o f2be50149fb33788

боцмана и подчёркнуто вежливо, слегка поклонившись обратился

к застывшему, аки соляной столб норвежцу. Говорил Генрих

Оскорович по немецки бегло и слегка грассируя. Как не без

зависти позднее заметил Устиныч на настоящем хох дойче.

Боря с Ромой с недоумением взирали на происходящее. Борька

даже полушёпотом спросил у меня, как у неизменного спутника

Устиныча, могущего обладать упущенной ими информацией: "Так

что, дед этот немец что ли ?" Я нерешительно кивнул:"Не

исключено. Во всяком случае Бронислав с Геной так думают. " В

конце концов непонятный старец с усилием разомкнул свои словно

склеенные уста и произнёс всего одно слово: "Битте". При этом он

сделал несколько неподходящий для его облика и окружающей

обстановки по джентльменски изящный пригласительный жест в

сторону сарая, словно это была не дощатая развалина,( впрочем из

небольшой железной трубы на покатой крыше уютно вилась

струйка дыма) а как минимум симпатичный домик где нибудь в

Тирольских Альпах. Мы вошли в сарай, ожидая увидеть убогое

пристанище одинокого старика и остановились у порога едва

войдя внутрь. Челюсти наши как по команде отвисли, выражая

удивление и восхищение.

Приют седого отшельника в его внутренней части являл собой

полную противоположность тому, как он выглядел снаружи.

Старец был явно не чужд комфорту и обладал неплохим вкусом,

как выразились бы в 21 веке: " Гросфатер не слабо шарит в

креативном дизайне жилого пространства". Это был настоящий

охотничий домик, обшитый внутри деревянным брусом. Стены

были завешены искусно сшитыми коврами из однотонных

песцовых и пёстрых нерпичьих шкур. В углу просторная лежанка

была накрыта одеялом, на производство которого пожертвовали

свои непростые жизни пара-тройка белых полярных волков. На

148

полу красовался апофеоз этого торжества охотничьего искусства -

шкура огромного белого медведя - урсуса маритимуса с

устрашающе разинутой чёрной пастью и многообещающим

оскалом мощных, жёлтых клыков. Над лежанкой висел охотничий

карабин - верный помощник хозяина в коллекционировании всего

этого великолепия.

Другой центральной частью этой незабываемой экспозиции был

стол, сработанный из пустотелых корпусов морских мин.Как

позже объяснил мне изрядно сведущий в военно-морских делах

Бронислав Устиныч это были оболочки немецких мин LMB -

трёхметровые торпедообразные дуры с хвостовым оперением, как

у авиабомбы( для сбрасывания с самолёта на парашюте).

Цилиндрическая часть корпуса мины, кроме отсека взрывного

устройства, изготавливалась из водостойкой пластифицированной

прессованной бумаги (пресс-штофа). (Это были мины

неконтактного действия и устанавливались на небольших глубинах

у берегового шельфа.Они срабатывали, когда над ними проходил

корабль или судно. Подрыв на глубине до 40 метров под корпусом

корабля 700 килограмм гексонита (смесь гексогена и

нитроглицерина.Мощнее тротила на 40-45%) приводил к весьма

печальным последствиям.)

Корпуса двух этих милых игрушек были аккуратно распилены

посредине, укорочены и установлены по бокам деревянной

столешницы с опорой на хвостовое оперение.Срезы их

куполообразных вершин, каждая высотой с полметра были

закреплены на верху стола, образовывая как-бы одно целое со

своими нижними частями.Оригинальность дизайнерского решения

заключалась в том, что мины как бы протыкают поверхность

стола, в то же время являясь его неотъемлемой частью.

Апофеоз этого прорыва в мебельном деле являло собой кресло,

скорее напоминающее трон. Материал всё-тот же - морская

немецкая мина LMB укороченная вдвое в верхней своей части и

распиленная вдоль играла роль спинки. Нижняя часть с хвостовым

оперением было искусно приспособлено под сиденье.

Задрапированное накидкой из сшитых выбеленых шкурок

полярного песца, оно производило мощное впечатление.

Конусообразная высокая спинка и сиденье укрытые белоснежным

149

мехом привели бы в восторг какого-нибудь маркграфа,владетеля

средневекового замка. Хозяин этого чудесного жилища всё тем же

странным, изысканным жестом пригласил нас садиться на

стоящую с противоположной от кресла стороны стола длинную,

укрытую мягким, желтоватым мехом скамью. После чего подошёл

к небольшой чёрной печке явно фабричного производства с

круглой плитой наверху. Печь по видимому растапливалась

шпицбергеновским углём, наполнявшим большое цинковое ведро,

стоящее тут же.

Старик снял с плиты эмалированный красный кофейник( как

будто ждал гостей), источавший дивный запах арабики и водрузил

его на свой экзотический стол. Из правого минного полушария

словно из диковинного буфета он добыл несколько стограммовых

граненных стаканчиков в серебренных подстаканниках, а так же

фарфоровую сахарницу с рафинадом и горсть чайных ложек.

Ложки он вынул из яркой жестяной коробки с арабской вязью и

кофейными зёрнами на этикетке. Судя по ассортименту

сервировки наш отшельник всё таки принимал иногда гостей.

Впрочем, согласно морской лоции, в описании острова Медвежий

значилось, что остров обитаем и на нём проживает, как минимум 7

человек.

За кофепитием наше общение с удивительным хозяином этого

впечатляющего жилища поневоле обрела мирный оборот. Бородач

сказал, что зовут его Верманд Вард и он норвежец, хотя когда то в