О, Путник!

— КХА, КХА, КХА…

О, эти вполне привычные, но, в данный момент такие особо сладостные, ласкающие сердце, звуки! Я стоял, ошарашенный и потрясённый до глубины души. Проба пера мне явно удалась. Ожидал всего, но не такого! О, как, ишь, ты, ибо, однако!!!

Я погладил Пса по шее, почесал его за ушами. Он с готовностью сощурился и заурчал, выкатив свои янтарные глаза. Сзади послышался чей-то нервный и лёгкий смех. Я резко оглянулся. ПОЭТ… Он стоял позади меня перед брошенными повозками один одинёшенек, — неприкаянный, помятый и жалкий. Свита во главе с ГРАФИНЕЙ находилась на значительном отдалении от нас, слуги ловили лошадей, разбежавшихся по степи. Наши воины пребывали в полной боевой готовности, выставив на всякий случай вперёд копья и мечи.

— Всем вольно! Сражение нами выиграно! Пришла пора считать трофеи! — весело и громко крикнул я им и подошёл к ПОЭТУ.

Он кивнул в сторону наших солдат и возбуждённо произнёс:

— Они поступают совершенно правильно. В битве АНТР не выбирает, кто перед ним. Он убивает всех, кроме хозяина. В этом его большой недостаток. Необходимо улучшить удобный момент для его применения, заблаговременно выдвинуться вперед, оставив в тылу свои войска, спустить его незадолго до приближения противника, дав чёткую команду. Тогда, при относительно малом количестве вражеского войска и его слабой психологической подготовке, АНТР творит чудеса. Особо опасен он для конницы. Лошади боятся его панически, смертельно. Редкий всадник при его появлении удержится в седле. Если войско большое и хорошо подготовленное, то АНТР, конечно, с ним сразу не справится. Его можно на время задавить массой, опутать сетями, заманить в какую-нибудь ловушку, но всё равно потери будут огромными. К тому же смысла в этих потерях нет никакого, потому что АНТР неуязвим, он всё равно вырвется на свободу в любой ситуации и сможет несколько позже продолжить бой. И так до бесконечности, а может быть, и нет. Никто не знает предела возможностей АНТРА. Счастье для смертных, что на свете существуют всего три таких создания.

— Однако, какие глубокие познания, сударь, — удивлённо произнёс я и присел на землю рядом с ПОЭТОМ.

— О, Сир, извините, что я сразу не высказал Вам подобающего Вашей персоне почтения и уважения. Я с самого начала подозревал о том, кто Вы такой, но не был в этом уверен до конца. АНТР всё расставил на свои места. А что касается познаний, то, для того, чтобы их приумножить, есть самый простой и вечный способ — читать, читать и читать, а кроме того, слушать и слышать, вот и всё.

ПОЭТ тяжело опустился на одно колено, склонил голову, на мгновение застыл, как изваяние.

— Вставайте, сударь, вставайте, — я вскочил и подошёл к нему поближе. — А почему же вы не убежали, как все?

— Честно говоря, я просто подвернул ногу, поэтому и не убежал, — сконфуженно ответил ПОЭТ.

Он медленно поднялся, подковылял ко мне, сел рядом. Я рассмеялся.

— А где же наш доблестный ГЕРЦОГ? — я огляделся вокруг.

ГЕРЦОГ был жив, он шёл, волоча ногу, в нашем направлении, сопровождаемый мрачным БАРОНОМ. Оставшиеся на поле рыцари с такими же мрачными лицами наблюдали за происходящим и продолжали держать круговую оборону. ГЕРЦОГ без плаща и капюшона оказался хотя и довольно высоким, но очень худым, седобородым, лысым, пожилым мужчиной аристократичной внешности. Орлиный нос, высокий лоб, чуть мутные и умные голубые глаза. Одет в куртку и штаны из дорогого материала, на ногах — мягкие, высокие, кожаные сапоги. Поверх одежды надета лёгкая серебристая кольчуга, на широком поясе болтаются пустые ножны из-под меча. Сам меч, — блестящий, оправленный драгоценными камнями, покоился в руках БАРОНА, видимо, в качестве военного трофея.

ГЕРЦОГ подошёл поближе, тяжело склонился передо мною в глубоком поклоне.

— Позвольте поприветствовать Вас, Ваше Величество, и отдать дань уважения. Простите, что не сразу понял, кто Вы такой.

— Ничего, ничего, не вы первый, не вы последний. В свою очередь, извините меня за некоторую резкость с моей стороны в отношении вас. Знаете, нервы иногда сдают, да и вообще, по своей природе я несколько импульсивный и весьма неуравновешенный человек.

— Что Вы, что Вы, Сир, это я во всём виноват. Был нетактичен, резок, заносчив и груб, понёс какую-то ахинею, но согласитесь, война есть война. Что уж тут поделаешь!

— Да, люди делают войну, война преображает людей. Она не только убивает их физически, но и калечит их души. Печально, очень печально… Война — это явно главная, бесспорная и вечная причина резкого падения нравов во все времена.

— Ваше Величество, извините, что вмешиваюсь в вашу светскую и очень содержательную беседу, но у меня такое впечатление, что мы скоро забудем, что перед нами находится враг, — внезапно раздражённо пророкотал БАРОН, стоявший у меня за спиной.

— А что это вы нам рассказывали про какую-то клумбу? — задала вопрос ГРАФИНЯ, неслышно и неожиданно появившаяся из-за моей спины.

ГЕРЦОГ поперхнулся, закашлялся, потом впился в девушку жадным взглядом, мгновенно преобразился, обрёл некоторую молодцеватость, склонился в глубоком поклоне, развёл руки в стороны, выражая крайнюю степень восторга и восхищения, на его лице появился лёгкий румянец, глаза стали маслянистыми. «Да, каков, однако, шалун! В его-то возрасте, да в таком крайне плачевном состоянии?!», — слегка позавидовал я пленнику.

— О, прекрасная роза, о, дивный божественный сосуд с нектаром, из которого отпить может только Бог! О, воспетая в балладах и поэмах нимфа! О, вожделённая царица моей души, угрюмо истомившейся в скорбном одиночестве! Я так много слышал о вас, так долго мечтал встретиться с вами, что потерял врождённое чувство такта! Мне очень жаль. Простите меня! В такое жестокое время это и не мудрено. Война, проклятая война! Как это всё стыдно, глупо, печально… Я мечтал встретить вас в совсем другой обстановке, где-нибудь на балу, например.

— Хватит, старый хрыч! Так что это за клумба, о которой ты недавно упоминал?

— ГРАФИНЯ, пожалуйста, будьте немного сдержанней. Всё-таки перед вами человек вашего круга и достаточно высокого положения, — мягко поправил я девушку.

— Извините, Сир. Но от Вас совсем недавно в адрес этого господина я слышала кое-какие интересные и весьма оригинальные высказывания, — фыркнула девушка.

— Дорогая моя, высказывания перед битвой отличаются от тех, которые произнесены после неё. И вообще, что позволено орлу, не позволено голубке. Понятно? — мягко, но строго произнёс я.

— Извините меня, Сир. Мне всё понятно, — ответила ГРАФИНЯ. — Но всё-таки, вернемся к Вашему всем известному цветнику, Ваше Высочество, — мило улыбнулась она, обращаясь к ГЕРЦОГУ.

Тот замялся, покраснел:

— Да ничего такого особенного, — цветник, как, цветник. Это сейчас не редкость при любом дворе, вы же знаете. Ну, а вообще, вы не совсем правильно меня поняли, Миледи.

— Правильно я тебя поняла, старый козёл! — девушка, не выдержав светского тона, топнула своей прекрасной маленькой ножкой, смерила ГЕРЦОГА презрительным и уничижительным взглядом и отошла к карете.

ПОЭТ, постанывая и покряхтывая, поковылял вслед за ней. Снова наступила благостная тишина.

— Что вы хотите!? Женщины… — весело произнёс я и засмеялся.

— Да, Сир. Женщины… — ГЕРЦОГ нервно вторил мне, но без особого энтузиазма, и скорбная вселенская печаль проступала на его слегка помятом и бледном челе.

В это время моё небольшое войско восстановило свои ряды. Дворяне, солдаты и прислуга выстроились под руководством БАРОНА в несколько шеренг и, видимо, ждали дальнейших указаний. Они, эти ценные указания с моей стороны не замедлили появиться.

— Всем пока вольно, разойтись, заняться трофеями! Господа, вас ждёт самое приятное и благодарное действо во Вселенной. Поле боя после битвы достаётся победителям! — я рассмеялся, а потом сурово произнёс, строго и тяжело глядя на ГЕРЦОГА. — Ваше Высочество, прикажите вашим бойцам сложить оружие, их никто не тронет. Я, пожалуй, вас отпущу, но при одном условии. Вы и ваши рыцари должны дать мне клятву не воевать впредь против меня и моих людей, а также против дяди ГРАФИНИ. Приемлете ли вы мои требования?