О смелых и умелых (Избранное)

"НЫТРЫЛИТЕТ"

Когда Иван Васильевич Кучков и Андрейка подошли к расположению артиллерийской бригады, ворота оказались на запоре. В них давно и напрасно стучался двинец Зеленов, посланный уговорить артиллеристов поддержать их своими пушками. Ворота охранялись усиленными нарядами унтеров и старшин под командой офицеров. Солдат видно не было.

– Здесь происходит недоброе, - волновался Зеленов.
– В этой бригаде много кулацких сынков. Недаром в бригаде эсеровское засилье.

– Среди солдат и сочувственные нам найдутся, - успокаивал его Кучков.
– Здесь не одно кулачье, в наводчиках и бывшие рабочие есть. Да и батраков немало.

– Но ведь их раскачать надо, организовать, пока офицерье на свою сторону их не повернуло! Придется лезть через забор.
– Зеленов подобрал полы шинели.

– Не лазь! Подстрелят, - остерег его Кучков.

– В каждом заборе лазейка есть, - подсказал Андрейка.

Иван Васильевич, согнувшись, бросился вдоль забора, щупая и пробуя доски. Зеленов подался в противоположную сторону. Первым обнаружил потайной лаз Андрейка - за помойкой. Хорошо, удобно. В случае, если застукают, помои, мол, выносили.

Патруль заметил посторонних уже у входа в самый большой барак, где шел митинг, попытался было задержать, да поздно. Пришедшие затерялись в массе артиллеристов.

На трибуне ораторствовал поп. Он читал обращение Вселенского святейшего собора к солдатам - не поддаваться антихристам-большевикам, не обагрять свои руки кровью православных.

– А моей кровью обагрять можно?
– крикнул Кучков.

– Ты кто такой?
– уставился на него председатель солдатского комитета.
– Откуда взялся?

– Я ваш дедушка! С неба свалился!
– Иван Васильевич полез на трибуну. Его пытались не пустить, но солдаты закричали: "Дать слово дедушке!"

– Благословите, батюшка!
– отстраняя попа, склонился Кучков.
– Вот видите, и благословения не дает. Значит, я для батюшки и неправославный! Господа офицеры, с которыми он в картишки перекидывается, меня могут и прикончить, пока вы нейтралитет держать будете! На запоры вас заперли, от свежего воздуха затворили. Почему я, революционер пятого года, депутат Московского Совета от пекарей, хлебный дедушка ваш, должен к вам через помойку лазить, а? Ух вы, нейтралы!

Солдаты притихли.

– Это кто распорядился никого к нам не пускать?
– раздалось из толпы.

– Комитет не распоряжался, - ответил председатель.

– Значит, "ваши благородия" вами, как при царе, распоряжаются? Опекают, как детей малых? Скоро в нужники под конвоем поведут нейтралов!

– Провокатор! Демагог! Лишаю слова!
– поднялся из-за стола председатель солдатского комитета, по-видимому, из эсеров.

– Я провокатор? Я демагог?!
– двинулся на него Кучков.

На трибуну вскочил Зеленов, зажав в руке солдатскую фуражку.

– Я от имени солдат-двинцев кланяюсь вам, товарищи, и прошу: да выгоните вы соглашателей, офицерских ставленников, буржуйских прихвостней! Захватили они ваш солдатский комитет. Не доведут до добра. Их душка Керенский сбежал, Временное правительство, изменившее революции, арестовано солдатами и матросами, власть перешла к съезду Советов.

– Врешь!

– грохнуло из зала.

– Убейте меня, если вру! Ленин сформировал Советское правительство. Ленин, который за мир народу, за землю крестьянам!

– Что здесь происходит?!
– входя в барак, крикнул рослый бородатый полковник, чуть не оглушив притиснутого к дверям Андрейку.

– Вам слово не дано, господин полковник!
– ответил ему Зеленов. Здесь солдаты решают свои, солдатские, дела... А вы занимайтесь своими, офицерскими.

– Молчать! Арестовать постороннего! Караул, в ружье!

Услышав команду полковника, солдаты, словно пчелы из потревоженного улья, вылетели во двор, отняли винтовки у караульной команды и, наверное, перекололи бы офицеров, вздумай хоть один из них выстрелить. Потом кто-то растворил ворота, и солдаты выпроводили из казарм офицеров и занялись своими солдатскими делами.

Вновь избранный председатель солдатского комитета был большевиком.

– Сочувствующих у нас немало, но проявить себя пока не решались. Очень сильны были у нас эсеры, - объяснял он Кучкову, пытаясь дозвониться по телефону в Московский Совет. Но почему-то телефон переключали на штаб военного округа и в трубке раздавался строгий офицерский голос: "Из какого полка? По какому делу? Что произошло в бригаде?"

Председатель комитета улыбнулся и посадил к телефону самого горластого парня - ездового Федю, наказав ему на все вопросы отвечать: "Держим строгий нейтралитет!"

Федя все понял, но никак не мог выговорить мудреное слово "нейтралитет" и отвечал:

"У нас строго. Нытрылитет!"

Так он ответил и самому Рябцеву.

Услышав "нытрылитет", полковник закричал:

– Да ты соображаешь, с кем говоришь, мерзавец? Я полковник Рябцев! Твое имя, звание?

– Ездовой Хведя!

– Передай трубку кому-нибудь из членов вашего комитета, болван!

– От болвана слышу.

– Я тебя пристрелю, негодяй! Да что у вас там?!

– Нытрылитет!

Комитетчик и Кучков от смеха сотрясались, слушая этот разговор.

Рябцев швырнул трубку и приказал поручику Ровному во что бы то ни стало либо овладеть бригадой, либо изъять у нее пушки. Сам Рябцев занялся Кремлем.

ПЕРВАЯ КРОВЬ

Лишь только за Ногиным и Ярославским захлопнулись железные ворота, как к ним подскочили юнкера, прятавшиеся в Манеже и во дворах напротив Боровицкой башни. Офицер, командовавший ими, успел просунуть носок сапога в дверь калитки и не давал закрыть ее.

– Да легче вы, черти!
– ругался он на солдат, затворявших ее.
– Ногу пожалейте! Прапорщик, пощадите, будьте человеком. Кажется, вы здесь командуете?

Берзин подошел к калитке.

– Очень приятно! Рында-Бельский к вашим услугам. А вы знаете последние новости? Нет! Так слушайте! Да пропустите меня. Не бойтесь. Хотите, подниму руки? Обезоруживайте!
– И, широко улыбаясь, офицер Рында-Бельский вошел в железную дверь.

– Ну, что вы скажете?
– обратился к нему Берзин.