О теории прозы

Время и пустота.

Смена времени – это смена коренных отношений.

Мир если даже и не растет, он изменяется.

Изменение мира, как ход часов, определяет время.

Вот почему искусство задерживает проявление изменений и смотрит на секундную стрелку.

Искусство вне времени, потому что искусство не исчезает.

И в то же время оно время, потому что в него входит другой компонент времени – созданный другим временем.

Пересозданное время.

Есть сходство в рисунках, созданных кроманьонцами и Пикассо, но это говорит не о том, что искусство не движется. Движется восприятие этих вещей. Рисунки создаются для иного восприятия.

Литература, в частности лирическое стихотворение, задерживает время, как бы анатомирует его, проводит вскрытие времени. Искусство видит героя, видит так называемые его противоречия, которые оно видит в противоречиях времени.

Данте на полпути своего земного бытия идет по кругам Ада, похожим на места в театре, потому что они обозрение мира, – обманчивое. Входит в цирк Ада. Человек смотрит на мир, как на театр.

Это мир небольшой.

Он как бы заключен во Флоренцию немногих лет. Когда Данте берет убийство Цезаря как предательство Иуды, то он как бы отыскивает эталоны для измерения ошибок времени.

Данте идет по Чистилищу через ошибки времени.

Достоевский хотел, чтобы в здании Романовых Алеша Карамазов и Коля Красоткин стали революционерами.

Они должны были стать людьми, которые сами хотят стать свободными.

Достоевский понял Победоносцева.

Победоносцев его боялся.

Толстой, Чехов – люди свободные, освобожденные страданием.

Вот воскресители человечества.

8. Как Давид победил Голиафа

Эдип. Шекспир. Три сестры: Антигона, Корделия, Анна Каренина

I

Пушкин писал в статье «О народной драме и драме “Марфа Посадница”»:

«Трагедия преимущественно выводила тяжкие злодеяния, страдания сверхъестественные, даже физические (напр., Филоктет, Эдип, Лир). Но привычка притупляет ощущения – воображение привыкает к убийствам и казням, смотрит на них уже равнодушно; изображение же страстей и излияний души человеческой для него всегда ново, всегда занимательно, велико и поучительно. Драма стала заведовать страстями и душою человеческою».

Страдания сменяются, переосмысливаются; как бы заново возникают при смене нравственностей, при столкновении форм человеческих взаимоотношений.

Страдания у Шекспира очень часто происходят в верхах общества, в королевских семьях или в палате дожей.

Анализ психологической драмы, вероятно, с рождения своего понимается как связанный со сценой.

Ни лирика, ни эпос не заглянули в противоположность решений того, что мы называем нравственностью.

Кроме того, старая драма, в частности драма греческая, аристократична.

Шекспир это превозмог.

Его женщины умирают, придя к песне, простой народной песне.

Песни, которые они слышали от служанки.

Так умирает Офелия.

Расширение поля, на котором происходит смена нравственных отношений, – это подвиг Шекспира.

Многие люди говорили, что в самой биографии Толстого как бы воскресают темы старых драм.

Сам Лев Николаевич, иронизируя над Шекспиром, иногда покорялся его построениям; но он находил, что построение «Короля Лира» искусственно.

Толстой не любил «Ромео и Джульетту», хотя, повторю, Б.М. Эйхенбаум говорил мне по поводу фразы Шекспира – вся философия мира не стоит Джульетты, – в черновике у Толстого стоит помета: «случайная удача».

Король Лир не по своей воле узнал жизнь народа.

Новой нравственности его обучал шут, клоун.

В мире сцены, в мире, который изображает жизнь вывихнутой – это выражение Гамлета, Гамлет пережил изменение нравственности, – в мире этом Корделия тяжко страдает.

Почему повесили, именно повесили, а не казнили другим способом, не закололи без разговоров, королевскую дочку?

Почему Анна Каренина погибла под колесами поезда, таким прозаическим способом?

Крест, к которому прибивали рабов, был их последней службой.

Голову им не отрубали.

Римский гражданин имел право на меч, которым его покарают.

Корделия выброшена из мира.

Она была новой, была чужой.

Новое всегда входит через катастрофу.

Размер нового определяет размер катастрофы, и наоборот.

Размер катастрофы, происшедшей с Корделией, определен Лиром: это он сказал, что хотел свою старость провести в детской комнате ее детей.

Но Лир не узнал новой Корделии, не узнал нового поэта, взошедшего на сцену, и проклял его.

И когда король Лир несет мертвую Корделию на руках, то это он внес катастрофу жизни новой Корделии.

Теперь я только затрону тему, ее нужно хотя бы назвать, хотя бы для себя: времена Лира – это распад рода – выделение семьи из рода.

Судьба рода не равна судьбе семьи.

Орест убил свою мать, мстя за отца.

Гамлет не мог убить мать, ему запретил отец.

Каин убил Авеля.

Братья Иосифа продали Иосифа в рабство.

С этим явлением связан перенос интереса с одного героя на другого, в чем, может быть, и состояло равновесие рода.

Вместо рода появилась семья со своими семейными отношениями, с наследствами, с необычными как бы обычными смертями.

Отелло убивает жену.

Дочери короля Лира преследуют отца и губят сестру.

Позднышев в «Крейцеровой сонате» убивает свою жену.

Убийство происходит в повести «Дьявол».

Сыновья Карамазова враждуют с отцом; Дмитрий пришел отнимать у отца деньги и мог бы его убить; Иван презирает его и не хочет спасти «гадину». Убивает Смердяков.

Борьба внутри семьи дает удобное, хотя и страшное, обоснование для построения замкнутой коллизии, причины которой как бы не выходят за пределы семьи и поэтому обозримы для читателя.

Тома Джонса Найденыша в романе Филдинга и Оливера Твиста в романе Диккенса преследуют братья-злодеи.

Николаса Никльби преследует дядя.

Противоречия в семье как бы стягивают внутри себя противоречия мира.

Многое в этом объясняется борьбой за имущество и борьбой за власть в семье, но сама эта борьба порождена теми скрытыми силами, что стягивают семью в целое, как систему.