О себе, времени и геофизике. Автобиография
Шрифт:
Ещё я очень любил маевки. Первого мая весь город выходил на демонстрацию, а второго мая все, у кого был какой-нибудь транспорт, выезжали за город на маевку. Выезжали семьями, группами, предприятиями. Погода в это время в Махачкале отличная, и народ резвился на природе как мог. Футбол, волейбол, шахматы, карты и, конечно, традиционный шашлык из барашка. Это были редкие, дра- гоценные минуты общения с отцом, когда он не был занят.
Телевизоров в то время ни у кого не было, и я был единственным учеником в классе, у которого в доме был патефон. Периодически я устраивал экскурсии домой для своих одноклассников, и мы слушали разные пластинки. Во время моей учёбы в Махачкале моя старшая сестра Неля училась на геологическом факультете Грозненского Нефтяного Института. Когда она приезжала домой на каникулы, учила меня
Мне было 14 или 15 лет, когда, наконец вняв моим многочисленным просьбам, отец привез в дом овчарку. Я тут же назвал его Джульбарс и начал дрессировку по книге Служебное собаководство. Джульбарсу, однако, было уже полгода, то есть я запоздал на несколько месяцев с началом тренировок. Как известно, вся тренировка основана на принципе кнута и пряника. Моя собака, естественно, любила пряник и не любила кнут, Джульбарс затаил на меня злобу, и это могло кончиться весьма плачевно. Как-то вечером я пришёл домой и как только вошёл в почти темный коридор, услышал звук прыжка, это мой Джульбарс прыгнул на меня. Я инстинктивно выбросил вперёд правый кулак и попал им прямо в раскрытую пасть, опять же повинуясь какому-то инстинкту, я не стал выдергивать руку из пасти, а схватил левой рукой ошейник и стал тянуть его на себя, вдавливая кулак в горло собаки. Когда я, наконец, отпустил полузадушенного Джульбарса, он полностью признал, что я его хозяин, и мы оставались лучшими друзьями до его смерти.
Джульбарс вырос в очень крупную сильную собаку и был прекрасно тренирован. Он мог сидеть часами рядом с моими вещами на кишащем народом Махачкалинском пляже, все его почтительно обходили. Если после моря мне лень было идти пешком домой и я садился в городской автобус, Джульбарс по команде бежал домой через город и дожидался меня перед домом. Естественно, он был непременным участником маевок и прочих выездов за город.
На Каспийском море с Джульбарсом, Нелей и папой. 1955.
Почти все каникулы я проводил на курорте Талги, где работал отец. Талги находится всего в 15 километрах от Махачкалы, но это горная дорога. Наша компания развлекалась катанием на велосипедах, игрой в волейбол с отдыхающими и вечерними представлениями. Очень популярны были оперетты, арии из которых я знал тогда наизусть и люблю до сих пор.
Где-то шестом классе мы ещё баловались, делая дымовые шашки из рентгеновских снимков и закидывая их в палаты. Потом все же поумнели и перешли к другим забавам. Одна из них была следующая: мы привязывали за нитку рубль и, спрятавшись в кустах, клали его на дорожку, где прогуливались отдыхающие. Как только кто– то из них замечал наш рубль и наклонялся, чтобы его поднять, мы дергали за нитку. Реакция была очень разная, женщины, как правило, вскрикивали, у мужчин был более разнообразный диапазон: от ступора до погони за рублем.
Ещё на курорте было своё подсобное хозяйство, и там были лошади. Я туда часто наведывался и просил лошадь покататься. Как директорскому сыну мне не отказывали, лошади были, правда, без седла, только с уздечкой. Один раз лошадь понесла, и я скатился ей под брюхо, держась руками за шею. К счастью, кто-то сумел её остановить, и все закончилось благополучно. Когда я первый раз сел на лошадь с седлом, мне казалось, что я сижу в кресле.
У отца была служебная машина Победа. Я с детства обожал запах шоферской кабины и, естественно, подружился с водителем, он научил меня водить Победу, когда мне было 15 лет. Отец не возражал, он сам никогда машину не водил, и я иногда его возил в Махачкалу и назад, естественно, никаких прав у меня тогда не было.
