О спасённых принцессах

– Ну, ты долго ещё? – как будто ожил Мияки.

– Я всё.

– Холодно?

– Сам попробуй. Я вещи тоже помыла.

– Ты тогда тоже отвернись, – недоверчиво пробурчал мальчик.

Несмотря на темноту, одиночество, пугающие звуки купания Лиа, Мияки честно продержался и ни разу не оглянулся. Он даже придумал, что соврёт мальчишкам, будто они забыли фонарик и было ничего не видно.

Лиа послушно отвернулась и обнаружила стену непроглядной темноты. Ветер с моря продувал насквозь, было от чего дрожать. Принцесса замерла до поры, ожидая в покорности, пока отмоется Мияки.

– Мыло не утопи! Пожалуйста! – крикнула она.

Голос девочки подстегнул замешкавшегося Мияки. Он стремительно, как это умеют делать мальчишки, собирающиеся нырнуть в речку, озеро, море или, на худой конец, в ванну, скинул с себя одежду – прямо в воду. Шорты отложил в сторонку – они должны остаться сухими. Схватил кусок мыла, весь облепленный песчинками, и, уже ничего не соображая, на автомате, повторяя про себя: «Быстро, быстро, быстро!», окунулся прямо на мелкоте и немедленно стал намыливаться. Но кожа не поддавалась, Мияки окунался, и продолжал мылиться, и домыливал то, что не смывалось. Потом, стоя на коленях, погрузил голову в воду и стал тереть её бруском прямо под водой. Он вспенивал воду своим выдохом, а потом выныривал, вдыхал и снова погружался.

В это время у Лиа, выросшей без братьев и сестёр, возникла позорная мысль: поглядеть на голого Мияки. И просто стало страшно глядеть в темноту. Больше всего Лиа боялась, что Мияки обернётся и увидит подглядывающую Лиа. Тогда несмываемый даже ночным морем позор покроет весь императорский двор! О-ох, была-не-была! И, быстро повернувшись, в неверном свете фонарика она увидела какое-то белое пятно над чёрной водой. Она быстро отвернулась к темноте, лицо её разгорелось от смущения. Но никакая из вообразимых частей тела человека не сопоставлялась с запечатлённым образом. Принцесса стала успокаивать себя: «Вот и хорошо, вот ничегошеньки и не увидела, а значит – не считается!»

Мияки же в это время мыл голову и над водой торчала его попа. И будь у принцессы такое же отменное зрение, как у Мияки, она разглядела бы всё в деталях. Но, к счастью для Мияки и для императорского двора, Лиа оказалась слегка близорука!

Мияки был проворнее девочки, стирка заняла у него мало времени. Он выбежал из моря, нацепил на себя другое одеяло и стоял, трясясь, пытаясь согреться. Он глядел в море туда, где начинался рассвет.

– С-с-см-мотри-и.

Казалось, из ничего возникла полоска света, отделив море от неба.

Потом дети вернулись. В маяке было тепло. Мияки разложил свой спальник. Мокрые трусы и вещи они приспособили сушиться. При этом Мияки остался в сухих шортах. С принцессой пришлось поделиться тельняшкой. Но Мияки сердито предупредил: «Завтра отдашь, это флаг вообще-то!» Лиа юркнула под одеяло. И Мияки залез в спальник, положил фонарик между собой и девочкой и выключил.

Спросил:

– А как переводится «НЁЩЕРПАЗ ДОХОРП»?

Лиа, заикаясь от холода, ответила:

– П-п-г.. од. За-за…, – и заснула.

Спал и Мияки.

И не было на всём свете ни вертолётов, ни людей с фонариками, ни приставучих собак, ни машин, поездов… Конечно, это неправда: они были, но только не здесь.

Сон двух измученных погоней малышей унёс всё это куда-то далеко-далеко. Всех людей и всех собак унёс в их уютные кроватки с мамами, поющими колыбельные, поправляющими одеяльца. Только Мияки и Лиа спали не в своих кроватках. И всё-таки они были не одни. К ним пришла нагулявшаяся кошка, огляделась, почистилась, легла, заурчала и согрела ребят. Мияки снился дом с дедушкой на крыше и мама с сестрой. Что снилось Лиа, неизвестно, но она улыбалась во сне.

10. УТРО НА МАЯКЕ

Дети проснулись рано от яркого света. Солнце уже встало над морем, всё их временное пристанище было освещено и нагрето. Память о вчерашних событиях вмиг вернулась. Они посмотрели друг на друга. Сомнений не осталось: всё, что было вчера, и правда было.

