О себе, времени и геофизике. Автобиография

Примерно через полгода после нашего знакомства наш учитель беспризорник пришёл в шикарном по тем временам костюме с цветочком в петлице. Он одарил нас подарками, и больше мы его не видели. Однако курить продолжали, я курил с 8 до 10 лет. Как– то это дошло до отца, и я, зная его вспыльчивый характер, убежал на всякий случай из дома в сады, где поселился на дереве, как Тарзан. Моя старшая сестра Неля примерно знала, где я могу быть, и ходила там, выкрикивая моё имя. Мне стало её жалко, и я спустился на землю. Мы пришли домой, и отец, как я и предполагал, побил меня. Это было в первый и последний раз. Я видел потом, что он раскаивается в содеянном, и долго зла не держал, но курить не бросил.

Толчком к тому, что я все же бросил курить, послужила моя болезнь. Я заболел воспалением легких, и отец лечил меня дома. В доме я курить, естественно, не мог, хотя отец курил. Мои муки, связанные с отсутствием курения, продолжались, наверное, дней 10, и все эти дни отец читал мне нотации о вреде курения. Когда я наконец вышел на улицу и мог закурить наставления отца сыграли свою роль вкупе с тем, что и тяга к куреву несколько ослабела. Я бросил курить.

У меня давнишний принцип, что всё, что ни случается, это к лучшему. Иногда, правда, такое случится, что очень трудно понять: что же тут может быть лучшего? Как, например, с курением. Ответ пришёл через 6 лет, когда я поступил в институт. На первом курсе почти все мои друзья дружно закурили. Я, однако, хоть и был моложе всех, уже знал, что это такое, и не закурил. Так я больше в жизни и не курил, разве что за редким исключением в хорошей компании после выпивки. Но при этом всегда было два исключения. Я курил только чужие и не затягивался.

Технический прогресс в мире доходил до нас не сразу, но вызывал очень живой интерес. Один мальчик из нашей компании побывал в Москве и рассказывал об автобусах с рогами, это были троллейбусы, как мы потом поняли. Но в то время назначение рогов оставалось для нас загадкой.

Мы ездили на автобусах, и стоимость проезда зависела от расстояния. Каково же было наше удивление и восхищение, когда мы узнали о загадочном московском метро с твердой ценой на билет. Самое главное для нас было то, что в метро можно было кататься хоть целый день, купив всего один билет.

Ещё были большие дискуссии относительно конфет в бумажках. В то время самыми любимыми и единственно доступными конфетами были слипшиеся подушечки. И тут нам рассказывают, что есть, оказывается, конфеты, где каждая конфета завернута в бумажный фантик. Мы думали, что это розыгрыш, так как совершенно не могли понять назначение этих бумажных фантиков.

А потом случилось нечто, что оказалось одним из самых сильных моих жизненных искушений. Отец принес кусок халвы, которую я никогда раньше не видел и не подозревал вообще, что такое чудо существует. Я был и остаюсь до сих пор большим сластеной. Когда я впервые попробовал халву, все остальное перестало существовать. И тут отец делит этот кусок на две равные части и говорит: один тебе, а другой отнеси сестре. Неля была ещё в школе, так как училась во вторую смену. Естественно, свой кусок я мгновенно проглотил и понес другой сестре. Тут-то и настигли меня такие муки, каких ни до, ни, наверное, после, я не испытывал. Я отщипывал какие-то крошки и неимоверно страдал. То, что я что– то все же донес, я могу объяснить только генетически унаследованной порядочностью. Никто не учил меня, что такое хорошо и что такое плохо, а халва была у меня в руке, и донести её до рта было так просто.

Как принято в еврейских семьях, папа отдал меня в музыкальную школу учиться играть на скрипке. Похоже, у меня не было музыкальных способностей, а, возможно, музыка как– то не гармонировала с моим образом жизни, короче, все это мне сильно не нравилось. Я тогда понял, что в русском языке слово «скрипка», очевидно, произошло от слова

«скрипеть». Это прозрение пришло, когда я пытался извлечь из своей скрипки какие– то звуки, но от прикосновения смычка она издавала такой ужасный скрип, что всем окружающим, включая меня, становилось нехорошо. Этот скрип доконал всех, и меня перевели на пианино – там, по крайней мере, каждый звук был чистым. Пианино тем не менее меня тоже не вдохновило, дальше собачьего вальса я, кажется, не продвинулся, к тому же дома не было инструмента. После нескольких месяцев уроки музыки были прекращены.

