О любви. О жизни… с болью

Юра стал барабанить по полу свободной рукой.

Саша слезла с него и отпустила руку.

— Выметайся отсюда, кобелина.

Потирая плечо, он сказал:

— С чего кобелина? Ты меня на ком-то застала? Нет. Потому что кроме тебя, дурынды, никого у меня нет!

— А эта швабра в полотенце, которая мне на днях дверь открыла? Скажешь, галлюцинация?

Юра выдохнул и присел снова на сиденье.

— Так вот в чём дело, — усмехнувшись, продолжил. — Давай, с вещами на выход.

— Ты не понял, отвали от меня. Я никуда не пойду.

Тогда опер встал и проговорил:

— Я имею полное право на 48 часов задержать тебя.

И с этими слова он резко развернул Сашу и захлопнул на ее запястьях браслеты.

По рации передал только:

— Петрович, тут помочь с вещами надо.

— А что сам не сдюжишь? — раздался скрипящий хриплый голос из пластмассовой коробочки.

— Упирается. Не хочет добровольно сдаваться.

В рации послышался смех и прокуренный голос Петровича ответил:

— Ох, Юрок, ну ты и бабу себе нашёл. Бегу.

За минуту до того, как поезд тронулся, Саша в наручниках, с двумя операми и таким же количеством чемоданов, стояла на перроне и наблюдала, как поезд в Великие Луки показывает ей свой последний вагон.

— Сними браслеты, — выплюнула фразу сквозь зубы Саша.

— Не убежит? — предусмотрительно спросила Петрович.

— Теперь уже нет.

Юра расстегнул наручники и они пошли в сторону машины, припаркованной на стоянке у вокзала.

Посадив на заднее сидение, всем своим видом показывавшую презрение и ненависть, Сашу, Юра и Петрович поехали по направлению к юриному дому.

Выходить не хотелось категорически, но пришлось. Девушка знала, что если сама не вылезет, он ее вытащит.

Злобно сверкая глазами, прямо как в день знакомства, Саша стояла в лифте, подпирая спиной стену. Когда остановились на нужном этаже, Юра вышел и вытащил чемоданы.

— Шурик, не дури. Хватит уже. Пойдём знакомиться со "шваброй", только ее так в лицо не называй.

Он позвонил в дверь и ее открыла прилично одетая в спортивные штаны и кофту девушка. Только сейчас Саша заметила, что они с Юрой чем-то похожи.

— Проходи, — сказал он. — И знакомься.

— Ой, вы та самая девушка, что на днях заходили, — как-то очень радостно проговорила брюнетка. — Юр, сорри, забыла тебе сказать. Она так быстро скрылась, что я вообще ничего не поняла.

— Да я уже врубился, что без тебя не обошлось.

Повернувшись к Саше, проговорил:

— Знакомься, моя сестра-двойняшка Юля, временно попросившая пристанище, так как рассталась в очередной раз с мужем. По моим подсчётам, уже завтра она должна к нему вернуться.

— Саша, — шёпотом изрекла из себя ошарашенная девушка.

— Да что мы дверях стоим. Проходите, — стала тараторить Юля. — Юра мне рассказал, что у него девушка появилась. Наконец-то! Но прятал тебя от нас, своей семьи, — прозвучавший укор в голосе, заставил Юру снова улыбнуться. — Ты прости, что так получилось. Я не знала, что ты придёшь. Брат ни слова не сказал.

— А мы не договаривались с ним. Хотела сюрприз сделать, — насупившись, проговорила Саша.

— Получилось, — засмеялся Юра.

Когда они уже поужинали и собирались ложиться спать, то парень заметил, что Саша достаёт из чемодана подушку.

— Ты же знаешь, что у меня подушек точно хватает.

— Это моя " плакательная" подушка, — ответила девушка.

— Это что ещё за зверь такой, ну-ка?

— Да так. Когда хочу поплакать, то достаю ее. Вот и всё.

Юра нахмурился сначала, потом схватил подушку и потащил через коридор на лестничную клетку и выкинул в мусоропровод.

Вернувшись, обнял Сашу и сказал:

— Не нужна она тебе больше. А если уж прям невмоготу будет, то моё плечо всегда рядом. Только не выкручивай его больше.

Правда через года

Ласково светит солнышко, пробиваясь через слегка приоткрытую штору в комнате, за окном слышны смех и топот детских ног.

Это мои Сашка и Лёшка играют с двоюродным братом Витей на даче у мамы.

Привезла детей на недельку на природу, чтобы хоть немного свежего воздуха глотнули, а то в городе кроме пыли и выхлопных газов ничего и нет.

Я сидела на кровати в полумраке комнаты и держала в руках фотографию сестры-близняшки. Мы были внешне похожи само собой, но такие разные по характеру. Кто нас знал, легко безошибочно определял, кто есть кто. На фото она такая красивая, ещё здоровая. Сделала это фото я за пару месяцев до того, как мы узнали, что у Лиды рак.

Год назад она умерла. Кто отец Вити, мы так и не узнали. Она даже на смертном одре не призналась. Но нам было всё равно. Мальчишка же родной. Да, с мужем немного пришлось повоевать, что бы взять под опеку, но он потом смирился и даже, как мне показалось, обрадовался. За год он моего мужа стал лихо папой называть, да и времени они вдвоем проводили больше, чем с Сашей и Лёшей. Конечно мои ревновали, но и понимали, что Витя сирота и ему нужны любовь, поддержка.

Моему старшему, Сашке 13. Витя на год младше. Лёшка самый маленький в их компании. Ему всего 8. Но проказничают все на одном уровне.

В комнату зашла мама.

— Лиза, я тут на чердаке уборку делала. Хотела место немного расчистить, чтобы ещё кровать поставить и вот что нашла.

Мама протянула мне достаточно плотную тетрадку, страницы которой основательно пожелтели от времени, а обложка потрескалась местами.

— Это лидин дневник, — сказала мама, присаживаясь ко мне на кровать. — Не смогла его начать читать. Ещё болит всё внутри.

Мама прижала к груди заветную тетрадку и заплакала.

— Мамочка, — обняла ее крепко, — знаю. Меня тоже боль ещё не отпустила. Но надо жить ради Вити. Надо быть сильными, чтобы он знал, что не один и что рядом есть плечи, на которые он не только может опереться, но и которые его заслонят в случае беды.

— Да, да, ты права, — проговорила моя седовласка и вытерла фартуком глаза. — Я тебе хотела отдать дневник. Захочешь, прочитаешь.

Мама положила мне на колени тетрадку, поцеловала в макушку и, тяжело вздыхая, вышла из комнаты.