О нём

— Ага.

Сторонний наблюдатель приписал бы мамину нервозностью тому, что речь идет о парне. Но нет — она дергается из-за того, что Себастьян мормон.

— Ладно, — мама говорит это так, будто мы только что заключили с ней сделку. — Хорошо.

От беспокойства в ее голосе внутри у меня все горит и вот-вот прожжет дыру. Я хватаю стакан Хейли и выпиваю ее сок до дна, чтобы потушить это пламя. Она смотрит на маму, ожидая, что та меня отчитает, но они с папой молча обмениваются взглядами, будто что-то обсуждают.

— Мне интересно, может ли парень-мормон и парень-анти-мормон быть друзьями? — говорю я им.

— То есть ты рассматриваешь это как эксперимент? — осторожно интересуется папа.

— Вроде как. Да.

— Хорошо, но только не играй с ним, — просит мама.

Я издаю стон. Разговор становится утомительным.

— Народ, хватит, — я иду к двери и беру рюкзак. — Это для школы. Мы просто поработаем над моим планом.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

Я пишу в блокноте эти слова раз семнадцать, пока жду Себастьяна в условленном месте: в Писательском алькове Городской Библиотеки Прово.

Когда идеальным почерком он написал мне свой электронный адрес, я почему-то был уверен, что он ожидал от меня предложения встретиться в «Шейк Шаке» — только не в «Старбаксе», ни дай бог, — после чего мы бы прошлись по моему плану. Но сидеть с ним в публичном месте, где нас может увидеть кто угодно из школы, означало бы слишком открыться. Терпеть не могу так думать, но что, если кто-нибудь решит, будто я захотел стать мормоном? Или что, если кто-нибудь увидит его и задастся вопросом, чем это он занят с не мормоном? Что, если Футболист-Дэйв заметит, как на занятиях я глаз не спускаю с Себастьяна, а епископ наведет справки у кого-нибудь из Пало-Альто — и кто-то скажет, что я би, — и он расскажет Себастьяну, а Себастьян, в свою очередь, расскажет всем остальным?

Кажется, я чересчур много думаю об этом.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

Позади меня на лестнице раздаются шаги, и времени у меня остается лишь на то, чтобы встать и уронить блокнот на пол, когда появляется Себастьян, выглядящий как модель одежды «Патагония»: в синей дутой куртке, черных брюках-чинос и кроссовках «Меррелл».

Он улыбается. Его лицо раскраснелось от холода, а меня что-то колет изнутри — так сильно я люблю смотреть на него.

Это плохо. Очень плохо.

— Привет, — немного запыхавшись, говорит он. — Извини, что опоздал на пару минут. Сестре на день рождения подарили огромный домик для Барби, и мне пришлось помочь отцу его собрать перед уходом. А там не меньше миллиона деталей.

— Не беспокойся, — отвечаю я и начинаю протягивать руку для пожатия, после чего резко отдергиваю, потому что — какого черта я творю?

Себастьян замечает, тоже протягивает руку и тоже ее убирает.

— Не обращай внимания, — говорю я.

Он смеется, несколько озадаченный, но при этом явно забавляясь.

— Ох уж этот первый день с новой рукой.

Господи, это просто ужасно. Мы всего лишь два парня, которые встретились, чтобы подготовиться к занятиям. Два бро. Бро не нервничают. Будь бро, Таннер.

— Спасибо, что встретился со мной.

Кивнув, Себастьян наклоняется подобрать мой блокнот. Я выхватываю его, прежде чем он успевает прочитать бесчисленные фразы, которыми я себя успокаивал, пусть и не особенно успешно. Не глядя мне в глаза, Себастьян решает оставить это без внимания, после чего смотрит в пустую комнату за моей спиной.

— Мы сядем здесь? — спрашивает он.

Я киваю, и, зайдя вслед за мной в комнату, он наклоняется заглянуть в окно. Над горами Уосатч плотным туманом нависли снеговые тучи — будто призраки, парящие над нашим тихим городком.

— Знаешь, что странно? — не оборачиваясь, говорит Себастьян.

Я стараюсь не обращать особого внимания на то, как льющийся из окна свет озаряет одну половину его лица.

— Что?

— Я никогда здесь не был. Заходил в книгохранилище, но как следует осмотреться в библиотеке мне ни разу не доводилось.

У меня готова вырваться колкость: «Это потому что все, чем ты занят вне школы, происходит в церкви». Но я сдерживаюсь. Ведь он здесь, чтобы мне помочь.

— А сколько лет твоей сестре? — интересуюсь я.

Повернувшись ко мне, Себастьян снова улыбается. Эта улыбка так легко появляется на его лице. И так часто.

— У которой домик для Барби?

— Ага.

— Фейт десять, — он делает в мою сторону шаг, а потом еще один, и до сих пор незнакомый мне голос кричит прямо из сердца: «ДА, ИДИ СЮДА!». Но потом я понимаю, что так Себастьян дает понять, чтобы мы сели за стол и начали работать.

Будь бро, Таннер.

Разворачиваюсь, и мы усаживаемся за стол, который я занял, как только пришел, — хотя могли бы сесть вообще за любой. В девять утра в субботу в библиотеке больше никого нет.

Ножки его стула с неприятным звуком царапают пол, и, засмеявшись, Себастьян тихо извиняется. Я нахожусь так близко к нему и могу вдохнуть его запах, от чего начинает слегка кружиться голова.

— У тебя есть еще сестра и брат, да?

Он смотрит на меня краем глаза, и мне тут же хочется пояснить свой вопрос — что я не собираюсь отпускать ядовитые комментарии о размерах семей мормонов. Тем более что Хейли учится с Лиззи в одном классе.

— Моей второй сестре, Лиззи, пятнадцать, — отвечает Себастьян. — А еще у меня есть брат Аарон, которому тринадцать, но скоро, конечно же, будет двадцать три.

Мой смех слишком вежливый. Внутри же я клубок нервов — даже не знаю, почему.

— Лиззи учится в Прово Хай, правильно?

Себастьян кивает.

— В десятом классе.

Я как-то видел ее в школе, и Хейли права: Лиззи очень улыбчивая и часто помогает уборщику во время большой перемены. Она почти вибрирует от наполняющей ее радости.

— Она милая.

— Да. Фейт тоже. А Аарон… ну, он любит проверять границы на прочность. Но он хороший парень.

Я киваю. Знакомьтесь — Таннер Скотт, отупел вплоть до скончания времен. Себастьян поворачивается ко мне; я почти физически ощущаю его улыбку.

— А у тебя есть братья или сестры? — спрашивает он.

Видишь? Вот так это и делается, Таннер. Общайся.

— Сестра, — отвечаю я. — Хейли. Кстати, кажется, она с Лиззи в одном классе. Хейли шестнадцать, и она самое настоящее исчадие ада, — сообразив, что именно сейчас сказал, я в ужасе поворачиваюсь к нему. — Господи. Не могу поверить, что сказал это. Или вот это, про господа.