О спасённых принцессах

– Думаю, это подойдёт, – сказала Лиа. Она сделалась серьёзной, встала, выпрямилась и тоже положила руку на сердце, но правую.

– Я, принцесса Лиа, – она запнулась, как бы пропуская вперёд заученную формулу её титула, совершенно здесь лишнюю, – девочка одиннадцати лет, клянусь покровительствовать во всём хранителю моей тайны и государственного секрета, то есть – наоборот… Мияки-дэ, просто Мияки Мастэ, мальчику почти девяти лет, ученику…

– Третьего-седьмого, – подсказал Мияки.

– Третьего-седьмого класса, – Лиа выдохнула-вздохнула.

– Дай мне воды, пожалуйста.

Мияки протянул ей бутылку. Лиа о чём-то подумала, отставила бутылку.

Принцесса скинула фисташковые кроссовки, оставшись в тёмно-серых гольфах. Опустила голову и стала щёлкать пальцами обеих рук, задавая себе ритм. Лиа пружинила на носках и тихонько подпевала себе: «Па, па-па, пааа. Па, па-па, па-па-па-паа». А Мияки повторял про себя текст, который менялся, конечно, раз от раза, как и элементы танца. Но был хорошо знаком, благодаря бесчисленным просмотрам этого рекламного действия по телевизору.

Лиа подняла кисти согнутых рук ладонями вверх от себя на уровень глаз. Потом прикусила губу и поводила глазами из стороны в сторону. Глаза её мерцали зелёным и лазоревым. В них бегали жемчужные искры. Мияки знал, что это обозначало вопрос. «Па-паа-па-, пааа», – продолжала Лиа. Она пожала плечами, резко повернулась спиной к Мияки. Потом повернула голову в его сторону, приложив указательный палец подбородку. Глаза её неожиданно вспыхнули рубиновым, темп мелодии ускорился. Лиа неожиданно с разворота села на продольный шпагат, не совсем удачно, поморщилась. Но танец продолжался. Мияки знал: это означает, что решение найдено! Глаза Лиа искрились в этот момент всеми переливами радуги. И вот самый потрясный момент танца: Лиа, незаметно оттолкнувшись руками от пола, поднялась из шпагата, просто сомкнув прямые ноги. Как это у неё получалось? Миллионы мальчишек и девчонок по всей стране пытались повторить этот фокус, но получалось только у тех, кто ходил на всякие спортивные занятия по гимнастке и акробатике. Что говорить: дети получали призы в школах и в телешоу, просто повторив этот трюк. Миллионы просмотров в тиктоке! Мияки и сам хотел так научиться, но для начала нужно хотя бы сесть в шпагат!

Танец продолжался. Теперь Лиа выставила вперёд левое бедро. Согнутая правая рука была поднята ладонью вверх, как будто на этой ладони что-то лежало. Левым указательным пальцем принцесса три раза показала на это что-то. Она продолжала подпевать, но тише: «Пааа, пааа!». Глаза Лиа в этот момент мигали золотистым и зелёным. Мияки помнил что в этот момент на ладони Лиа должен появиться какой-нибудь предмет: обычно мобильник, часы или украшение.

А теперь – финал! «Па-п-па-п-п-п-па!». Лиа отставила левую руку, а правую выставила вперёд, ладонь смотрела влево, а пальцы указывали прямо на зрителя. В один момент поочерёдно мизинец, безымянный и средний прижались к ладони, большой оттопырился вверх, а рука согнулась в локте. Глаза рассыпались фейерверком. Тут же кисть собралась в кулак, выставленный вверх, локоть резко прижался к туловищу, одновременно голова повернулась влево. Затем поворот головы обратно с наклоном чуть вправо и раскрытие кисти с поворотом ладони с растопыренными пальцами к Мияки. «Па!», – оборвала мелодию Лиа. В глазах её разгорелась вспышка медово-золотистого, которая должна была смениться мерцающей радугой. И здесь принцесса должна была засмеяться. Но Лиа только слабо улыбнулась, а глаза её светились жемчугами.

Она выдохнула, села на пол и вдруг выкрикнула:

– Хау! – Глаза Лиа вспыхнули золотом.

– Прости, это я забыла.

Мияки сглотнул. Он тысячи раз видел это в рекламе, и миллионы людей всегда это видели в своих телевизорах каждый день. Но чтобы так, только ему, да просто, без телевизора! Он сидел открыв рот и дико смущался.

Лиа нетерпеливо прервала его созерцание:

– И как?