С годами музыка все больше и больше входила в мою жизнь. Очевидно, кроме музыкальных способностей необходим ещё какой-то уровень общего духовного развития, которого у меня в детстве не было. Я научился петь свои любимые песни, аккомпанируя себе на гитаре, и, конечно, сильно жалею, что не получил музыкальное образование. Как я сейчас понимаю, музыка, пожалуй, высшее проявление духовности и гениальности человека. Большинство лауреатов Нобелевской премии играли на скрипке.

Махачкала – Талги

Когда я закончил пятый класс, отца перевели работать директором курорта Талги, который находился рядом с Махачкалой, столицей Дагестана. В Махачкале я закончил школу-десятилетку.

Первое сравнение Махачкалы и Нальчика было в пользу Нальчика с очень красивой природой, включая виды на снежные вершины Эльбруса и Казбека, которые можно было наблюдать круглый год. Но потом все это забылось, и стала более видима красота Дагестана. И конечно же Каспийское море, на котором стоит город. Фактически Махачкала зажата между горами и Каспием.

Дагестан – небольшая республика, в которой проживают около 20 разных коренных народностей: аварцы, кумыки, лакцы, лезгины, даргинцы и другие. Все они говорят на разных языках, дагестанского языка нет, все народности Дагестана общаются между собой на русском языке.

С сестрой Людой и папой. 1952.

В те годы было раздельное обучение: мальчики и девочки учились в разных школах. Так было в Долинске, и так было в Махачкале, когда я туда приехал. Учителя были разные по разным предметам, и мне очень повезло с прекрасными учителями по физике и математике. Они определили мою любовь к этим наукам и в целом мою дальнейшую судьбу.

В общем и целом обстановка в школе была довольно интересной. Мы слушали уроки, которые любили, и почти свободно уходили с уроков, которые нам не нравились. Одним из способов такого ухода было выпрыгивание в окно. Это чаще всего случалось на уроке немецкого, который я учил, кажется, 6 лет и никогда его не знал, также, похоже, как его не знали и учителя. В Махачкале мы сами ставили себе оценки по немецкому близкие к средней успеваемости каждого ученика. Были учителя, с которыми мы дрались, расскажу об этом позже.

Был период, когда мы учились в третью смену. На последних уроках уже темнело, так что приходилось включать электрический свет. Тут-то нам и пригодилось знание физики. На перемене мы накладывали на цоколь лампочек намоченные промокашки. Уже в начале урока промокашки высыхали, становились непроводниками, и лампочки одна за другой начинали тухнуть. Таким образом мы сорвали довольно много уроков, пока учителя, наконец, не поняли, в чем дело. Когда этот трюк был раскрыт, мы перешли на более примитивные уловки. Выламывали выключатель и про- сто накладывали друг на друга оголенные провода, чтобы свет горел. Во время урока мы обстреливали эти оголенные провода из рогаток. Каждое попадание вызывало небольшую темную паузу, что нас очень веселило.

Ещё у нас были уроки военного дела. Однажды учитель дал нам шинели и винтовки с штыками и вывел на плац позади школы. Какое– то время мы маршировали, затем последовала команда: Ложись! Земля была сырая и грязная, тем не менее шинели были казенные, и ребята легли в эту грязь. Я же рос в семье врача и был привержен к чистоте, поэтому просто сел на корточки, учитель не обратил на это внимание. Сидя на корточках, я обозревал лежавших в грязи своих товарищей, и почему-то это зрелище меня рассмешило. Учитель что-то рассказывал, указывая вдаль и повернувшись к нам спиной. Я от нечего делать воспользовался моментом, просунул штык под пояс ближайшего товарища и стал его поднимать, используя ружьё как рычаг. Тут учитель повернулся к нам и увидел эту картину. В итоге по военному делу я получил 3 за четверть. Вскоре после этого меня приняли в комсомол, и комсомольский билет надо было получать в горкоме комсомола. Была зима, и я был в шинели, перешитой из отцовской. Выдавая билет, горкомовцы подшучивали над моим полувоенным обличием и единственной тройкой по военному делу.