О людях и самолётах 2

Справа на шефа благодушно взирал со стены отец русской авиации Жуковский в окладистой бороде, а слева хмурился, опираясь на карту с красными и синими стрелами, маршал Жуков. Портрет политически нейтрального Жуковского был очень старым, в тусклой золочёной раме, а вот Георгий Константинович появился недавно. Раньше на этом месте висел портрет дорогого Леонида Ильича в маршальском мундире, потом его сменил Юрий Владимирович с профессиональной улыбкой, потом… потом, собственно, никого не было. Константина Устиновича отпечатать не успели, а Михаила Сергеевича наш тогдашний шеф терпеть не мог, поэтому в «Военной книге» и был приобретён портрет прославленного маршала. Художник при его написании, вероятно, вдохновлялся просмотром фильма «Освобождение», поэтому фактически имел место портрет актёра Ульянова в маршальском мундире.

– …Должны, – продолжал излагать шеф, – усилить это направление работы, которое в последнее время несколько э-э-э… упустили. Пожалуй, начнём с…

Начальники циклов дружно опустили глаза, внимательно разглядывая крышки аудиторных столов, густо разрисованные шкодливыми студентами. На моем столе, например, был изображён здоровенный выключатель с подписью: «Кнопка выключения препода. Нажимать лбом», а снизу кто-то приписал: «От поганой лекции пропадёт эрекция!»

Начальники циклов, отпетые и бескомпромиссные безбожники, казалось, про себя возносили моление о чаше: «Да минует меня чаша сия!» – шептали суровые полковники и подполковники, закалённые в методических битвах.

История эта началась ещё при прежнем шефе. Тогда Управление вузов ВВС составляло перспективный план издания учебников. У шефа спросили, не планирует ли вверенная ему контора в ближайшие пять лет осчастливить студентов каким-нибудь учебником? Шеф раздулся от гордости, как токующая жаба, и заявил, что планирует. И не просто планирует, а берётся подготовить учебники по основным изучаемым на кафедре дисциплинам. Штабные посмотрели на него с тихой жалостью, но спорить не стали, поинтересовавшись, однако, сколько всего будет учебников. «Пять!» – веско сказал шеф и через полгода свинтил на дембель.

Первый учебник мы писали целый год уже с новым начальником и ещё полгода согласовывали его в каких-то совершенно фантастических конторах типа «Управления восходом Солнца в СССР». Когда, наконец, рукопись была принята Воениздатом, авторы, утерев трудовой пот, с изумлением узнали, что им причитается аж 120 рублей гонорара, который и пропили единым махом в шашлычной, расположенной напротив гостиницы «Советская» и носящей негласное название «Антисоветская». За банкет, правда, пришлось приплачивать из своих. Один из соавторов, помнится, грустно заметил, что в России со времён Пушкина мало что изменилось – книгоизданием по-прежнему не прожить.

Казалось, эпопея с учебниками окончилась навеки, но в голове нового шефа что-то замкнуло и вот…

– И начнём мы, пожалуй, с учебника «Бортовые авиационные средства и комплексы РЭБ». Ответственный – подполковник… «А-а-а!!! Бля. Не повезло».

И мы начали писать новый учебник.

Друзья, никогда не пишите учебников! Это тяжёлое и опасное занятие, уверяю вас! Научно-методическое поле, якобы вспаханное для жатвы народной, на самом деле густо заминировано. Шаг вправо – и вы, переписав пару абзацев из какого-нибудь Наставления или Инструкции, становитесь плагиаторами. Шаг влево – и вы подрываетесь на попытке – страшно сказать! – объяснить своими словами Руководящий Документ.

Но вот рукопись готова, и вы думаете, что всё закончилось, тогда как на самом деле всё только начинается. Впереди ещё рецензирование и согласование. Рецензенты страшно ломаются и требуют настолько существенных переделок, что проще написать новый учебник. Постепенно рукопись становится неряшливо-разлохмаченной, она то судорожно худеет, теряя целые главы, то раздувается, как перекачанная камера.

По инстанциям шеф всегда ездил сам, и я удивлялся его унылой терпеливости, с которой этот очарованный странник часами высиживал в генеральских приёмных.

Однажды шеф вернулся из очередной конторы необыкновенно рано. Держа рукопись под мышкой, он ракетой промчался по кафедре, не заметив дежурного, который сунулся было с докладом, и скрылся в своём кабинете.

Через пару минут у меня на столе захрипел селектор: «Зайди!»

Шеф стоял посередине кабинета. Лицо его было исковеркано сардонической усмешкой, как будто он только что хватил стакан-другой настойки цикуты. Приглядевшись к шефу, я полез за платком протирать запотевшие от удивления очки.

В руках он держал стеклянное ружьё.

Стеклянное подарочное ружьё, наполненное коньяком, осталось у шефа после визита ходоков, хлопотавших за очередного военно-воздушного балбеса. Равнодушный к спиртному, он поставил ружье за сейф, забыл про него, и вспомнил, только когда возникла срочная необходимость в антидепрессанте.

– Будешь? – лаконично поинтересовался он, пытаясь понять, откуда наливать.

– Разрешите! – согласился я и отобрал бутылку.

Рюмок у шефа не было, поэтому он отдал мне свою чайную чашку, а себе взял карандашницу. Порезали на листе бумаги яблоко, выпили, крякнули, зажевали. Шеф тут же налил по второй. Идиотскую бутылку нельзя было поставить на стол, и шеф всё время держал её в руках, напоминая часового у Мавзолея.

– Шеф, что стряслось-то? – осторожно спросил я, вылавливая пальцем из коньяка чаинки.

– Что стряслось?.. – задумчиво переспросил шеф и вдруг заорал: «Стряслось! На! Смотри!» – и швырнул мне рукопись.

Я открыл знакомую папку. Первым был подшит Лист утверждения, на котором уже красовались многочисленные: «Согласовано», «Не возражаю», «Разрешаю», кудрявые росчерки подписей и разноцветные печати.

– Никто не замечал, никто! – горько сказал шеф, – а этот, предпоследний, гад, заметил. Читатель, бля!

Ниже подписей красовалось название учебника, выделенное красным маркером:

« Бытовыеавиационные средства и комплексы РЭБ».

Две твердыни

Учреждение по защите государственных тайн в печати размещалось в одном из самых уютных уголков Москвы, на Пречистенке, и занимало дом, отстроенный после пожара 1812 года. Особняк на удивление хорошо сохранился, толстые стены глушили уличный шум, паркет под ногами уютно поскрипывал, даже современные электрические светильники не портили картины. Полюбовавшись мраморной лестницей и окном-эркером, я поднялся на второй этаж и, сверившись с пропуском, вошёл в кабинет № 28.

Это был странный кабинет. На потолочном плафоне в окружении корзин с фруктами, гирлянд зелени и прочей плодоовощной продукции была нарисована тяжеловесная тётка в хитончике и с чем-то вроде мухобойки в руке. Казалось, она отгоняет от неестественно ярких груш и персиков малышей-путти, которые крутились вокруг неё, как воробьи вокруг торговки семечками. На стенах было изображено тоже что-то вегетарианское, а напротив высоченной двери помещался камин с мраморной доской и зеркалом.

О нелёгком ратном труде нынешних хозяев особняка напоминал плакат, чудо отечественной полиграфии, безжалостно приколоченное к стене. На плакате девица в шеломе и глубоко декольтированной кольчуге на голое тело, непринуждённо опираясь на меч-двуручник, рекламировала истребители.