О людях и самолётах 2
Шрифт:
Студентам интересно всё, но особенно их привлекают детали самолёта, окрашенные красным цветом… Когда студент видит кран уборки шасси, боевую кнопку, или, оборони господь, рычаг катапульты, глаза его загораются детским любопытством, а хватательный рефлекс практически необорим. Он запросто может сунуть палец в ствол пушки, заглянуть в раскрыв волновода радиоприцела, пощёлкать автоматами защиты сети…
Страшен также студент в наряде. Хорошо проинструктированный часовой из числа студентов смертельно опасен. Когда в караул заступают студенты, самовольные отлучки солдат из части напрочь прекращаются, так как в тёмное время суток часовой в очках со стёклами «-5» беспощадно расстреливает всё, что хоть чуть-чуть шевелится,
Как-то раз, студенты одного из московских ВУЗов в нашем гарнизоне заступили в наряд по кухне. Дежурный по столовой в доступной форме объяснил, что нужно почистить 6 мешков картошки и 2 мешка лука. Студенты взвыли:
– А машина для чистки картошки есть?!
– Есть,– гордо ответил прапорщик, – неисправная.
– Где?!
Через полчаса с помощью автомобильных ключей из «копейки» прапора машина была полностью демонтирована и изучена, а ещё через час в неё был загружен первый мешок картошки. Загудел мотор. Картофелины бодро тёрлись друг о друга, освобождаясь от кожуры.
Умиротворённый зрелищем слаженного студенческого труда, прапорщик потерял бдительность и отбыл по своим делам.
Между тем, студенты взялись за лук.
На втором десятке луковиц кто-то сквозь слезы спросил:
– А может, его, чёрта, тоже в машину?
– Бинго!!!
Картофелечистка удивлённо взвыла, но взялась за дело.
Привлечённый странными звуками, дежурный по столовой заглянул на кухню. Лука больше не было. Вообще. Зато в изобилии имелась странная субстанция серо-зелёного цвета и с хамским запахом.
Через 10 минут искатели приключений в полном составе отбыли на гауптвахту.
Еврейский погром
На вертолётный полк обрушилось стихийное бедствие в виде учебного сбора студентов. Специфика бедствия состояла в том, что они обучались по специальности «Прикладная математика и кибернетика» и по национальности были… ну, в общем, понятно. Правда, было их немного, всего 12 человек.
Начальником сбора назначили майора Тарасенко, по национальности украинца. Впрочем, товарищи, нет. Хохла! Чистейшего, классического, самого наихохлейшего из хохлов. Понимаю, что звучит неполиткорректно, но – из песни слов не выбросить!
И вот, «Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лёд и пламень».
Первое построение. Студенты ещё в гражданке. Тарасенко берет строевой расчёт:
– Альтман!
– Я!
– Бронштейн!
– Я!
– Векслер!
– Я!
– Певзнер!
– Я!
–Цветков! Тут Тарасенко с надеждой поднимает взгляд.
– Я! – отвечает двухметровый Цветков и вежливо приподнимает над головой кипу…
– Блин! Разойдись нахрен!
– Ну, и что мне с ними делать? – возмущённо спросил Тарасенко у майора с военной кафедры.
– Да как обычно! Для начала – строевая, уставы, огневая: начальное упражнение из АКМ, первое из ПМ…
– Да на что им АКМ?! – взвился Тарасенко, – всё равно потом на «Галиль» [46] переучиваться придётся! Зря мы здесь горбатимся! Всё равно ведь уедут все!
– Постой, постой, – вмешался я, – ты что это, антисемитизм здесь разводишь, а?! Ты коммунист или нет? Может, ты ещё еврейский погром здесь устроишь?
46
«Галиль» – израильский автомат, отдалённое подобие автомата Калашникова.
– И устрою! – окрысился Тарасенко и вышел, грохнув дверью канцелярии.
Через пару дней он заявился в казарму перед отбоем. Студенты построились. Запинаясь от неловкости, московский майор объяснил цель прибытия начальника сбора.
– Всякая власть – от бога, – задумчиво сказал, кажется, Певзнер, –
пусть смотрит, товарищ майор.Тарасенко с ухватками профессионального вертухая полез по тумбочкам.
В первой, кроме разрешённых туалетных принадлежностей и конвертов, он обнаружил книги. Названия книг разбирались с явным трудом, некоторые были написаны на языке вероятного противника. Тарасенко надолго задумался над увесистым кирпичом «Искусства программирования», затем перешёл к соседней тумбочке. Там было примерно то же самое, только вместо «Искусства» красовался справочник по непонятному «Prolog`у». [47] Пролог чего описывается в книге, начальник сбора выяснять явно побоялся. В четвертой тумбочке лежала православная Библия…
47
«Prolog» – язык программирования.
– Ну чего ты к ним привязался, – спросил майор у Тарасенко, – нормальные парни, грамотные, спокойные. Может, тебе чего сделать надо или починить? Они могут…
– И тренажёр могут? – задумался Тарасенко, – мне командир за него задницу разодрал уже по самые плечи. Там вроде компьютер какой-то… Не понимаю я в них ни пса… А второй месяц уж не работает.
На следующий день студенты отправились знакомиться с тренажёром.
Когда в ангаре вспыхнул свет, кто-то из студентов, кажется, неугомонный Певзнер, не сдержал удивления:
– Нихрена себе, убоище, товарищ майор! Античная техника! Ладно, парни, взялись!
Несколько дней москвич был занят своими делами и на тренажёр не заходил. Наконец, любопытство взяло верх.
В ярко освещённом ангаре мощно гудели вентиляторы, завывали сервоприводы, приборные щитки в кабинах Ми-24 весело светились. На полу были расстелены трактовые схемы. Два студента, направив в зенит пятые точки, затянутые в х/б образца 1943 года, ползали вдоль схемы. Периодически они теряли нужный провод и переругивались, используя родные для всей общности советских людей слова.
– Здорово, умы! Как дела?
– Нормально, – не разгибаясь ответил кажется Альтман, – уже взлетает… правда, пока хвостом вперёд. Но это – ерунда. Поправим. Мы его тут поапгрейдили немного, – усмехнулся он, – летать будет, как «Команч». [48]
– А где Тарасенко? – спросил майор,– где этот местечковый антисемит?
– Жарко, – невпопад ответил, кажется, Векслер и опять нагнулся над схемой.
– Так где он?
– Ну, я же сказал – жарко! – пояснил Векслер, – за пивом нам поехал. Два ящика он нам уже должен – за то, что включилось и взлетело, а третий обещал, если всё остальное заработает. Ну, я ему сказал, пусть сразу три берет, чего два раза ездить?
48
«Команч» – боевой вертолёт, который в США собирались принимать на вооружение, да так и не приняли.
Не судьба
Начальник академии генерал-полковник Н* получил директиву Главпура. Невзрачная бумажка, отпечатанная на серой, обёрточной бумаге, производила странное впечатление. В типографии даже не удосужились разрезать страницы, и брошюру надо было читать, развернув её в один лист. Страницы в этом полиграфическом шедевре шли, как водится, не по порядку, поэтому генерал, с трудом отыскав следующую страницу, успевал забыть содержание предыдущей.
Директива громыхала сталью: «Вести бескомпромиссную борьбу с пьянством и алкоголизмом… до конца месяца доложить списки офицеров, склонных к употреблению… развернуть широкую пропагандистскую кампанию…». Генерал матерно выругался в селектор и вызвал начальника политотдела.