О маленьких рыбаках и больших рыбах. Наш аквариум

Отчаянный зов повторился еще несколько раз. Потом донеслось до нас крепкое ругательство, и голос умолк.

Ребята напились, наелись и принялись за возню. В чехарду стали играть. Мы с Федей тоже приняли участие в игре, хотя усталость у меня и не прошла еще. У костра остались только Яков Иванович и Тараканщик.

И вот слышу я, что Яков Иванович с Тараканщиком опять про метлицу разговаривают. Мне интересно стало их послушать, я бросил игру и подошел к ним.

— Так как по-ученому-то будет, откуда метлица-то берется? — спросил Яков Иванович.

— Видите ли, — сказал Тараканщик, — метлица — это поденка. Поденка? Поденка... один из крупных видов поденки. Какой — я еще не знаю. Но узнаю. Затем я сюда и пришел...

По всему было видно, что Тараканщик собрался отвечать Якову Ивановичу обстоятельно. Поэтому и я насторожился, мне ведь тоже было интересно знать, что такое метлица и откуда она берется.

Но продолжения мне так и не довелось услышать.

Послышались шаги, и из темноты к нашему костру подошел рослый мужик, с узелком и корзинкой в руках.

— Сделай милость, Яков Иванович, — сказал он, — перевези на ту сторону. Запропал куда-то перевозчик-то наш. Охрип я, его кричавши.

— Да ты что так поздно, Михайло? В городе, что ли, был?

— В городе. Яйца продавать носил, да задержался в городе-то. Так как, перевезешь, что ли?

— Отчего не перевезти, Володюшка перевезет.

А мне вдруг так захотелось на лодке через реку переехать и самому грести. Ведь я с прошлого года весла в руке не держал.

— Яков Иванович, — говорю, — давайте я его перевезу!

— Да ведь тяжело тебе будет, снесет тебя. С Володюшкой поезжай.

— Да нет, я один. Меня, право, не снесет, Яков Иванович!

— Ну, один так один. Поезжай.

Мы пошли с Михайло к лодке. На прощание Шурка мне совет дал — как переедем на ту сторону, сначала около берега вверх подняться, а потом уж обратно переваливать.

Михайло греб сильно. Будка Якова Ивановича, костер, темные силуэты людей около него быстро уменьшались, и скоро только яркая точка костра была видна на месте нашего ночлега.

Еще не дойдя до берега, лодка хватила дна и остановилась. Михайло выскочил из лодки и, шлепая по воде, побрел к берегу. Я пересел на его место и взялся за весла. Вспомнил совет Шурки и стал легонько подниматься вдоль берега против течения. Но лодка то и дело вставала на мель, и приходилось сталкивать ее веслом. Это мне наскучило, и я решил, не поднимаясь, перевалить на тот берег.

До средины реки все шло хорошо. Но как только выехал я на линию красных бакенов, подхватило меня течение и понесло. Я греб изо всех сил, даже от усердия на ноги привставал при каждом взмахе весла, а меня все несет и несет. Вот уж и второй красный бакен выше меня остался, за ним третий. Вот и белый бакен мимо лодки прополз, подмигивая мне огоньком. Но уж и берег чернеет близко. Только что-то он высок очень...

Батюшки! Да это меня до самого бора унесло!

Наконец, лодка моя ткнулась носом в высокий обрывистый берег и стала вдоль него бортом. Я схватился рукой за какой-то корешок, что торчал из берегового обрыва, и держусь за него. А сам и отдышаться не могу, так запыхался.

Отдохнул немного, попробовал на веслах подниматься, ничего не выходит — сносит. Речная струя здесь возле самого берега идет, так и роет его. Тогда стал я другие способы пробовать — то веслом подталкиваюсь, то руками хватаюсь за неровности берега и разные веточки и корешки и карабкаюсь понемногу.

Так удалось мне сажен на двадцать-тридцать подняться и выйти из-под самого сильного боя в затишье. И берег тут у воды пологий. Пристал к нему, сижу, отдыхаю. А до будки еще порядочно осталось, сажен сто, а то и полтораста будет.

И, должно быть, долго я со всем этим провозился — как будто рассветать стало. В прибрежных кустах птички зорянки зачирикали. Со свистом пронеслась мимо меня пара куликов. Опустились где-то неподалеку и закричали звонко: кувырни! кувырни! кувырни!

А я сижу на дне лодки, прислонился грудью к борту и смотрю в темную воду.

Редкие травинки торчат из воды и постепенно переходят на топкий илистый берег...

Одна из травинок возле самой лодки вдруг закачалась. Смотрю, по ней из воды ползет какое-то живое существо, чуть побольше полувершка. Вылезло из воды и остановилось неподвижно. Я наклонился к нему поближе, но в предутреннем полумраке не мог рассмотреть его хорошенько. Вижу только, что это какая-то личинка, мне не известная. Ухватилась ножками за травинку и сидит.

Смотрю, что дальше она будет делать, и вижу, что на спине у нее как будто горб растет. Быстро растет, на глазах и при этом форму свою изменяет. Минуты две-три я на нее смотрел и вдруг — горба у нee уже нет, а выше ее на стебельке сидит как будто крупная ночная бабочка. Посидела она недолго и вдруг снялась и улетела. А тот футляр, из которого она вышла, так и остался на травинке. Я взял его в руки — совсем легкий, тонкий пустой мешочек с ножками и с широкой щелью на спине.

Пока все это происходило, я даже дышать перестал. Неужели, думаю, это и есть метлица, и она на моих глазах из воды вышла? Оглянулся вокруг, и всякое сомнение в этом пропало. Насколько можно было видеть в полумраке, на каждой травинке, и в воде, и на берегу, и на веточках ближайшего кустика сидели и ползли такие же личинки. У одних горб едва начинал расти, у других он уже большой был, а третьи только еще из воды вылезали. Немало висело на травинках и пустых уже шкурок — рубашек (вспомнилось мне), как хорошо назвал их Яков Иванович.

А значит, он прав, думаю, Яков-то Иванович, — из воды метлица выходит.

Тут только я и о Тараканщике вспомнил — как бы ему все это было интересно видеть. Я выскочил из лодки и, увязая в топком иле, добрался до сухого берега и побежал к будке.

С высокого берега река была видна далеко-далеко. Там, где на воде лежали отблески разгоравшейся зари, уже было можно заметить кружившуюся над рекой метлицу. Пока ее было не очень много.

Около будки я застал еще всех в сборе. Ребята уж собрались на рыбалку. С веслами, удочками и ведрами в руках они столпились около лодок. Среди них был и Шурка. Оживленный и бодрый, он своим обычным уверенным тоном что-то говорил им.

Яков Иванович и Тараканщик сидели на скамеечке возле будки, с ними был и Федя.

Запыхавшись, я подбежал к Тараканщику и говорю ему:

— Борис Владимирович, метлица из воды выходит. Я видел. Сам видел. Честное слово! Пойдемте смотреть!

— Выходит? — сказал Тараканщик. — Это хорошо! Это очень хорошо! Это прекрасно! Прекрасно? Прекрасно! Мне как раз нужно было знать место, где она выходит. Сейчас иду! — и он стал искать что-то в своем мешке.

А меня в это время Шурка окликнул.