О плотницком деле, тайнах и любви

Глава 4

«Мир изменился!» - эта мысль всё чаще приходила в голову Константину. Как истинно влюблённому, ему было невдомёк, что изменился он сам, а мир, в общем-то, остался прежним. Будучи счастливым своею любовью к Ирине и тем, что она отвечала ему тем же, Косте зачастую казалось, что всё вокруг него источает счастье. Они встречались вот уже целый месяц. Из гостиницы Ирина переехала в служебную квартиру недалеко от метро «Киевская». Иногда они встречались в самом начале Тверского бульвара и шли пешком до самого её дома. Прогулка получалась долгой, в конце пути лёгкий морозец начинал пощипывать щёки и кончики пальцев, пытался забраться под одежду. Горячий чай был им хорошей наградой в конце пути, а жаркие поцелуи и объятия рождали бурю чувств, которые они не пытались сдерживать… 24-го декабря Ирина улетела домой, собираясь вскоре вернуться с тем, чтобы вместе с Костей встретить Новый год. Он остался её ждать в надежде, что эти дни без неё промелькнут незаметно.

Тёмным ранним утром как обычно Константин вышел из парадного своего дома. Он не сразу заметил жёлтую Волгу-такси, нагнавшую его невдалеке от подъезда. Удивлению не было предела, когда такси вдруг замигало ему фарами и посигналило коротко и весело. Костя вначале растерялся, неужели это ему? Подошёл неуверенно поближе, дверца машины распахнулась, и из глубины салона показалось улыбающееся лицо Жоры Сумкина.

– Здорово, Костька! Вот, проезжал мимо, гляжу - ты выходишь, дай, думаю, тормознусь, всё одно по пути. Ну, давай, вали сюда!

Не переставая удивляться такому утреннему везению, Костя сел на переднее сидение Волги, Жора нажал на педаль, машина тронулась. Несмотря на раннее утро, он был бодр и, как всегда, весел. Рассказал Косте свежий анекдот, с чувством изображая его персонажей. И сам вместе с Костей громко хохотал над ним. Быстро проехали по улице Герцена, свернули на Белинского, и тут Жорик притормозил у тротуара.

– Быстро доехали, у тебя же есть время, - весело проговорил Сумкин, - давай покурим, постоим что ли?

– Ну, давай, - согласился Константин, хотя, по правде сказать, ему этого не очень почему-то хотелось.

Георгий достал из кармана пачку сигарет «Мальборо», щёлкнул зажигалкой и закурил.

– Вот гляжу я на тебя, везучий ты парень, Костька, - всё тем же весёлым тоном проговорил таксист.

– Это почему же?
–  спросил Константин.

– Ну как же, - отвечал Сумкин, - с француженкой познакомился, любовь, понимаешь, амур-тужур и всё такое!

– Пошёл ты Жора на хер! – резко отреагировал Константин и рванул ручку дверцы машины с желанием выйти из неё.

– Сидеть! – стальным, жёстким тоном, внезапно взявшимся непонятно откуда, окрикнул Константина Сумкин. И уже ровным голосом, без тени прежней весёлости проговорил, - я тебе не Жорик, я капитан госбезопасности Георгий Николаевич Паршин, и с тобой тут не просто так прохлаждаюсь.

Удостоверение на фамилию Паршина мотнулось перед Костиными глазами и исчезло во внутреннем кармане куртки таксиста Сумкина так же быстро, как и появилось.

– Вы что же это, гражданин Раевский, всерьёз решили, что мы вот просто так вам позволим нарушать ваши должностные инструкции, знакомиться с иностранцами, вступать с ними в интимную связь, вести антисоветские разговоры? А?! Что молчите-то? Ну ответьте мне хоть что-нибудь. Вы ж не мальчик, когда знакомились, понимали, чем это может обернуться для вас.

Сумкин-Паршин смачно затянулся дефицитной сигаретой и пустил колечко дыма в Костину сторону. Последний же, едва справившись с состоянием шока, в которое его повергло откровение таксиста-хамелеона, собрал в кучу всё своё присутствие духа и проговорил:

– Никаких антисоветских разговоров я не вёл и инструкций не нарушал! А познакомился с Ириной чисто случайно в городе, когда был не на работе.

– Ну, сучёнок, ты меня достал, - проворчал Георгий Николаевич, - он пошарил на заднем сиденье машины, нащупал пачку фотографий и шмякнул их на торпеду Волги, - на, смотри!

Пытаясь по возможности сдержать дрожь в пальцах, Костя взял их в руки. Он увидел на фотографии копию своего письма Ирине!

– Ну что, гражданин Раевский, как говорится, «ваши карты биты…», - ерничал Паршин.
–  Давай так: если не хочешь продолжить этот разговор у нас в Управлении, не хочешь, чтобы мы провели у тебя дома обыск, чтобы «подшили» тебе связь с родителями твоими, антисоветчиками, не хочешь работу свою потерять, а, самое главное, если хочешь продолжать встречаться со своей французской знакомой, то тогда вот что, - Сумкин-Паршин закурил ещё одну сигарету, приоткрыл стекло машины и смачно сплюнул, - будешь мне регулярно рассказывать всё, что сумеешь у неё выспросить, а о чем спрашивать - я тебе подскажу. А суметь выспросить тебе придётся, иначе, брат Костька, на кукан и - того… Мне и так немалых усилий потребовалось, чтобы тебя перед начальством отмазать, они тебя сразу хотели в кутузку, шутка сказать: папаня антисоветски настроенный элемент, из страны высланный, а сынок пытается с Западом контакт установить. А я им говорю, мол, давайте парню шанс дадим искупить и всё такое, ведь сын за отца не в ответе, одним, словом, можно сказать, я за тебя поручился, так что ты брат Костька меня не подводи и мне помоги. Да не переживай ты так, - Сумкин хлопнул Костю по плечу, - ну не ты первый и не ты последний!