– Привет, – сказал Мияки, – ну, то есть, доброе утро, Ваше, эээ… Величество?!

– Здравствуйте, Мияки-дэ. Ой, только давай без этикета. Тем более – высочество. То есть… Мы же договорились быть друзьями, – Лиа покраснела.

– Ну да. Тогда – привет. Всё равно надо придумать, что делать дальше.

Лиа только пожала плечами.

«Ну, пойду, посмотрю, как здесь всё», – подумал Мияки. А ещё надо было найти туалет.

Он вылез из спальника и спустился на жилой этаж. Сразу обнаружил туалет. Здесь же была раковина для умывания – мальчик метнулся к ранцу за зубной щёткой и пастой. Этот неожиданный запас, на который Мияки любил поворчать, сейчас обрадовал мальчика. Он с удовольствием стал тереть свои зубы, полоскал и снова натирал их пастой. Казалось, слой за слоем сходят с него все неприятности вчерашнего дня. Отчистился запах моря и тинный вкус, потом привкус железной дороги и цементная пыль от мешков, запах парка, горячее собачье дыхание, скотч, запах кирпичной стены, старого заросшего пруда. Потом запах акаций и бензоколонки, пугающий говор из телевизора, звук полицейской сирены, прохлада просыпающегося парка, запах пота, бензина и сигарного дыма городской площади, взгляды конгадзы, запах пекарни дядюшки Во, подъём по булыжной мостовой к рекламному щиту с мерцающими глазами Лиа. Запах дома и мама. Мама!

Мияки застыл, глядя на себя в зеркало. Он плакал, а губы его, испачканные зубной пастой, беззвучно шептали: «Ма-ма! Ма! Ма, ма, ма!».

Вдруг он услышал шаги Лиа. Быстро сполоснул щётку, сунул в карман, наплескал на лицо холодной воды, а рот сполоснул не тщательно, оставив запахи дома и мамы не смытыми.

Он выскочил из туалетной комнаты, Лиа сразу направилась туда, а Мияки стал осматривать маяк. Удачно – принцесса не видела, как он плакал.

Ничего не изменилось. Так же на столе стояли кружки с высохшим вином и чаем, тарелки, глиняный горшочек с чистыми ложками и вилками. И – шахматная доска: часть фигур лежали на столе, а часть стояли на доске. Обе королевы стояли – значит, партия была не окончена. Интересно, чей ход?

Оставался ещё неисследованным потёртый шкаф. Мияки открыл одну скрипучую дверцу. Вторая отъехала уже сама. Мияки увидел тёмную куртку. И правда – в шортах холодновато в каменной башне. Мальчик не стал стесняться и напялил куртку на себя. Она была велика, руки тонули в рукавах, и Мияки их подвернул. Зато тепло!

В шкафу еще были полки со всякими полотенцами и прочими тряпками. Наверху лежали свёрнутые флаги Империи и Америки. Это неинтересно. А что внизу? О, чудо! Мияки увидел великолепные кеды. Он схватил их и чуть не запрыгал от радости. Кеды! Когда-то ярко-розовые, теперь сильно поношенные, много раз стиранные, они утратили былую яркость. Резиновые подошвы были чуть стёрты, но без трещин. А шнурки – разного цвета! Один ядовито-зелёный, второй – лимонно-жёлтый. Даже это не смутило Мияки, он сразу сунул свои многострадальные ноги в кеды. Болью отозвалась левая ступня. И размер великоват. Но Мияки радовался кедам так, как радуются близким друзьям. Мияки тут же придумал им имена. Правый ботинок – «зей», а левый – «вальт».

Лиа вышла из уборной. Она была недовольна: зубная паста нашлась, а вот зубная щётка нет. Но увидела довольного Мияки и прыснула в ладошку.

А Мияки кричал:

– Лиа, Лиа! Смотри, ну, смотри ! Я кеды нашёл…

Он смеялся, и приплясывал, и вертелся, как девчонка перед зеркалом. Топал и танцевал что-то вроде джиги, спотыкаясь и прихрамывая. В конце концов, он запнулся длинным носком и грохнулся на пол. Но продолжил смеяться, а вместе с ним смеялась и принцесса. Вид радостного мальчишки был настолько нелеп: в огромной куртке и кедах-лаптях с ярчайшими разноцветными шнурками.