– Нуу, – тянул Мияки, слов у него неожиданно поубавилось, – это… да… хорошо…

– Хорошо? И всего-то? Знаешь, я вообще-то старалась. Я столько тренировала этот трюк, и каждый день повторяю перед съёмкой, – капризно говорила принцесса.

– Ну, – Мияки решил насолить зазнайке, – я тоже так могу!

Принцесса удивилась:

– Покажете?

Мияки начал дрыгаться, крутиться, подскакивать и извиваться, изображая какую-то невиданную пародийно-кокетливую джигу. Ему приходилось сдерживаться, чтобы случайно не наступить на больную ступню. Он озвучивал свою клоунаду нестройной мелодией, заменяющей музыку. Лиа очень серьёзно отнеслась к просмотру. Она даже услышала мелодию, опознав мотив, и стала мысленно подпевать. Но постепенно росло её удивление. И возмущение! Это же совсем не то, что показывала она. Это же, это же… Совсем не искусство! В заключительный жест Мияки вложил всю мощь своего танца, а подмигнул с такой силой, что веко хрустнуло. Или так только показалось? И застыл: в неловкой позе, с глупой клоунской улыбкой.

А Лиа? Лиа начала смеяться: сначала хихикнула – потом во весь голос. Через миг она уже лежала на полу, вздрагивая и хохоча. И Мияки вторил принцессе – тоже смеялся. Они смеялись от души, забыв обо всём, до нехватки дыхания и боли в животе. Но вот сил не осталось, смех остановился, они сели, утирая выступившие слёзы. Лиа подумала, что в другой ситуации стоило бы обидеться на такую выходку. Но в Мияки не ощущалось никакой злости и вредности, он виделся таким простодушным. Наверное, поэтому Лиа сделала следующее предложение:

– Мальчик, с Вами можно дружить?

– Ну, вообще-то я с девочками не очень дружу, – и про себя подумал: «А с принцессами тем более!» – Конечно, есть Альто.

– Альто? – резко спросила Лиа.

– Ну да, – засмущался Мияки, – но она младше и вообще моя сестра. Так что это за дружбу и не считается.

Лиа расстроилась.

– Ну, давай тогда дружить, пока мы не добрались до дворца, – предложил Мияки. «Потом всё равно не получится!» – добавил он про себя.

– О, Мияки-дэ, как это хорошо, давайте дружить на время, – ответила Лиа.

И она удивилась сама себе, удивилась тому, что ей приходится просить искренне, а не из вежливости. И уговаривать мальчика, которому судьба доверила жизнь самой наследницы Императора.

– Ну… вообще-то Ваш танец – это потрясно, – мотнул головой Мияки. Ему было немного стыдно от своей выходки.

– Хм, так уж и быть, поверю, – Лиа засмеялась, – всё равно последний раз был.

Она села на колени и тихо спросила:

– Будешь помнить, как я тебе рекламу показывала… если что?

Мияки кивнул и испугался. От этого «если что» повеяло холодом.

Тогда Лиа налила воды в ладошку, поднесла её к глазам, быстро запрокинула голову вместе с ладошкой так, чтобы вода залилась в глазницы. Отработанным движением коснулась указательными пальцами своих глаз. Потом выпрямила голову и сидела так, зажмурившись. На поднятых вверх указательных пальцах её что-то поблёскивало. Лицо принцессы было мокро, с подбородка свисала капля воды.

– Мияки-дэ, ты готов?

Он смотрел на неё ошарашенно, зачарованный всеми этими действиями.

– Да, – с каким-то хрипом сказал Мияки.

И тогда Лиа открыла глаза.

Мияки таращился на неё с изумлением. Куда исчез переливающийся радужный эффект её глаз? Куда делись волшебное мигание и бодрящие искры? Всего этого теперь не было. Мальчик вдруг понял, что рекламная магия – это свойство линз, сейчас прилипших к указательным пальцам девочки. Можно было и раньше догадаться.

Мияки таращился на Лиа и не мог её узнать. И признавался в том, что государственная тайна, в неразглашении которой он только что поклялся, была отнюдь не в линзах. И это была не просто тайна, а такое, заикнись кому он, сразу наступит «если что». И хорошо будет, если только его в тюрьму запрячут. А то, пожалуй, всю семью, а уж этого он допустить не может. Лиа ждала, что скажет Мияки. А он не мог ничего выдавить из себя, потому что перед ним сидела девочка в той же одежде и с той же причёской, как и у принцессы, но не она, не Лиа. Её глаза! Они были разные! Левый был голубой, а правый какой-то зелёно-карий.