О маленьких рыбаках и больших рыбах
Шрифт:
— Вот здорово! Если на каждый крючок по рыбинке сядет, так много можно наловить.
Володя засмеялся.
— Этак-то хорошо бы было! Только так не бывает. Штук десять-пятнадцать попалось бы, так и то хорошо. Рыба-то ведь крупная на перемет попадает, его на глубину ставят!..
— А какая?
— Всякая — стерлядь, лещ, судак, язь. Где поставишь.
— А как его ставят, перемет-то?
— А вот увидишь сегодня, как мы с отцом его ставить будем.
В это время Екатерина Васильевна позвала нас чай пить. А за чаем спрашивает:
— Вы что же, сарданапалы,
— До вечера, — говорит Шурка.
— Ну, ладно, так я вас и ждать не буду.
Дала она нам корзинку с какой-то едой, мы свои удочки с собой захватили и отправились.
В лодку уселись так: Шурка на корму с правильным веслом сел, Володя и Ваня — в весла, Вася — на самый нос, а мы с Андрейкой — на среднюю скамейку пассажирами.
Поехали. Плыть надо вниз по течению Володя и Ваня дружно гребли, и лодка ходко пошла вдоль берега. Миновали скоро сад, перевоз, церковь, а за ней потянулись по высокому берегу домики Людца. Сижу я на своей скамейке и очень непривычно себя чувствую — раньше на лодке мне почти не приходилось плавать. Смотрю, как легко и дружно гребут Володя и Ваня. И хочется мне не только сидеть пассажиром, а и самому что-нибудь делать. Говорю Володе:
— Садись на мое место, а я вместо тебя грести буду.
А Шурка мне сзади говорит:
— Да ведь не умеешь ты!
— Ну, так что ж, учиться буду. Да и не велика эта трудность.
— Ну ладно, — говорит Шурка, — пусти его, Володя. Пока у берега едем, пусть он побулькается.
Ах, думаю, чего он смеется надо мной! Я вот покажу ему, как я не умею грести. Подумаешь, большое дело — весло поднять да в воду опустить!
Переменились мы с Володей местами. Взялся я за весло, поднял его высоко над водой, занес далеко назад, опустил в воду и нажал что было силы. И сразу же жестоко ушиб себе руку о рукоятку другого Ваниного весла. И хоть виду не показал, что больно, но востроносенький Ваня все же заметил это, сощурил лукавые свои глазенки и говорит:
— Что? Каково?
Но я ему ничего не ответил. Все внимание мое было обращено на весло, которое в моих руках неожиданно оказалось и тяжелым, и неповоротливым, и непослушным. Никак я не мог поспеть за Ваней и грести с ним наравне, хоть и старался изо всех сил. Нет, думаю, грести не так уж просто!
Впрочем, мало-помалу дело у меня стало налаживаться. Стал я держать весло правильнее, перестал ушибаться о другое весло, и гребля пошла у меня ровно и все лучше и лучше. Шурка даже похвалил меня снисходительно.
Село позади осталось, а на реке у противоположного берега бакены показались: три красных, а пониже их на крутом повороте Сны — два белых.
— Ну, на ту сторону поедем, — решил Шурка. — Садись, Володя, в весла вместо Шурки, а ты, Андрейка, Ваню смени!
Хоть и устал я порядочно и руки себе намял, а с весел мне не хотелось уходить — только-только попривык я к ним и временами уже не худо греб, сам это чувствовал. Но Шурку все ребята слушались, и я послушался.
Володя и Андрейка налегли на весла, и лодка быстро пошла поперек реки. В это время из-за мыса пароход показался.
— «Владимир» снизу идет!
Рано как! — объявил Вася Вершин.Пароход был чуть-чуть виден, но я еще вчера заметил, что людецкие ребятишки все пароходы умеют издали отличать, и не только пассажирские, но и буксирные. Присмотрелись к ним.
Пароход подходил все ближе и ближе. Скоро и для меня стало ясно, что, если это и не «Владимир», то во всяком случае пассажирский пароход. В это время мы уже были на середине реки, возле первого красного бакена. А Шурка вдруг говорит:
— Давайте, ребята, на волнах покачаемся! — и повернул лодку носом вверх, чтобы течением не сносило, а Володя и Андрейка стали грести потихоньку. Лодка почти неподвижно остановилась на середине реки.
А пароход совсем близко, прямо на нас идет. Мне даже страшно стало. А ребята как ни в чем не бывало смеются и на пароход смотрят.
Совсем близко мимо нас прошел «Владимир». Я успел рассмотреть, что на штурвальной рубке опять стоит на вахте мой знакомый бородатый лоцман.
Как только пароход миновал нас, налетела на нашу лодку первая волна и на дыбы ее поставила, а за ней мелкие волны, так и пляшет на них наша лодка. А Шурка командует:
— Греби, греби, ребята, на большие валы! — и направляет лодку туда, где только что пароход прошел, а Володя с Андрейкой на весла налегли.
Гляжу, а вдоль реки, там, где пароход шел, след остался — колышутся два ряда пологих спокойных валов — это пароход колесами прогребает и оставляет после себя такие валы. Подъехали мы к ближайшему ряду, Шурка повернул лодку вдоль реки, поперек к валам, и начало нас с вала на вал, словно с горки на горку, плавно подымать и спускать. Хорошо! Как, думаю, он все умеет, этот Шурка! Настоящий сын капитана!
Валы становились все более и более пологими, наконец, и совсем их не стало заметно, а лодку нашу за это время течение пронесло и мимо второго, и мимо третьего красного бакена.
Смотрю, на берегу крошечная избушечка стоит, в одно окошко, но как следует избушечка — бревенчатая и с тесовой крышей. Косяки окна выкрашены яркой зеленой краской. Рядом стоит высокий полосатый шест с железным флюгером в виде флага, а на нем изображены крест-накрест топор и якорь.
Шурка направил лодку к этой избушке, и скоро мы были совсем близко от нее.
Вижу, около избушки на скамейке старичок сидит, посвистывает и нам улыбается, на фуражке у него, как и на флюгере, тоже топор и якорь, усы и борода аккуратно подстрижены, рубашка розовая ситцевая, а на ногах опорки. Спрашиваю я у Шурки:
— Это и есть Яков Иванович?
— Он самый. Ишь, сидит, как соловей посвистывает.
Ткнулись мы в берег против избушки возле большой лодки. А Яков Иванович нам сверху, с берега ласково так говорит, точно журчит:
— А, молодчики, молодчики приехали! Милости просим! Милости просим, — а потом вдруг без всякого перехода как закричит громовым голосом: — Вот я вас, дьяволята, прутом хорошенько выхожу! Зачем под пароход лезете! Мало вам реки-то! Утонуть хотите!
Я даже вздрогнул от неожиданности. А остальные ребята и ухом не повели, как будто так и надо.