О черни, Путевые заметки
Шрифт:
Простите меня - я не специалист, и потому пишу это как роман; быть может, все это - бессмыслица с профессиональной точки зрения, или вещи, давно ноем известные. Но я должен увязать одно с другим все, что видел; переворот, который принесло с собой христианство в римский мир, беспокоит и задевает меня, как, пожалуй, ни одно романтическое явление под солнцем. Незнание не составляет греха.
АНТИЧНОСТЬ
Есть люди, имеющие отношение к античности (а некоторые даже и связь с нею), и есть другие, которые эти отношения только еще завязывают. Во втором случае происходит примерно следующее: попав впервые на крупный склад античных древностей, например, в ватиканский, термсский или неаполитанский музей, эти люди сначала благоговейно простаивают перед каждой скульптурой и восхищенно шепчут про себя какие-нибудь классические цитаты, например: "Caesar pontem fieri iussit!"["Цезарь приказал: "Да будет мост!" (лат.)] После первого получаса они незаметно ускоряют шаг. Через час проходят по следующим залам уже бодрым маршем. А еще через пятнадцать минут жалеют, что у них нет велосипеда.
Вторая фаза начинается, когда путешественник видит разом девять голов Сократа, выстроенных на
Так вот, прежде, всего существенно отличается скульптура греческая от римской, причем слово "греческая" не означает ровно ничего, потому что просто невозможно обозначить одним словом архаического Аполлона и пергамское барокко. Если кто скажет, что преклоняется перед античностью,--тот тем самым обнаружит, что видел только камни, а не скульптуру.
Невозможно все это охватить одним вкусом; вы должны выбрать свое, а к остальному сохранить по крайней мере вежливое отношение. И если все это сделано из мрамора, это еще не означает, что все с-то - однородное.
Когда же путешественник убедится, что нет никакой античности в общем смысле слова, он узнает взамен о существовании неисчислимого количества других, чрезвычайно интересных явлений. 1. Прежде всего существуют архаические местные искусства, и на первом месте - искусство этрусское, сильное и неуклюжее, затем-сицилийское искусство, от которого остались очень милые наивные урночки, этакие домики из глины с идиллическими барельефами, далее - подлинно дорическое искусство сицилийских колонистов: воспевать его мне, пожалуй, не надо. 2. Кроме того, существует греческий импорт, у которого столько же общего с собственно Италией, как и с Кенсингтонским музеем[Кенсингтонский музей - один из богатейших музеев Англии. (Подробнее см. "Письма из Англии", в наст, томе.)]; римляне ввозили к себе скульптуры и скульпторов. Скульптуры сохранялись в своей первоначальной красоте, большинство же скульпторов портилось. Тут вы найдете аттический стиль, и аргивянский, и родосский, и пергамскнй, и эллинский, и прочие, найдете превосходные произведения, и копии, и обломки, за которые я отдал бы целого Лаокоона с умирающим галлом и Фарнезским быком, да еще дал бы в придачу все, что имею и что сумел бы одолжить у других. 3. Потом тут широко распространились местные греко-римские работы по камню в крупном масштабе, но тогда уж за дело активно принялись римляне или еще какая-то нация, и они трудились над камнем так, что пыль столбом стояла; и выходили изпод их резца дюжины одинаковых уродливых фигур; это было оптовое производство, конвейер, ремесло, виртуозность, физическая сила, реализм и барокко, но встречались (обычно в лапидариях) маленькие фигурки, от которых веяло народной свежестью, простотой, деревней с ее садами, оливами, шалфеем и родниками. 4. Потом началось собственно римское ваяние, грубое, натуралистическое, портретное и трезвое: цезари, борцы, матроны и хищные звери, бронза, цветной мрамор, цирки, политика и будничная действительность; искусство материалистическое, импонирующее, строгое, перезрелое и иссыхающее. 5. И во всю эту смесь то тут, то там врывается какая-нибудь новая струя: например, когда возникает возможность расписать стены картинками в красках, тогда совсем другие руки, не те, что привыкли держать долото, а руки не сильные, мягкие, нежные наносят легонькие фресочки на стены Помпеи, изображения хрупких, как грезы, сооружений, трепетно-тонкие пейзажи и фигурки, легкие, как мотыльки; или наоборот, вдруг, не знаю какой фракиец или варвар создаст исполинскую грубость Каракалловых мозаик, вылепив страшные горы мускулов и чуоатые, похожие на репу головы heavy-weights[борцов (англ.).] римского цирка - произведения тупые и громоздкие, л все же своим тяжелым языком форм указывающие путь будущим христианским мозаикам. Но даже сами римские саркофаги, это слоновьи кади, перегруженные густыми гроздьями тяжеловесных и глубоких барельефов, свидетельствуют о том, как мало эллинского сока проникло сквозь римскую скорлупу. Взгляните на барельефы арок Севера или Константина: это просто какой-то атавизм тяжеловесности, тут уж совсем исчезает импортированный нанос эллинской культуры. Еще несколько шагов, и мы в Латеранском музее; искусство полуварварскоe переходит в христианский примитивизм.
