О чем молчит лед

Дуса сообразив, кто ее обнял, забилась, закричала, себя не помня. Рассудка лишившись била кулаками по груди аспида, ногами пинала змеюку. А тому, как ласка — обнюхивает языком, жмет к себе крепко, но нежно, будто вред причинить боится.

Волох посохом взмахнул и закричал заклятье. Полыхнуло в небе, сквозь снег всполохи видны стали в темноте. Из-за стен саламандры показались, пошли на Шахшимана, ветер подул, сгибая вековые сосны. Неведомая сила выхватила девочку из лап нага и отнесла к порогу храма. На том сила ведуна закончилась, а ведуньи и не началась — взбешенный потерей дорогой ему игрушки наг уставился в глаза Ма-Гее и парализовал ее. Потом начал без разбору дома хвостом крушить, с ревом хватая людей и откидывая их как щепки в стороны. Пришлось Волоху время вновь вернуть. Началась битва.

Только сколько воины не пытались змея поранить, лишь сами ранились. Один, второй пал, третьего хвостом как бревном придавило, четвертый с взглядом нага встретившись сам в себя меч вонзил. Женщины навалились и те отлетели на саламандр. А они только подходили к Шахшиману, сразу блекли, таяли.

Эльфина вспрыгнула на ограду крепища и запела, призывая ветер усилиться. Саламиф с горящими глазами шла к нагу, обнажив оба меча, Нив впереди нее бежал. Но что толк от них, если силен Шахшиман как все дивье племя вместе взятое, если выситься над толпой как дерево самое высокое. Хвост в обхвате, что дуб вековой — куда такой срубить. На то сутки и все силы рода положить надо.

Волох слаб, читая заклятье, очнувшаяся Ма-Гея ему вторила. Ран еле на ногах стоял, но все пытался убить змея.

Дуса с ужасом наблюдая за бойней, понимала одно — в ее силах хану роду остановить. Да только как в руки нага себя отдать? Лучше здесь же, сразу умереть. И только подумать — сердце от ужаса обмирает, горло перехватывает.

Щур, Щур, миленький помоги! — взывала, молила и вдруг вспомнила про коловраты солнечные. Есть же они и пусть слабы, но еже ли в грудь змея метнуть может и сработать, ослабить его, а там добить всем, разом навалившись, нетрудно.

Только шаг в сторону к вратам сделала, как за спиной услышала:

— Обернись.

Дуса повернулась и глазам своим не поверила: Финна неизвестно как от чар освободившаяся держала в руке факел, направляя его внутрь храма, где дети разместились. Арес держал крепко кроху — Малуху, приставив рез ей к горлу.

Тихо стало — замерли все, понимая, что сейчас случиться может.

Саламиф легонько подула в сторону факела, гася огонь, но тот шибче разгорелся.

— Нет, — качнула головой Финна, выставив склянку Дусы. Девочка схватилась — а на шее лишь родовой анжилон и ничего боле — когда успела сестра, как?

— Кровь нагайны, — поняла Саламиф и лицом от ярости изменилась, судорога алым пламенем по нему прошла, искажая и уродуя.

— Что же ты творишь дочь? — прошептала в отчаянье Ма-Гея.

— Не дочь она нам! — возвестил Ран. — Прочь, навье отродье! Иначе сам порублю! Афина безродная имя теперь тебе! А тебе мальчишка Парис имя!

Волох время, не тратя выкрикнул заклятье, желая застолбить предателей, но чары его против него и обернулись только Афина ладонь выставила.

— На себя силы других берет, — поняла Ма-Гея и предостерегла дивьих помощников от насылания чар. Ветер тут же стих и саламандры исчезли.

Дуса осторожно к Аресу пошла:

— Оставь девочку, оставь. Что она тебе?

Тот зачарованно на шипящих коргон на голове Дусы смотрел, страшился видно, но с места не двигался. А те от ярости вились и шипели как суроченные.