Говорят, мужчины имеют два автономных органа. Где-то в 14 лет я обнаружил, что у меня их три. К известным двум добавилась правая рука, которая, к счастью не очень часто, действовала независимо от головы. Обнаружил я это свойство при следующих обстоятельствах. Вечерело, и я куда-то шел, когда мне преградили дорогу три парня старше, чем я. Начало разговора не предвещало ничего хорошего,
и вдруг совершенно неожиданно для меня моя правая рука сделала нечто вроде длинного хука по лицу одного из парней. Они совершенно не ожидали такой наглости, так как каждый из них в отдельности был явно сильней меня. Тем не менее – повидимому, от неожиданности – тон разговора заметно снизился. Больше всего, однако, был ошеломлен я сам, так как все это случилось независимо от моей воли. Но тут, наконец-то, включился мозг, который дал команду ногам, и я покинул компанию на максимальной скорости, на которую был способен.Несколько подобных инцидентов случились и позже, когда я был гораздо старше. Каждый раз я попадал в довольно неприятную и опасную ситуацию, так что ничего хорошего в этом свойстве нет, голова дана нам не зря, но, как говорится, что есть – то есть.
В 16 лет я закончил десятилетку, и встал вопрос, куда идти учиться дальше. Отец сильно уговаривал учиться на врача, предлагая мне выбор между Москвой, Киевом и Ленинградом. У него везде там были друзья, и с серебряной медалью я мог поступить в медицинский институт любого из
Закончил школу. 1956.
***
этих городов без экзаменов. Я не знал, на кого я хочу учиться, но точно знал, что не хочу быть врачом. У меня была возможность насмотреться на курортных больных, и я явно предпочитал общаться со здоровыми; мне до сих пор становится плохо при виде крови у близких мне людей. И главное, я знал, что вместо моих любимых предметов, физики и математики, мне придется зубрить латынь. Короче, я наотрез отказался. Кстати, то же самое было и с Нелей, когда она окончила школу, тоже с серебряной медалью. Она не вняла уговорам отца и поступила учиться на геолога. Отец был очень умный человек и дал нам свободу выбора.
В 1953 году было открыто Главное здание Московского государственного университета (МГУ) на Воробьёвых горах, и я хотел поступать туда на механико-математический факультет. Однако тут отец проявил твердость и сказал, что Москва далеко, а мне всего 16, так что если уж куда-то ехать, то недалеко, например, в Грозный, где училась раньше моя сестра. Неля закончила институт в 1956 году, в год, когда я закончил школу. Я согласился и уже готов был поступать на геолога, как, к счастью, появился будущий муж моей сестры Яша Воронов. Он тоже учился в Грозненском нефтяном институте, но не на геолога, а на геофизика. Яша рассказал нам, что коль я люблю физику и математику, то мне лучше тоже учиться на геофизика. Я так и сделал и до сих пор ему благодарен за этот совет. Яша, кстати, сделал ещё одно хорошее дело, отобрал у меня финку перед моим отъездом в Грозный. Как медалист я поступил в институт без экзаменов.
Грозненский Нефтяной Институт
И вот в 16 лет отец отвез меня в Грозный. Мест в общежитии не было, и он устроил меня на квартиру одной пожилой женщины. Мы договорились, что я буду писать письма каждую неделю, а отец будет посылать мне 10 рублей в месяц в дополнение к стипендии. Папа уехал, и я остался один. Пошёл в институт и долго стоял перед расписанием занятий. В этом расписании все факультеты, группы, подгруппы имели свои сокращения, которых я не знал, и поэтому все расписание выглядело для меня как китайская грамота. Так ещё случилось, что рядом никого не было, чтобы спросить, что все это означает. Возвращался домой с грустными мыслями о том, как я буду тут учиться, если даже расписание понять не могу.
Традиционно перед началом учёбы надо было помочь сельскому хозяйству. Можно было вспомнить детство золотое и подурачиться.
Но вот начались занятия, и все оказалась не так уж сложно. Мне опять повезло с математиком и физиком, впрочем, практически все преподаватели были на высоте, так что большинство лекций были весьма интересны. Отец долго рассказывал мне, как важно быть хорошим специалистом в своём деле, и что сессии в институте намного сложней, чем экзамены в школе.