Раевский слушал всё, что говорил капитана КГБ и пытался лихорадочно сообразить, что же ему сейчас делать, что ответить. Но ничего путного в голову ему не приходило.

– Я не буду этого делать, - вдруг выпалил он решительным тоном, мотнув головой.

– Что ты сказал? – переспросил Паршин, - «не буду?!». Что, ложная щепетильность взыграла?! Все советские люди готовы выполнить свой долг перед Родиной, а этот отщепенец - «не буду». Я смотрю, жизнь-то тебя ничему не учит! Не надоело по конюшням да столярным мастерским щемиться?! А? Да ты вообще дышишь, пока тебе Родина позволяет, мы же всё про тебя знаем, всё! И потом, ты работаешь в гостинице, которая у нас считается объектом повышенного контроля. Мы же знаем, как именно ты туда попал, и что тебя предупреждали, что можно делать, а что категорически запрещено. Да и тебя же никто не заставлял переться в чужой номер в нарушение всяких инструкций. И откуда такая наивность? Ты пришел в коллектив, где все на виду и все друг про друга всё знают! И - на тебе!

Внезапная мысль пронзила Костю: «Неужели и дядя Ваня стучит им?! Если это правда, то и про меня он им тоже всё рассказывал? А что, собственно, именно «всё»? Не про Маркса же шутки. Хотя кто их разберёт, что у них шутки, а что - нет».

– В общем, так, гражданин Раевский, - вновь жёстким, но теперь спокойным и уверенным тоном подытожил Паршин, - или Вы добровольно согласитесь на сотрудничество с нами, и тогда мы поможем вам восстановиться в институте, сменить со временем место работы, вы даже сможете жениться на вашей русской француженке, если, конечно до этого дойдёт! Или же, в случае вашего отказа, вас, как, впрочем, и госпожу Ирину Токмину, ждут очень большие неприятности! Подумайте обо всем спокойно на досуге, не рубите с плеча. О себе не хотите подумать - ваше дело. Но подумайте о любимом человеке. К чему ей-то карьеру ломать. Тем более многого мы от вас требовать не станем, будете нас информировать так, для порядка. Вы свободны, идите пока, думайте, я с вами сам свяжусь – Лжетаксист затушил сигарету, повернул ключ зажигания, заводя мотор и давая тем самым понять Косте, что беседа окончена, и он может выходить из машины.

Раевский вышел из такси, машина сорвалась с места и на скорости, помигав жёлтым огоньком поворотника, скрылась за углом выходившего на улицу Горького дома.

Серая муть московского зимнего утра проступала всё более явственно, пошёл снег, было холодно и снежинки, падая на только что очищенный сгорбленным дворником асфальт, не таяли, а вновь покрывали его тонкой пеленой. Дворник всё сметал и сметал снег с тротуара, а тот всё падал и падал, усиливаясь и засыпая не только асфальт, но его шапку, плечи и спину. Раевский медленно брёл по улице Белинского в сторону, противоположную той, куда уехало жёлтое такси. Он уже успокоился и мог думать. Костя знал, что посоветоваться не с кем, что решение он должен принять сам. Для него оно очевидно. Нужно лишь собраться с мыслями и духом, чтобы сделать этот шаг, столь трудный и нежданный именно сейчас, когда как ему казалось, что мир вокруг изменился, наступили те самые перемены, которых он так ждал. И вдруг вспомнился опустевший город, захотелось укрыться в нём, пройтись по улицам, заглянуть в окна домов, постоять во двориках. Быть может туда стали возвращаться люди в надежде, что скоро враг отступит и начнется новая, счастливая жизнь…

Глава 5

Выгибаясь дугой, фирменный скорый поезд «Москва-Волгоград» медленно крался у подножия Мамаева кургана к центральному вокзалу. Пассажиры вышли в коридор купейного вагона посмотреть на величественный монумент «Родина-мать зовёт». Проходивший в это время проводник понимающе кивал головой. Молодые немцы, шумевшие в своем купе накануне вечером, теперь, притихшие, смотрели во все глаза в окна, вцепившись в вагонные поручни. Рядом с ними выделялся пожилой немец в светлом костюме, с седой шевелюрой аккуратно зачёсанной назад копной волос, открывавшей высокий лоб. Правая щека его была обезображена шрамом, шедшим от нижнего века к подбородку. Когда он положил руки на поручень у вагонного окна, стало заметно, что на левой руке отсутствуют два пальца.
–  Gott zei dank, Sch"on wider, schon wieder bin ich da… - тихо повторял он. Молодой человек, стоявший рядом, с удивлением взглянул на него. Заметив его взгляд, пожилой немец произнес довольно сносно по-русски: