О, Путник!

— Ну, мой друг, вы, однако, замахнулись на фундаментальные научные знания и понятия, — засмеялся я. — Бог с ними! Давайте поговорим о чём-нибудь другом.

— О чём, же, Сир? — БАРОН пододвинул к себе какой-то пузатый кувшин.

— Да о чём угодно, — я с интересом посмотрел на сосуд. — И каково содержание данной запотевшей ёмкости?

— Ежевичная настойка, Государь… Помните, как трепетала моя душа при воспоминании о ней там, в другой жизни? Не верится, что все эти войны, битвы, походы, абордажные схватки и осады являлись неотъемлемой частью нашего сравнительного недавнего бытия.

— Всё я помню, мой друг, всё помню до мельчайших подробностей, — на моих глазах вдруг выступили слёзы. — А ведь тогда я не помнил почти ничего! Но я скучаю по прошлым дням. Очень скучаю…

— Да, Ваше Величество, славное было время, однако, — БАРОН отвернулся в сторону.

— Наливай же, дружище! Помянем наших павших товарищей: ГРАФА, СОТНИКА, КАПИТАНА, КОМАНДИРА, ВТОРОГО ШЕВАЛЬЕ и многих, многих других. Бессмертная слава всем погибшим бойцам! Слава героическим морякам, пехотинцам и кавалеристам! Слава моему легендарному Первому Отряду Личной Гвардии!

— Слава, слава, слава!!

Лёгкий ветерок вдруг спустился откуда-то с голубых небес и слегка охладил наши пылающие лица. Гладь озера подёрнулась нежной рябью. Зашелестели молодой листвою деревья. Заколыхалась нежная изумрудная поросль травы. Воздух ещё более наполнился всевозможными, волнующими и возбуждающими запахами. Весна, весна…

— За вас, БАРОН!

— За Вас, Сир!

— За нас!!

Вдруг откуда-то неподалёку, из-за густых зарослей прозвучало громкое и негодующее лошадиное ржание.

— Ах, ты мой бедный конь! — счастливо засмеялся я. — Хочешь принять участие в нашем веселье?! Стоишь один одинёшенек на привязи, скучаешь. Оставили одного, горемычного. Но что поделать, рыбалка — это занятие не для лошадей и не для женщин.

— Да, Сир, жаль, что рядом нет Вашего Придворного Летописца, — улыбнулся БАРОН. — Такие афоризмы уходят в небытие!

— Не беспокойтесь, сударь, — я встал, потянулся, полюбовался озером, небом, горами. — С ПОЭТОМ я поддерживаю почти постоянную связь по, так называемому, Пассивному Каналу. Всё вносится в анналы.

— Сир, Вы хоть поняли, что сейчас сказали?! — загоготал БАРОН.

— Что, в чём дело? — возмутился я, но потом до меня дошло, и я присоединился к моему собеседнику. — Да, сударь, однако какой у вас извращённый ум!

Отсмеявшись и вытерев слёзы, мы налили ещё по одной рюмке.

— БАРОН, я давно хотел вас спросить кое о чём.

— Да, Сир.

— Вы же не Землянин, а Островитянин. Каким образом вы попали в Особый Отряд Морской Пехоты, да ещё стали заместителем его Командира? Интересный расклад.

— Догадайтесь, Сир, — усмехнулся БАРОН.

Я задумался, а потом осторожно произнёс:

— АННА?

— Да, Сир. Она меня поразила, привлекла, опьянила, обаяла, очаровала, заколдовала и завербовала.

— И как же это произошло? — заинтересовался я.

— Однажды она вдруг вышла из Квази-Портала, Сир. В моей спальне… В моём замке… Ранним утром.

— Боже мой! — потрясённо воскликнул я. — Из Квази-Портала выходят…

— Да, да, — выходят голыми! Вот именно, Сир! Боже мой! — БАРОН опрокинул в рот рюмку и застонал. — Она была прекрасна! Она была совершенна в своей юной и наивной наготе! Она была девственна и непорочна! О, эта грудь, о, эти бёдра, о, эти ноги! Горе мне, горе, старому идиоту! Такую женщину потерял! Идиот! Полный и конченный идиот!!!

Мой верный товарищ резко вскочил и взвыл так громко, что Гвардейцы, стоявшие по периметру, шарахнулись в разные стороны, словно увидели перед собой АНТРА с окровавленной пастью. БАРОН схватил баклажку с остатками Звизгуна и жадно выпил его до дна одним махом, а потом неожиданно в отчаянии упал на землю и стал по ней кататься, завывая и хрипя, как смертельно раненный вепрь.

Я, потрясённый и окаменевший, некоторое время с огромным удивлением наблюдал это странное, жалкое, мощное, волнующее и величественное зрелище, а затем схватил какой-то кувшин с неизвестной жидкостью и решительно вылил его на голову БАРОНА. Потом я слегка пнул Великого Воина и Первого Мастера Меча ногой под дых, после чего он сразу успокоился и умиротворённо затих.

Я медленно подошёл к озеру, присел к воде, потом опустил в неё голову и некоторое время находился в таком положении. Вода была холодна и чиста. Да, какие, однако, страсти кипят иногда в каменных сердцах и в опустошённых душах!? Я, оказывается, отнюдь не одинок в своих страданиях!? О, ИСЭ! О, МАРКИЗА! О, ГРАФИНЯ! Девочки мои, красавицы мои! Желанные, любимые и отринутые. Утопиться, что ли!?

Кто-то осторожно прикоснулся к моему плечу. Я поднял голову. БАРОН…

— Ваше Величество, простите меня за эту жалкую сцену. Что на меня такое нашло!? Как плотину прорвало!

— Полноте, мой друг! — тряхнул я головой. — Какая же она жалкая? На первый взгляд, может быть и да. А на второй — категорически нет! Пожар чувств и эмоций — самый жаркий и яркий пожар в мире! Его никогда и никому не затушить. А что касается плотины… Плотины должны периодически прорываться для того, чтобы их чинили, перестраивали и укрепляли! А вода внутри них подлежит постоянному обновлению, иначе она зацветает, протухает и загнивает, знаете ли!

— Прекрасно сказано, Сир! — раздался щелчок в моей голове. — Внесено в анналы.

— Барон, как там, на Земле? МАГИСТР с вами?

— Завтра обо всём доложу, Сир, — голос ПОЭТА был весел и бодр.

— Почему завтра?

— Остались у меня на Земле кое-какие дела, Сир.

— А, понимаю! Любовницы, жёны, дети, банки, биржа?

— Да, Сир, и ещё кое-что.

— Хорошо, жду… В замке ГРАФИНИ.

— Ваше Величество, как Вы себя чувствуете? — вдруг раздался чуть хрипловатый и томный голос МАРКИЗЫ. — Неужто без меня Ваш день не долог и не скучен?

— Сгинь, ведьма! Только тебя мне сейчас не хватало! — выругался я. — Хотя, постой!

— Слушаю, Сир!

— Как тебе БАРОН?

— Это ты к чему!?

— Да не к чему, а просто так. Мой маленький каприз…

— БАРОН — настоящий мужчина, благородный воин и бесстрашный рыцарь! Он когда-нибудь ещё потрясёт и спасёт мир посредством своего легендарного меча! Он — второй алмаз среди обсидианов, из которых состоит твердь Империи!

— Вот это слог! Вот это ты завернула! — восхитился я, а потом усмехнулся. — А кто первый алмаз?!

— Ты прекрасно это знаешь, мой малыш!