О чем грустят кипарисы

Но я ошиблась. Со «святым человеком» я встретилась после войны в Казани. Его фамилия — Гайнанов. Он работал в Казанском аэропорту. Умер в 1968 году.

В ту ночь, возвращаясь на аэродром, я приглушила мотор и сделала несколько кругов над тем местом, где, по словам Темир-шейха, находился немецкий склад боеприпасов. Разглядела на лесной дороге несколько автомашин, идущих в южном направлении. «Надо произвести тщательную разведку, — решила я. — Разбросать САБы и обнаружить склад».

Доложив Бершанской о выполнении задания, я поделилась с ней своими соображениями.

— Да, разведка необходима, — согласилась она. — Заодно захватите листовки.

— Сколько мы уже раскидали этих листовок! — заметила я. — Счёту нет.

— Есть, — возразила Бершанская. — Над Крымом — больше миллиона.

«Ого, бумаги не жалеем. По пять листовок на каждого гитлеровца. На хорошее дело не жалко. Фашисты, сложившие оружие, сохраняют жизнь не только себе, плевать нам на них, но и нашим солдатам».

И вот мы с Валей летим на разведку.

— Мамочка моя, какая болтанка, — жалуется она. — Бока будут болеть.

— Неженка…

Перелетели линию фронта, Валя избавилась от листовок. Снова жалоба:

— Дышать нечем. Искупаться бы сейчас в море.

Я вспомнила купание Лейлы в Азовском море, когда она увидела в воде женскую руку, и поёжилась.

— До нашего квадрата восемь минут, — предупредила Валя.

— Ищи автомашины. Учти, они могут быть замаскированы. Смотри во все глаза.

Валя бросила САБ, и мы сразу увидели колонну из десятка автомашин, ничем не замаскированных. Людей не видно, успели укрыться. Склад, по-видимому, где-то рядом. Ни прожекторов, ни зениток. Всё это хозяйство, конечно, отправлено в Севастополь.

— Брось одну бомбу на головную машину, — сказала я. — Если она нагружена боеприпасами, и склад рядом, вторая бомба может и не понадобится.

Валя ударила точно, но машина оказалась пустой.

— Бросай САБы по одному, будем высматривать склад. Он где-то здесь.

Яркий свет высветил склоны холмов, дорогу, небольшое озеро, вишнёвое дерево… Склада мы не обнаружили.

— Ещё одна машина, — сказала Валя.

— Где? — встрепенулась я.

— Курс 120. Чуть вправо. Ещё…

— Вижу. Бей.

Я разгадала хитрость немцев: колонна стоит в стороне, к складу машины подъезжают по одиночке. Видимо, так оно и было: внизу раздался двойной взрыв, машина, нагружённая боеприпасами, взлетела на воздух. Но где же главная цель?

— Склад где-то тут, запомни место, прилетим ещё раз, — сказала я. — Эта машина, видимо, успела отъехать…

Мы вернулись с новым запасом САБов и двумя «сотками».

Вишнёвое цветущее дерево, залитое светом бомбы и луны, казалось каким-то сказочным видением.

«Спешить некуда, — рассудила я. — Склад не иголка, обнаружим».

— «Мессер» слева! — крикнула Валя. — Мамочка моя…

Огненная трасса пересекла наш курс, я нырнула под неё и едва не врезалась в белоснежную крону вишни. Стала кружить вокруг дерева, меняя высоту. Немец бил короткими очередями, атакуя нас с разных сторон. Вишнёвое дерево, вздрагивая, пучками сбрасывало белые лепестки на землю. В голове вихрем проносились мысли: «Заметили сразу. Ждали. Думали, не обнаружим, улетим. Сама напросилась. Склад близко…»

— Стреляют из двух автоматов, — уже спокойнее доложила Валя. — Автоматчики к югу от дерева, между холмами. Там склад! Вижу склад! — в её голосе звучало торжество, об истребителе она словно забыла.

Но я помнила. И приняла решение: направить самолёт на автоматчиков. Склада я не заметила, но он там, между двумя холмами. Сверху его не видно, замаскирован. Уже светает. Ещё один круг, последний…

И тут произошло невероятное: «мессер» круто развернулся и врезался в лесистый склон холма. «Потерял ориентировку», — мелькнула злорадная мысль. По инерции я продолжала кружить вокруг дерева.

— «ЛАГГи»! — крикнула Валя. — Девять штук!

Немец, видимо, заметил их раньше и потерял от страха не ориентировку, а голову. Истребители, набирая высоту, с грохотом пронеслись над нами и исчезли в предутренней мгле.

Автоматчики прекратили огонь и, наверное, горько сожалели теперь, что обнаружили себя. Уверенные, что «мессер» расправится с нами, решили принять участие в охоте на ночных ведьм.

Валя ударила залпом, сразу двумя бомбами. Мощная взрывная волна смахнула белоснежный наряд с нашей спасительницы-вишни. Пламя взметнулось выше холмов, и было расцвечено прямо бенгальским огнём, — это взрывались патроны.

— Мамочка моя, как красиво, — сказала Валя и, вздохнув, добавила: — Вишню жалко.

У меня вдруг разболелась голова, я хотела передать управление штурману, но не успела.

— Магуба, сделай мёртвую петлю, — эта неожиданная просьба ошарашила меня, и головной боли как не бывало.

Я молчала, с наслаждением слушая причитания штурмана:

— Никто не отказывает. Все девочки испытали. Ну, что тебе стоит…

Линия фронта осталась позади.

— Не мёртвую петлю, а петлю Нестерова, — строго сказала я. — Ремни проверь.

— Проверила!..

Выше нас пролетали эскадрильи «Яков», «ЛАГГов», «Илов», «Петляковых». Интересно, что думали лётчики, наблюдая, как одинокий «По-2» в лучах зари выполняет одну за другой петли Нестерова.

— Как здорово, — лепетала Валя. — Как на качелях. Ещё… Мамочка моя…

По дороге в деревню я просвещала своего штурмана:

— Никогда не говори «мёртвая петля», это устаревшее название. Ничего «мёртвого» в этой фигуре высшего пилотажа нет. Впервые её исполнил замечательный лётчик Пётр Николаевич Нестеров 27 августа 1913 года. А ещё раньше он ввёл в практику виражи и резкие, крутые повороты с креном, доказал их безопасность. До него все лётчики мира делали только плавные повороты, без крена, с большим радиусом, на что уходило много времени.

Нестеров первым в истории мировой авиации в августе 1914 года применил в воздушном бою таран. Сбил вражеский самолёт-разведчик, которым управлял австрийский барон, лейтенант Розенталь, и погиб сам.

К этому историческому бою Нестеров тщательно готовился. Собирался ударить вражеский самолёт колёсами сверху по краю верхней плоскости. Но почему-то ударил в середину, по кабине. Удар был настолько сильным, что переломился вал мотора. Просчёт Нестерова его друзья объясняли крайним переутомлением — он летал слишком много. Был случай, когда он, выйдя из самолёта, потерял сознание.