Так, вместо античности, путешественник найдет следы всевозможных наций, вместо универсальной красоты - стихийные и подсознательные племенные влияния. Скажу вам, даже ради этого вывода стоило сюда ехать; конечно стоило, ибо в нем - свидетельство величайшей силы этнической. Народ, что бы он ни свершал, все равно рано или поздно, невольно и инстинктивно возвращается сам к себе и перерождается в себе самом.
И тогда мы видим: удивительно и могуче искусство.
ИЗ РИМА
Честное слово, я не пропустил ни одного прославленного памятника или арки, не миновал ни одного музея, или термы, или мавзолея, но расскажу вам о более скромных местах; такова уж моя мания, когда я странствую; и если бы мне захотелось сидеть, ни на что не глядя, то мне
лучше сиделось бы у св. Лаврентия- это такой маленький фонтанчик, - чем в тени Колизея, где встрепанный гид объясняет непромокаемым англичанкам, откуда на арену вытекала вода и через какие входы впускали исторических львов.Я уже писал как-то о Сан-Прасседе и Сан-Пуденциане: теперь я еще раз вспоминаю вас, золотые мозаики, ибо нашел еще более прекрасные и святые у праведников Космы и Дамиана, куда никто не ходит, и где не было ничего, только на органе играли чьи-то невидимые руки; двенадцать овечек, и среди них тринадцатая - это Христос; овечка на книге за семью печатями - он же; и еще раз он, во всей славе небесной: ибо в те времена, по-видимому, еще не знали изображения креста с мертвым и страшным Христом.
А праведники - худые, с нежными руками и невероятно огромными, серьезными глазами; святые Петр и Павел ведут их к Христу, а он встречает их таким же глубоким и грустным взглядом. Не знаю, что сказать вам о св. Марии ни Трастевере, потому что, попав в Трастевере, я все свое внимание обратил на местный люд. Трастевере - нечто вроде римской Малой Страны[Малая Страна - район г, Праге, который был населен главным образом мелкой буржуазией], мир маленьких людей, маленьких площадей и маленьких детишек; люди степенно сидят у ворот, об их колени почесываются романские овечки со сладкими глазами. Санта-Агнесса фуори слишком далеко отсюда: там-катакомбы, мозаики и античные колонны, но прекраснее всего-сам внутренний простор ее, стены с колоннами, пилястрами и окнами под самым потолком; я нахожу такое расположение красивым и мудрым.
Кроме того, там есть ротонда Санта-Констанна с чудесными мозаиками на белом фоне, изображающими ангелочков, которые собирают, свозят и давят голубой виноград. Выполнены эти мозаики еще совсем в римской традиции, но в то же время сделаны он и так же по-детски, с той же наивной строгостью, как и первые христианские скульптуры, у которых почти одни только глаза говорят о новой вере, человеческой.
Но если ваша душа полна грусти и задумчивости, если день полон золотого сияния, если вам уже все стало безразлично и вы просто хотите отдаться мгновению или судьбе - идите в Сан-Лоренцо фуори. Не потому, что там есть красивый и даже двойной храм, слепленный из прелестнейших греческих карнизов и 19 колонн, а потому, что есть там монастырский амбит, крошечный романский амбит с садиком и фонтанчиком. Престарелый халтурщик тщательно выписывает там акварелью убогий рисуночек, какой-то монашек ковыряет пальцем в грядках, разговаривая сам с собой, как журчащий фонтанчик, и это - всё. Стены обложены плитами из катакомб: фрагмент барельефа, детское изображение рыбы или барашка, а главное - масса надгробных надписей.
