Нюрнбергский набат. Репортаж из прошлого, обращение к будущему
Шрифт:
Неизвестно, почему, Лоренс, несмотря на протесты всех обвинителей, дал возможность Герингу говорить, сколько тот захочет и не перебивал его. Через некоторое время председатель трибунала, скорее всего, пожалел о своем решении, поскольку заметил о поведении Геринга:
«Мне кажется, этот свидетель, находясь как на скамье подсудимых, так и на трибуне, усвоил высокомерное и презрительное отношение к суду, который, в то же время, обращается с ним так, как он не стал бы обращаться ни с кем».
Будапешт. Бои окончены
Норман
При этом Геринг как «великий человек», каждый шаг которого должен был войти в историю, не забывал о театральных эффектах и всячески подчеркивал свое «превосходство» над теми, кто его судил. Однажды он обронил Гессу, соседу по скамье подсудимых: «Я — историческая личность. А этого очкарика (Имеется в виду главный обвинитель от США Джексон. — Прим. авт.) завтра все забудут».
От скамьи подсудимых к барьеру свидетелей он шел широким и уверенным шагом. За стойкой рейхсмаршал всем своим видом выражал надменность и спесь большого «государственного деятеля». Снедаемый манией величия, Геринг однажды заметил, что ему кажется, что не конвоир ведет его, а он — конвоира…
Как и другие моменты процесса, допросы Геринга шли в радиоэфир и транслировались во многих странах. Солдаты вермахта, толпившиеся у громкоговорителей в лагерях военнопленных, гордились боевитостью своего рейхсмаршала и даже аплодировали ему. Громко возмущались, кто на себе испытал все ужасы фашизма, но, тем не менее, признавали мужество, стойкость и изворотливость «наци № 2».
Одна небольшая цитата показывает, что рейхсмаршал знал толк в политике и публичных выступлениях: «…Ну, разумеется, народу не нужна война… Но, в конце концов, политику определяют лидеры страны, а втянуть народ — дело нехитрое, демократия ли это, парламентская республика, фашистская или коммунистическая диктатура… С голосованием или без него, народ можно всегда заставить делать то, что нужно лидерам. Это просто.
Все, что нужно сделать — это сказать людям, что на них напали и обличить пацифистов в отсутствии патриотизма и в том, что они подвергают страну опасности».
Конечно, речь шла не о том, что Геринг опроверг все доводы обвинения, а только о краснобайстве рейхсмаршала и его полемическом мастерстве. Доказательств вины «наци № 2» было столько, что хватило бы на целую гору смертных приговоров. К тому же Джексон на больших должностях отвык от изощренной пикировки, а возможно и вообще не получил такого опыта. В ходе допроса рейхсмаршала он нервничал, проявлял нерешительность и не обошелся без помощи коллег.
«…В конце концов мы все-таки загнали его в угол, — подвел итоги Джексон. — Однако это было настоящей битвой, длинной и тяжелой, а также сопровождалось значительным количеством вылившейся на Германию совершенно неуместной пронацистской пропаганды… Мы располагали против него таким значительным количеством документов, что исход этой битвы был предрешен с самого начала».
Здесь уместно повториться, но последнюю точку в допросе Геринга, точнее, восклицательный знак, поставил Главный обвинитель от СССР Р. А. Руденко. Его вопросы повергли Геринга в горькое уныние. После них рейхсмаршал прекратил активное сопротивление, поник, резко изменил свое поведение. Это отметили все присутствующие в зале, после чего авторитет Руденко заметно возрос. Все стали говорить о его высоком профессионализме.
Геринг,
тем не менее, до конца верил в свое величие и в то, что он служил своей стране. «Через 50 или 60 лет по всей Германии будут установлены статуи Германа Геринга, а крошечные бюсты появятся в каждом доме», — поведал он жене в одном из последних писем.Фельдмаршал Мильх в 1947 г. сам стал обвиняемым на одном из последующих процессов, организованных американцами в том же Нюрнберге, и был приговорен к пожизненному заключению. В 1954 г. его освободили.
Умер в 1972 г.
[Из стенограммы заседаний Международного Военного Трибунала от 8 и 11 марта 1946 г.]
Штамер [30] : Господин свидетель, вы принимали участие в Первой мировой войне?
Мильх: Так точно.
Штамер: Какую должность вы занимали?
Мильх: В начале был офицером артиллерии, в конце — капитаном авиации.
Штамер: Когда вы по окончании Первой мировой войны были уволены с военной службы?
30
Штамер защищал подсудимого Геринга. — Прим. авт.
Мильх: Весной 1920 года.
Штамер: Чем вы занимались по окончании службы?
Мильх: Я пошел в гражданскую авиацию.
Штамер: Когда вы снова вступили в вооруженные силы?
Мильх: В 1933 году.
Штамер: Сразу же в военно-воздушные силы?
Мильх: Так точно.
Штамер: Какую должность вы занимали к началу Второй мировой войны?
Мильх: Я был генерал-полковником и генерал-инспектором военно-воздушных сил.
Штамер: Когда началось создание ВВС?
Мильх: В 1935 году.
Штамер: В каком объеме?
Мильх: Создавались оборонительные военно-воздушные силы.
Штамер: Каковы были отношения между немецкими военно-воздушными силами и ВВС других стран начиная с 1935 года?
Мильх: В первые годы после 1935 года Германия… еще не имела авиации в подлинном смысле этого слова. Это были первые соединения и первые крупные училища, которые были тогда созданы. Была создана в эти годы также и авиационная промышленность. Ранее, перед вооружением, промышленность была весьма незначительной. Я случайно узнал, что число рабочих во всей немецкой авиационной промышленности к моменту прихода национал-социалистов к власти составляло от 3000 до 3300 человек: конструкторов, торговых специалистов, техников и рабочих.
Первый контакт с заграницей в области авиации имел место в 1937 году, а именно вследствие того, что в январе 1937 года английская комиссия под руководством вице-маршала авиации Кортни и трех других высших офицеров (Кортни был начальником разведывательной службы английской авиации) прибыла в Германию. Я сам сопровождал эту комиссию во время ее пребывания в Германии. Мы выполняли все желания этих господ в отношении того, что члены комиссии хотели видеть. Тогда существовали лишь первые соединения, главным образом учебные, в которых впервые испытывали новые модели.