О них не упоминалось в сводках

Различить в общем гуле стрельбы резкие хлопки противотанковых пушек было невозможно. Но я знал, что батареи старших лейтенантов Соколова, Понятовского и Макурова стараются вовсю. Каждое орудие должно выпустить по гитлеровцам двести снарядов.

Новый сигнал — и опять огневой налет всей артиллерии по первой позиции противника.

Уже целый час длилась артиллерийская подготовка. На огневых позициях — напряженная работа. Орудийные расчеты, несмотря на январский мороз, трудятся без полушубков. Жарко людям. Раскалились стволы пушек и гаубиц.

В воздухе послышалось гудение моторов. Наши самолеты несколькими волнами надвигались на вражеские позиции. Они шли бомбить артиллерийские батареи, штабы и резервы противника. Как их много на этот раз! А ведь год назад в 14-й воздушной армии Волховского фронта насчитывалось всего полсотни исправных машин, да и то старых образцов!..

До конца артиллерийской подготовки осталось пятнадцать минут. Темп огня резко усилился. Последний огневой налет перед атакой самый мощный. Орудия били с предельной скорострельностью. Опять взвились к небу огненные стрелы реактивных снарядов. «Катюши» произвели залп за пять минут до атаки.

Бураковский кричит в телефоны, предупреждает командиров батальонов: быть готовыми к броску вперед. Я приказываю командирам артиллерийских групп перенести огонь на первый рубеж огневого вала. Артиллерия, не делая паузы, обрушивает удар по первой траншее противника. Ждем сигнала о перенесении огня на следующий рубеж. Это будет означать, что пехота пошла на штурм.

Но вот уже десять минут держим огневой вал на первой траншее, а атаки все нет и нет. Что там пехотинцы медлят?

Наконец взвились к небу зеленые ракеты.

— По рубежу «пантера», огонь! — радостно скомандовал я в телефоны.

Огневая завеса тремя скачками, по сто метров каждый, передвинулась на новый рубеж огневого вала.

Но снова неприятность. Батальоны сигнал дали, а в первую траншею не ворвались, залегли перед ней.

Бураковский по телефону ругает комбатов, торопит их. Оказывается, пехота поджидала запоздавшие танки. Кроме того, бойцы, ни разу не ходившие в атаку за огневым валом, боялись огня своей артиллерии, который грохотал в трехстах — четырехстах метрах от них.

— Морозов! Придется перенести огонь вперед, иначе пехота не поднимется! — говорит Бураковский.

Пришлось перенести огонь на следующий промежуточный рубеж. Как раз к этому времени подошли танки, пехота бросилась в атаку следом за ними. Первая траншея была взята на участке 2-го и 3-го батальонов.

В худшее положение попал 1-й батальон, наступавший без танков на левом фланге бригады, на Мишкино. Расстояние здесь между передним краем противника и исходным положением батальона достигало пятисот — шестисот метров. Нужно было преодолеть это пространство по ровной местности.

Батальон смело ринулся в наступление, но, как только с Мишкино был снят огонь артиллерии, враг начал бить с фланга из пулеметов и орудий. Пехота залегла.

Произошло то, чего мы опасались. Ожили опорные пункты противника на высотах юго-восточнее Мишкино.

Откуда-то с юго-запада открыли огонь несколько вражеских батарей.

1-й батальон попытался подняться в атаку. Некоторые бойцы добежали до проволочных заграждений. Но гитлеровцы ударили навстречу из автоматов и пулеметов. Заработали минометы противника.

— Эх, пропал батальон! — с болью в голосе воскликнул Бураковский. — Дай по Мишкино огня побольше!

— Нельзя, товарищ полковник. Пехота залегла перед самыми проволочными заграждениями, своих перебьем.

— Тогда прибавь огня на фланге, по высотам!

— Туда бьют пять батарей и бронепоезд. Сами видите, все высоты в разрывах. Резерва у меня нет. Не снимать же артиллерию с огневого вала!

— Нет, этого делать нельзя. Вот положение!

Трудно было следить за боем 1-го батальона. Роты, несмотря на усилившийся огонь, пытались преодолеть последние сто метров, отделявшие их от противника. Люди падали, сраженные пулями и осколками.

Одна рота все-таки ворвалась в траншею. Но поддержать смелую атаку не удалось. Вражеская минометная батарея преградила дорогу другой роте, бросившейся на выручку товарищам. А в траншее шла неравная схватка, рота отражала контратаку за контратакой и погибла почти вся.

Фланговым огнем со стороны Мишкино и с господствующих высот юго-восточнее этого пункта противник простреливал наши боевые порядки. Вражеская артиллерия прижимала к земле атакующую пехоту. После неудачных попыток овладеть Мишкино командир бригады отказался от захвата этого опорного пункта. Все усилия решено было перенести на Тортолово.

— Пошли в батальоны, разберемся, в чем там дело, — сказал мне Бураковский.

Километр пути мы преодолели с трудом: в некоторых местах укрывались от вражеских снайперов, иногда шли кустарником, иногда делали перебежки или переползали опасные участки. Когда добрались до хода сообщения, стало легче.

Командир 3-го батальона майор Яркин доложил обстановку. Его роты захватили только часть первой траншеи противника. Я ожидал, что Бураковский гневно обрушится на майора. Но полковник только сказал хмуро:

— На учениях отличные оценки получали, а в бою не вышло… Готовьтесь к штурму Тортолово. Завтра оно должно быть в наших руках. — И, обратившись ко мне, добавил: — Давай-ка еще раз посмотрим на Тортолово. Надо подумать, как его штурмовать.

Мы высунулись из укрытия и стали разглядывать местность. Метрах в четырехстах от нас грохотали разрывы. Это вражеские минометчики обстреливали свою бывшую траншею. Отдельные мины залетали и к нам.

Слева, со стороны железнодорожной насыпи, по нашей траншее начало бить прямой наводкой 105-миллиметровое орудие. Стреляло оно болванками, которые были опасны только при прямом попадании. Но когда огромный кусок металла со страшным визгом скакал вдоль траншеи, все прятались кто куда мог.

— На испуг, проклятый, берет! — сказал командир бригады, поднимаясь со дна окопа, после того как болванка пролетела над нами.

Заработал вражеский крупнокалиберный пулемет. Пули со свистом ударялись о бруствер, и нам пришлось на время прекратить наблюдение.

— Морозов, прикажи артиллеристам, пусть разделаются с этими мерзавцами, — распорядился Бураковский. — Нас бьют, а твои пушки молчат.

Артиллеристы будто услышали слова полковника. Неподалеку ударили сорокапятки из 1-й батареи. На наших глазах пулемет и орудие противника были подавлены. Бураковский вызвал к себе командира стрелявшей батареи. Им был старший лейтенант Макуров.