О квадратно-круглом лесе, Микке-мяу и других

— Потому что вы подозрительные типы. И похожи на бродяг, — надменно ответил младший ефрейтор гепард Геза.

— А почему же нам не быть похожими на бродяг, — улыбнулся Микка-Мяу, — если мы и в самом деле бродим по свету!

— Ой-ой, — растерялся медведь Медард, — это сильно меняет дело! Они в самом деле бродят по свету.

— Это только Микка-Мяу, — закричала Ватикоти, — а я не брожу!

— Не разговаривать! — Гепард Геза повернулся к медведю Медарду и тихонько шепнул ему: — Нигде не работают.

— Ах да, правильно, — хлопнул себя лапой по лбу медведь Медард. — Вы нигде не работаете.

— Это только Микка-Мяу, — опять закричала Ватикоти, — а я столько работаю, столько работаю!

— Не разговаривать! — повторил гепард Геза.

Медведь Медард кашлянул:

— Итак, за отлынивание от работ…

— Да откуда ты это взял? — перебил его кот Микка-Мяу. — Ты знаешь, сколько у меня работы?

— Вот как? Тогда расскажи: в чем состоит твоя работа? — потребовал медведь Медард.

— А посмотри на небо! — сказал Микка-Мяу.

— Смотрю, — вскинул вверх голову медведь Медард.

И все тоже посмотрели на небо.

— Ну и что ты там видишь?

— Барашковые облака.

— Какие они?

— Курчавые.

— Вот видишь!

— Что «вот видишь»?

— Как ты думаешь, отчего они курчавые?

— Отчего? В самом деле, отчего? — пришел в недоумение медведь Медард.

— А оттого, что я их завил, — ударил себя в грудь кот Микка-Мяу. — Я делаю их курчавыми.

— О, — поразились все, — это восхитительно!

— Эх, кто бы мне завил перышки… — вздохнула Сиреносельско-Сероворонна.

— Тогда мы заберем одну эту, — показал гепард Геза на Ватикоти. — Раз она нигде не работает.

— Работаю, работаю, — захныкала кошка. — Я помогаю Микке-Мяу.

— Она тебе правда помогает? — спросил медведь Медард.

Вместо ответа Микка-Мяу показал на небо:

— А вот, посмотрите!

В небе над ними проплывало еще одно барашковое облако. Косматое и растрепанное, да еще как растрепанное!

— Вот это работа Ватикоти.

— Зачем ты ей разрешаешь курчавить облака? Она все дело портит! — почтительно сказал медведь Медард.

— Да нет! Это облако, по-моему, самое красивое, — улыбнулся кот Микка-Мяу, — хоть и растрепанное.

И они с Ватикоти заговорщически рассмеялись.

Потом все вместе обедали. В мире и согласии. На зубах у кабана Вольдемара что-то громко хрустнуло.

— Опять ты вместо улитки камень съел, — хихикнул младший ефрейтор гепард Геза.

— Ха-ха, — ухмыльнулся Вольдемар, — я ем твою медаль!

Лечитесь у доктора Зирр-Зурра!

Услышав рев заслуженного артиста цирка льва Зигфрида Брукнера, кошка Ватикоти заметила:

— Это он нас так пугает.

Но когда рев повторился, у нее возникло смутное подозрение:

— Может быть, он есть хочет?

— Не думаю, — отрицательно покачал головой голубой чудо-жеребец Серафим. — Он вчера получил пенсию и купил себе сорок килограммов колбасы.

— Все ясно, объелся, — сказал неудержимо мыслящий Аромо. — Вот и ревет — всего, наверное, расперло!

В это мгновение до них снова донесся жалобный рев Зигфрида Брукнера:

— Оуй-ай-уой! — И рев этот был горек.

— Надо все-таки сходить посмотреть, — тихо произнес ходящий кедр Зоард Высокий.

— Да, — кивнул кот Микка-Мяу, — пойдемте посмотрим.

Все встали и пошли. Впереди шагали Микка-Мяу и Ватикоти с маленькой зеленой феей Маминти. За ними — конь Серафим, Зоард Высокий и Аромо, а позади всех — самый добрый великан в мире Лайош Урод и медведь Бум-Бу-Бум.

Лев Зигфрид Брукнер сидел под дубом, рядом с ним валялись длинные тонкие батоны колбасы — все сорок килограммов, он к ним даже не притронулся.

— Ты, наверное, хочешь нас угостить? — спросила кошка Ватикоти.

— Берите, — отвечал замогильным голосом лев Зигфрид Брукнер. — Ешьте, уплетайте, все съедайте… Какое вам дело до того, что я берег ее для своих поминок!

— Для чего? — переспросил кот Микка-Мяу.

— Для поминок, — сказал еще более замогильным голосом Зигфрид Брукнер. — Умираю я. — На глазах его выступили крупные слезы. — Погибает самый красивый в мире лев. — Он уже плакал. — Погибает самое милое в мире существо. Изумительный Зигфрид и изумительный Брукнер. Изумительный я.

— Ты совсем из ума выжил! «Изумительный»! — передразнил его Микка-Мяу. — Что с тобой творится?

— Оуй-ай-уой! — застонал Зигфрид Брукнер.

— Прикидывается, — буркнул заяц Аромо, — здоров как бык.

— Ты разве не видишь, что он даже не притронулся к колбасе? — укоризненно заметил конь Серафим.

— И оделся по-праздничному, — растроганно прошептал самый добрый великан в мире Лайош Урод.

— Почему по-праздничному? — спросил кот Микка-Мяу. — Насколько я знаю, кроме этих клетчатых брюк, у него ничего нет.

Медведь Бум-Бу-Бум поднял лапу и показал на Зигфрида Брукнера.

— Бум-бу-бум, бум-бу-бум, — сказал он взволнованно.

— Ага! Вот оно что! Зигфрид надел красные подтяжки.

Дело в том, что подтяжек у широкогрудого льва было две пары. Серые и красные. В особо торжественные дни он надевал красные.

— Ну ладно, подожди, не стони, расскажи нам наконец, что с тобой случилось! — повернулся к нему Микка-Мяу.

— Зуб, — прошептал лев Зигфрид Брукнер, — зуб!