О людях и самолётах 2

Узкая тропинка шла вдоль забора, а с другой стороны росли молодые ёлки, густо засыпанные снегом. Воробьёв шёл за сторожем и вдруг поймал себя на неприятной мысли, что если Коптилов прячется где-то здесь, то одной удачной очередью сможет положить сразу всех. Во рту пересохло, Воробьёв выглядывал из-за плеча сторожа, пытаясь заметить впереди какое-то движение или хотя бы ветки, с которых был сбит снег, но всё было тихо.

– Вот он, домик этот, – сказал сторож, указывая на запущенное строение, – вход там.

К домику шла цепочка полузасыпанных снегом следов.

– Ваш! – сказал милиционер, разглядывая следы и сравнивая их с отпечатками сапог солдат Воробьёва, – действуй, капитан.

– Ты и ты, – начал распоряжаться Воробьёв, – к окну. Будет прыгать – стреляйте. Ты и ты – к двери. Если побежит, ну… постарайтесь по ногам. Ясно?

– Ясно… – испуганные солдаты стали неуклюже ложиться в снег.

– Пошли! – скомандовал милиционер. Они осторожно подошли к домику и прислушались. Внутри было тихо. Милиционер поднялся на крыльцо и осторожно, приподняв на петлях, открыл входную дверь.

–Давай! – кивнул он головой и вытащил пистолет, – я прикрою.

Воробьёв вошёл в сени, подождал несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте, потом толкнул ногой дверь и, неуклюже зацепившись плечом за косяк, ворвался в комнату.

В захламлённой, явно нежилой комнате на кровати кто-то лежал.

Воробьёв бросился к кровати, зачем-то сунул ствол пистолета под подбородок лежащего и потянул вверх, истошно крикнув: «Лежать смирно!!!»

Лежащий на кровати солдат вцепился руками в одеяло и, вжимаясь в матрац, залопотал, путаясь в словах: «Нет! Нет!! Моя ничего не брал! Мой только спит здесь!»

Тут Воробьёв разглядел, что поймал кого-то не того. Вместо рослого Коптилова в шинели с авиационными петлицами, на кровати лежал маленький не то кореец, не то киргиз в стройбатовском бушлате.

Воробьёв опустил пистолет и сделал шаг назад. Тут в комнату ввалился милиционер, и, повинуясь неискоренимой ментовской привычке, потребовал:

– Документы!

– А? Что? – беспомощно спросил солдат, переводя взгляд с милиционера на Воробьёва.

– Военный билет дай, – хмуро сказал Воробьёв.

– Военный билет? Нэту…

– Как нету?!

– Нэту…

– А где же он?

– У старшина…

– Часть какая?

–Вэ чэ… вэ чэ…нет, мой не помнит…

Воробьёв знал, что в «Дикой дивизии» у солдат частенько отбирают документы, чтобы не потеряли, а если солдат попадётся, было меньше хлопот. Кому охота связываться с таким вот бойцом, понимающим по-русски с пятое на десятое?

– Ладно, – сказал он солдату, – собирайся, пошли.

Воробьёв, не дожидаясь бойца, хотел выйти на крыльцо, но внезапно передумал.

– Эй, Ткачёв, слышишь меня? – крикнул он из сеней.

– Слышу, товарищ капитан!

– Епурь, слышишь?

– Слишу-слишу, товарищ капитан, – мягко ответил молдаванин Епурь.

– У нас всё нормально, сейчас будем выходить, не вздумайте стрелять! Поняли?

– Поняли! – ответил Ткачёв.

– Епурь, бля, чего молчишь, понял, нет?

– Так тошна, понял!

– Ну, ладно, выходим.

Выйдя на улицу, Воробьёв отошёл в сторону и начал неторопливо разряжать пистолет. Ему нужно было унять дрожь в ногах…

– Товарищ капитан, – с любопытством спросил Ткачёв, глядя на стройбатовца, – это тот что ли, ну, которого мы ищем?

– Ага, он, – зло сплюнул Воробьёв, – великий и ужасный. Тебе фото зачем дали, а?

Ткачёв тут же достал из кармана сильно измятую фотографию и начал сравнивать.

– Не-е, не он – разочарованно сказал он, – а мы-то…

– Хорошо хоть этого поймали, другие вообще с пустыми руками вернутся! – наставительно сказал милиционер. – Ну, поехали, нефиг тут топтаться. Почему дом не заперт? – спросил он у сторожа.

– А я откуда знаю? Хозяева уже который год не ездят, может, померли, да мало ли… Я же сторож, а не председатель правления.

– Ладно, запри здесь всё, а мы поехали.

Обратно ехали молча. Обед они пропустили, и Воробьёв прикидывал, удастся ли в Военторге купить хоть более-менее съедобных консервов и хлеба. На станции милиционер вышел, и дальше поехали одни.

Как это бывает у большинства близоруких людей, у Воробьёва от сверкающего на солнце снега заслезились глаза. Он снял очки, закрыл глаза и начал бережно массировать пальцами глазные яблоки.

– Товарищ капитан, – вдруг позвал водитель, – впереди бэтр…

Воробьёв надел очки и увидел, что перекрёсток, ведущий к гарнизону, перегорожен бронетранспортером. Офицер, стоящий перед ним, сделал знак остановиться.

– Стой, – скомандовал Воробьёв и открыл дверцу.

– Поисковая группа? – спросил капитан-пехотинец.

– Да.

– Солдаты есть?

– Есть, а что?

– Поворачивай налево! – скомандовал капитан. – И без разговоров.

Воробьёв понял, что теперь ходить голодными ему и солдатам придётся как минимум до ужина, и разозлился.

Метров через триста за поворотом машину остановил ещё один капитан, теперь уже с синими петлицами на шинели и с автоматом.

– Машину – в кусты, люди со мной! – приказал он.

– Минуту! – неприятным голосом произнёс Воробьёв и спрыгнул на снег. – Вы кто такой? Почему командуете моими солдатами? Вы мне не начальник!

Чекист быстро глянул в лицо Воробьёва и молча отошёл. Через несколько минут к машине подошёл знакомый подполковник из штаба дивизии.

– А-а-а, а я-то думал, кто это тут права качает? А это, оказывается, «облучённые» – усмехнулся он. – Людей всё-таки выдели, приказ комдива.

– Товарищ подполковник, они не обедали и с утра на ногах, по снегу лазают! И мы ещё вон, поймали одного, надо стеречь, чтобы не сбежал.

– Кого ещё поймали?!

– Да так, какого-то… Из «Дикой дивизии», самоходчик, наверное.

– Ладно. Этого у тебя сейчас заберут, я контрикам скажу, а за солдат не переживай, скоро всё кончится.