О нём

И, конечно же, каждый, кто живет в Прово, знает о шумихе, которую освещали в новостях пару лет назад: в справочник мормона внесли изменения, гласившие, что члены однополых браков будут считаться вероотступниками, а дети, живущие в таких семьях, должны быть исключены из церковной деятельности до тех пор, пока не достигнут того возраста, когда смогут отказаться от практики гомосексуальности и присоединиться к Церкви.

Подведем итог. Любовь и уважение, но только если ты готов следовать их правилам. А если нет, тебя ждет отлучение.

Понимаете, о чем я, да? Совершенно никакой ясности.

Телефон, валяющийся где-то на кровати, начинает вибрировать. Поскольку в комнате я один, и никто не подсмотрит, ныряю за ним под покрывало, чтобы прочитать:

«Завтра я весь день буду в универе».

И пока экран светится от этого сообщения, приходит следующее:

«Мне тебя тоже будет не хватать».

Между нами что-то происходит. Еще с того момента, когда в самый первый день Семинара наши взгляды встретились.

Я хочу увидеться с Себастьяном, прежде чем он уедет из города. И мне плевать, что говорит мама. Как и плевать на церковную доктрину.

В конце концов, это не моя религия.

***

На время обеда Прово Хай Скул закрывает свою территорию, но это официальное правило никто не соблюдает. Вокруг полно ресторанов быстрого питания типа Дель Тако, Панда Экспресс или Пита Пит. Четыре дня из пяти мы бегаем за пределы школы и покупаем что-нибудь простецкое.

Я знаю, что специализация Себастьяна — английская литература (мне не потребовалось большого ума, чтобы это понять). Но еще я знаю — он говорил мне об этом в библиотеке, — что он любит бывать в Центре изящных искусств Харриса, поскольку там всегда тихо.

Так что сегодня в Панде Экспресс я покупаю еду на двоих.

Прежде чем переехать в Юту, я слышал множество рассказов про Церковь от людей, которые, понятное дело, никогда не были ее частью. Они берут в жены своих дочерей, когда тем едва исполняется двенадцать! Они — многоженцы!

По обоим пунктам — нет. И многоженство, кстати, запрещено с 1890 года. Но, судя по своей маме, я знал, что последователи Церкви СПД такие же люди, и предполагал, что подростки-мормоны мало чем будут отличаться от подростков на улицах Пало-Альто. Это безумие, но я ошибался. Серьезно. Они просто эталон всех понятий опрятности: чистая одежда, скромный внешний вид, чрезвычайная ухоженность.

Я критически оглядываю свою старую футболку с названием панк-группы Social Distortion, надетую поверх синей футболки с длинным рукавом, и практически не рваные джинсы. Если бы я нацепил фиолетовый костюм цыпленка и прошелся лунной походкой по главному двору, и то почувствовал себя менее неподходяще одетым для Университета Бригама Янга. Сейчас начало семестра, и около основного студенческого центра проходит какая-то молодежная программа. На девушках длинные юбки и скромные блузки, у всех прямо постриженные волосы и искренние улыбки.

Несколько парней бросают фрисби; один не поймал и беззлобно кричит:

— Твою мышь!

Три девушки играют в ладошки и поют.

Университет именно такой, каким я его себе и представлял, и, наверное, в точности такой, каким его надеялись видеть основатели даже спустя сто сорок лет. Он расположен через дорогу от Прово Хай, но кажется абсолютно другим миром.

Внутри Центра Харриса удивительно темно и тихо. Благодаря современной архитектуре место скорее выглядит воплощением мощной инженерной мысли, нежели зданием, где занимаются искусством. С галерей верхних этажей виден главный холл. По атриуму эхом разносятся абсолютно все звуки — тихий гул голосов откуда-то сверху и даже стук моих шагов по мраморному полу.

Себастьяна нет ни на диванах в холле второго этажа, ни за столиками, от чего мое решение принести сюда этот пакет с едой кажется нелепым и самонадеянным. Интересно, попал ли я в камеры наблюдения, и не придут ли сейчас полицейские, решив, что мне здесь не место, чтобы вежливо выпроводить за пределы кампуса, пожелав мне при этом легкой дороги и пообещав помолиться за меня.

Несколько минут без толку побродив по третьему этажу, я уже решил было заесть стресс и слопать всю эту сомнительную азиатскую еду в одиночку, как вдруг заметил пару красных кроссовок Адидас, виднеющихся из-под стола.

Подойдя ближе, я заявляю:

— У меня тут самая нездоровая еда в мире, и я готов ею поделиться.

Себастьян вздрагивает, и в течение той секунды, во время которой он поворачивается, мне отчаянно хочется вернуться в недалекое прошлое и никогда сюда не приходить. В начале этого школьного года одна девятиклассница вручила мне конверт и тут же убежала. Ошарашенный, я его открыл. Из него прямо мне на ноги высыпались блестки, а все письмо оказалось облеплено стикерами. Почерком с завитушками там было написано, будто мы с ней родственные души. Я даже не знал, как ее зовут, пока не прочитал подпись внизу: Пейдж. Над «й» было наклеено блестящее сердечко. До того момента мне и в голову не приходило, насколько четырнадцатилетние еще дети.

А теперь, стоя напротив Себастьяна в ожидании его ответа… я чувствую себя Пейж. Это я сейчас эмоционально недоразвитый. Ощущаю себя странным — и незрелым — лишь от одного своего присутствия здесь с пакетом еды. Какого черта я творю?

Себастьян медленно снимает наушники.

И мне тут же хочется рухнуть на пол от облегчения: его порозовевшие щеки говорят все, что мне нужно знать.

— Таннер? — широко улыбается он. — Привет.

— Да, привет, я…

Посмотрев на часы на ноутбуке, Себастьян делает очевидный вывод:

— Ты покинул территорию школы.

— А разве не все так делают?

— Вообще-то, нет, — он смотрит на меня в легком замешательстве.

— Я… принес тебе ланч, — я опускаю взгляд на пакет в своей руке. — Но сейчас у меня ощущение, будто этим нарушил закон.

Приглядевшись повнимательнее к надписи на пакете, Себастьян говорит:

— Панда Экспресс?

— Ага. Кошмарная еда, знаю.

— Это точно. Но раз уж ты здесь…

Он улыбается. Другого приглашения мне не нужно.

Открыв пакет, я протягиваю Себастьяну контейнер с лапшой и еще один, где курица с апельсинами.

— Тут есть еще креветки.

— Курица подойдет, — открыв упаковку, он стонет, от чего мое тело деревенеет. — Страшно хочу есть. Спасибо.

Знаете, наверное, да, такие моменты, когда хочется на полном серьезе спросить себя: я на самом деле сейчас здесь? И это не гипербола, а настоящее ощущение выхода за пределы тела на долю секунды. Вот прямо сейчас такое ощущение и у меня. Стоять рядом с ним и чувствовать, как кружится голова.