URSUS VIXIT AN XXXXI
Какой-то Урсус прожил сорок один год; а ты - ты прожил пока только тридцать три,
IRENE IN PACE. LAVRIT1O CONG BENE MERENTI UXOR [Почившему в мире заслуженному Лаврнцию - жена (лат.).]
Это велела высечь на камне супруга заслуженного Лавриция. "Bene merens", - вот и вся похвала: он был добрый и заслуженный, можно ли требовать от человека большего? И ты будь bene merens.
CHERENNIUS VETERANUS[Хeрениус, старый солдат (лат.).]
Этот, вероятно, жил очень долго и умер одиноким, ибо никто не посвятил ему никаких изречений. На других плитах высечено просто "дети и вольноотпущенники". Вот он, конец античного великолепия: место цезарей и богов занимают эти "bene merentes", эти пекари, лавочники, мясники, завещая вечности свои имена, неуклюже врезанные в каменные плиты. Лавриций не был ни цезарем, ни героем, ни консулом: он был просто "bene merens". И только христианская простота сохранила его заслуженное и скромное имя на веки вечные. И знаете ли, скорее именно в этом усматриваю я весь смысл христианства, а не в языческом величии собора св. Петра. И потому так хорошо на душе, когда ты бродишь в красных амбнтак монастыря у Сан-Лоренцо.
СЛАДОСТНАЯ УМБРИЯ
Я приехал сюда не ради святого Франциска - ради святого Джотто; и вот очутился я в краю, что пригожее всех, в городках самых чистых и милых. О Вифлеем, зовешься ли ты Спелло или Треви - а может быть, Сполето или Нарнн? Благословенные холмы, говорю я, на каждом из вас было бы и богу приятно родиться. И это я еще назвал не все города, и не знаю даже, как зовутся деревни и хутора и крепостцы на вершинах пологих гор. Умбрийский бог сотворил равнину, чтобы росли на ней виноградные лозы и тополя, и холмы, чтобы их покрыли кудрявые рощи, кипарисы и уединенные человеческие гнезда, и горы, - чтобы там поднялись города с этрусскими стенами, готическими домами и великолепным римско-романским замком. У бога умбрийского нашлась восхитительная синяя краска для небосвода, и еще более чудесный цвет, которым он расписал дали и горы. Вот почему Умбрия такая чарующе синяя, самая синяя и голубая из всех краев.
Ассизы, тишина, синь небесная! Несомненно, великий, святой праздник увидеть, как восславил Джотто святого Франциска, которого он, видимо, очень любил, ибо написал о нем мудрые, милые сердцу, бесконечно умиротворенные картины. Ах, зачем, помимо них, околдовал меня дикий, грандиозный Чимабуэ; и, раз уж околдовал он меня, - зачем остался так таинственно, неразрешимо окутан плащом разрушения, которым покрыты его удивительные фрески! Трудно мне было в Сан-Франческо вести борьбу между светлым Джотто и Чимабуэ Удивительным; но едва я выбрался из церковной сени, как тотчас потерялся: был поглощен светом; подавлен синью; ослеплен, оглушен тишиной; заворожен видами. Представьте себе Вифлеем в полуденном зное: каменные кубики неоштукатуренных домов, готические стрельчатые окна, арки, аркады от дома к дому, а между ними проглядывает синяя глубь земли и неба. В глубокой тени коридоров сидят женщины с шитьем, работают "bene mercntes"; это - как картины Джотто. И все вместе взятое - четырнадцатый век; и чисто, словно землю вымели широкими подолами и пальмовыми листьями. Справа и слева вместо улиц - лестницы, и над каждой из них - арки и своды, и отовсюду вы можете заглянуть прямо в окна господа бога, или вниз, на прелестную умбрийскую равнину, густо усеянную дергвцами, аллеями, белыми кубиками домов, подернутую синью. Так скорей, скорей прочь отсюда!
– чтобы остались эти видения летучим сном, длящимся мгновение.