Да, – лаконично ответила она. Потом, не желая показаться грубой, добавила: – Брата.

– Надеетесь, что придет?

Хуан умел быть настолько очаровательно настырным, что его прощали.

– Может быть, да. – Она взглянула на часы. – А может, и нет.

– Я просто подумал, что если вы пересядете к нам, то тем бедолагам не придется мокнуть, – вежливо пояснил Хуан.

Рыжеволосая девушка холодно уставилась на него, затем посмотрела на пару и смягчилась:

– А если брат все-таки придет?

– Пристроим его с краю, – улыбнулся Хуан.

Соседка в веселом недоумении покачала головой.

– Ладно, – согласилась она. – Меня зовут Мэгги О’Доннелл.

Все представились.

– Про вас мне, похоже, уже все известно, а я юрист.

Трапеза продолжилась в приятнейшей атмосфере. Когда выяснилось, что Мэгги работает у Брэнча и Кейбелла, Горэм спросил:

– Насколько я понимаю, это значит, что вы вернетесь отсюда на службу?

И Мэгги подтвердила, что так и сделает.

Вскоре Горэм решил, что эти самые Брэнч и Кейбелл довольно симпатичны, и попытался выведать о Мэгги побольше. Ему удалось выяснить, что днем она побывала на заседании Комиссии по историческим памятникам и является активной защитницей классической архитектуры города – например, стремится оградить Центральный вокзал от неумолимого наступления стеклянных небоскребов. Отец одобрил бы – очко в ее пользу. Но хотя Мэгги держалась совершенно дружески, Горэм заметил, что она хорошо владеет адвокатским приемом уклоняться от ответа на нежелательные вопросы.

Горэм захотел подробнее узнать, чем занимался в последнее время Хуан, и тот рассказал о сотрудничестве с находившейся неподалеку Больницей горы Синай. Он стремился повысить качество медицинской помощи в Эль-Баррио, а теперь занялся и улучшением ужасных условий тамошней жизни. Он также вступил в общение с радикальными пуэрто-риканскими активистами, дабы заручиться их поддержкой.

Горэм был впечатлен.

– Молодчина, Хуан! – сказал он. – Контакт с Больницей горы Синай – это блеск!

Мэгги тоже внимательно слушала, но выглядела озадаченной.

– Как же вы общаетесь с радикалами? – спросила она. – Судя по тому, что я слышу, это крайне опасная публика.

Хуан вздохнул. Он знал, что ее беспокоит. На исходе шестидесятых в среде пуэрто-риканской молодежи сформировалась группа, которая назвала себя «Молодыми лордами» и потребовала улучшения условий жизни в Эль-Баррио. Какое-то время пресса поливала ее грязью за сходство с чикагскими «Черными пантерами». Едва ли следовало удивляться тому, что эта братия пугала симпатичную белую девушку-юриста из среднего класса.