— Оставит, — заметил наг, пристально следя за девочкой. — Если со мной пойдешь.

И руку протянул требуя.

У Дусы глаза огромными от ужаса стали. Смотрела на руку его и, справиться с собой не могла — дрожала как от холода.

Наг махнул ладонью, и Арес выпустил девочку. Та с плачем к матери ринулась, что в стороне рядом с телом погибшего мужа на коленях стояла и сама не своя от горя, на дочь смотрела, моля о ее спасении.

Дуса посмотрела на обнявшихся, на факел в руке Финны, потом на матушку свою, на отца пораненного, еле на ногах стоящего и поняла, что выхода нет. Сейчас еще можно спасти положение, даже кого-то из погибших воскресить, но для того надо нага увести из крепища и то ей лишь по силам. Отчего и почему так судьба ее распорядилась? Знать бы, может, и изменилось что.

— Убери факел, Афина, — попросила тихо. Решилась уже, но последний жест, что на веке ее разделит с родичами, трудно было сделать. Сказал бы кто: остановись. Послушалась. Только все молчали, понимая, что выбора нет. Ран и рад был умереть за род и дочь, да что хана его изменила бы? Мало полечь, от того толк быть должен. Вот если б он вместе с нагом землю покинул — другое дело.

— Прости, дочь, — прошептал одними губами. Ма-Гея зажмурилась, всхлипнув тоненько: прощай дитя, прости мать свою, что судьбу страшную тебе не ведая того, устроила.

Дуса заплакала беззвучно, дрожа руку к ладони нага протянула, но не дотронулась — не смогла. Сам схватил.

— Давно бы так, — усмехнулась Афина, склянку откинув вместе с факелом в сторону. Снег тут же огонь потушил.

Шахшиман деву к себе подтянул, к груди прижал. Дуса заплакала навзрыд, зажмурилась и почувствовала, как в воздух поднимается — наг вверх поднялся, вытянулся. Хвостом перехватил своих помощников, прочь из городища выполз.

Глава 8

Страшно было Дусе глаза открывать, не меньше чем понимать, что она в воздухе висит, и если б не рука ненавистного нага, упала бы и разбилась. Глаз приоткрыла и, глянув вниз, невольно за плечи Шихшимана зацепилась: так и есть — ноги в пустоте болтаются и до земли, что до неба. Спаси Щур с такой высоты ринуться. Взгляд невольно упал на шею нага, на которой сзади валиком плащ змеиный свернут, на тонкие губы с мелкими, еле заметными чешуйками.

— У-ууу, — тоненько заскулила, заплакала опять в отчаянье. Ее мутило от омерзения, но ничего кроме как терпеть, цепляясь за змею, не оставалось.

Она попыталась отвлечься, запомнить дорогу обратно, но разбери, что внизу и запомни, если только кроны деревьев видны и все почти близнецы. Как обратно по таким ориентирам доберешься без помощи лесовиков? Голову вверх постоянно задирая? А толк? А на лесовиков надежи мало — не станут они с нагами связываться, потому Дусе не помогут. Ей коргона Рарог не помогла — куда уж лесным сподобиться? Змеи на каргоне спали, усыпленные нагом и будто не было их. Вот и защита — отчего спасла и кого, не ведомо.

Дуса дрожала от ужаса и все пыталась с собой справиться, придумать что-нибудь, но взгляд скользил по чешуе нага, выхватывал Ареса и Афину, обвитых хвостом и спокойно то принимающих, и слезы вновь начинали лить из глаз.

Погуби меня Щур, дай умереть, — взмолилась в небо. Хуже нет понимать, что сестра родная — предательница, твоему горю способствовавшая и позор рода всего. А ты забава змея и ни помощи не будет, ни надежды на лучшее нет, ни возможности исправить хоть что-то. И хоть плачь, хоть не плачь — одна видно дорога — умереть.