О том, что видел: Воспоминания. Письма
Шрифт:
Твои отец.
Советуешь ли ты мне хлопотать о Лиде?
28 июня 1927 г. [115] Калуга
Милый папа. Я многого не хотел писать тебе из Саратова. Ты спрашиваешь — хлопотать ли? Конечно, хлопотать, и чем скорее, тем лучше, хотя момент очень неподходящий. Переезд в коммуну необыкновенно испортил мнение о ней начальства. Сам Юра передавал мне, что начальство говорило: так значит, Чуковская тоже с вами? Да и место для коммуны они выбрали неподходящее: в том же доме коммуна менш., напротив коммуна с.-р. Она все это понимает, но Юра ее тянет, и с ним не совладаешь. Лида очень его чтит, даже больше, чем раньше Катю [116] . Она открещивается от дальнейшей деятельности, Юра горит жаждой применить свои силы. Он непременно влипнет и потянет ее за собой. Воздействовать на нее невозможно, надо воздействовать на ее начальство.
115
Год
116
Боронина Екатерина Алексеевна(1908–1955), детская писательница. Л. К. Чуковская вспоминала: «Аресту предшествовала моя жизнь с Катюшей Б. Родители мои сняли на лето дачу <…> Жила я одна в пустой большой квартире. Вздумала пригласить Катюшу пожить у меня <…> На первом же допросе следователь Леонов предъявил мне воззвание рабочих, перестуканное на машинке Корнея Ивановича. Я видела воззвание впервые. Но неизвестно мне было, арестована ли Катюша? <…> На всякий случай я не опровергала обвинения. „Да, переписывала листовку я“ <…> Когда перевели меня из одиночки в общую и там я встретилась с Катюшей (которая, как оказалось, была арестована в ту же ночь, что и я), — мне стало понятно, почему следователь настаивал, будто я была там, где меня не было. Катюша на первом же допросе призналась, что это она перепечатала листовку на машинке Корнея Ивановича, а я ни при чем, даже не читала текста» (Звезда. 1999. № 9. С. 94, 96).
Из Саратова я поездом махнул в Москву, надеясь повидаться с Добраницким и Шатуновским [117] . Но достать адрес Добраницкого частным лицам по понятным причинам невозможно. На розыски я истратил полдня — всюду меня гнали в шею. Шатуновского я застал вечером. У него сидело несколько друзей — все высокопоставленные лица. Он принял меня ласково, но холоднее, чем в прошлый раз. (Тут я вспомнил стихи его родственника, которые ты ругал). Он сам вызвал меня на разговор о ней. Я рассказал ему все, что можно было.
117
Шатуновскии Яков Моисеевич(1876–1932), приятель К. И. Чуковского, заведующий кафедрой математики в Институте красной профессуры, член партии с 1907 г., его друзьями были многие влиятельные партийные деятели 20-х годов.
— Чего же вы хотите?
— Пусть ее сошлют к папе и маме.
— Это невозможно. Но можно перевести ее в другой город, где у нее нет друзей.
Я промолчал, потому что Саратов большой и прекрасный город. Притеснений там она никаких не терпит, отношение к ней превосходное.
Добиваться стоит только одного — чтобы ее отпустили в Ленинград на три месяца [118] (здоровье, зоб). Я говорил с ней, она на это согласна. Это оторвет ее от шайки. Чистота юриных намерений мне кажется сомнительной. К сожалению, я не проницательный человек.
118
Хлопоты увенчались успехом. Л. К. Чуковская вспоминала: «12 сентября 1927 года т. Нестеров командировал за мною некую личность с предписанием явиться немедленно. Явилась. 24 часа на сборы. „Вот вам билет. Выедете завтра, 13-го. Вас вызывают в Ленинград на дополнительное расследование вашего дела“» (там же. С. 111). В конце концов, благодаря поручительству М. М. Литвинова и Я. М. Шатуновского, удалось добиться того, что 6 января 1928 г. Особое совещание, во изменение предыдущего постановления, досрочно освободило Л. К. Чуковскую от наказания.
Если ее не вытащить хоть на время, можно считать, что несчастья только начинаются. Она увязнет не по своей вине, но по своей глупости. После трех месяцев можно хлопотать об отсрочке.
Она необыкновенно тоскует по Ленинграду и культурным интересам. Судьбу свою считает безнадежной и именно поэтому не делает никаких попыток к ее улучшению. Часто плачет. Стихи она повторяет только те, что повторяла в прошлом году в Луге, — ни одного нового не выучила. Много говорит об Ап. Григорьеве [119] , но как-то виновато — думаю, что ничего не делает. Случайно прочел одно ее стихотворение — очень слабое. Ведь ей некому читать, а женщины верят в самоценность отвлеченной искренности, и поэтому она не считает нужным работать над стихами.
119
Григорьев Аполлон Александрович(1822–1864), поэт. Л. К. Чуковская писала о своей жизни перед арестом и ссылкой: «Утро провожу в Публичной библиотеке: готовлю реферат об Аполлоне Григорьеве для одного из институтских семинаров» (там же. С. 87).
Среди тамошних своих приятелей она пользуется необыкновенным уважением. В этом и заключается секрет, почему они безраздельно владеют ею. Если бы Изя не так ее уважал, он, может быть, чего-нибудь и достиг.
Характер у нее каменный. Мы на Волге, в лодке, ночью, в страшную грозу и бурю заблудились между островами. Я греб четыре часа без перерыва и содрал всю кожу с ладоней. Изя позорно перетрусил, Юра метался, мешал, волновался, качал лодку, вел себя гнусно. Но я любовался Лидиным мужеством и спокойствием.
Папа, если можешь, — хлопочи. Только не пиши ей об этом. Провожая меня на вокзал, она плакала. Очень тоскует по Мурке. (Которая, надеюсь, теперь уже здорова.)
Я живу в Калуге у необыкновенно скучных и глупых людей. Калуга после волжских городов — просто гнусная яма. Жду не дождусь, когда, наконец, переедем в деревню, хотя здесь у меня есть отдельный
домик в прекрасном саду, где я пишу «Разноцветные моря». Повесть двигается быстро, и если выйдет так, как я хочу, я отрекусь от всех Куков и Зворык [120] . Но кажется, все в ней звучит фальшиво. Тогда я пропал.120
Н. К. Чуковский говорит о своих повестях для детей «Приключения профессора Зворыки» (1926) и «Капитан Джемс Кук» (1927).
Деньги у нас еще есть, но скоро кончатся. Если ты или Леня [121] получили что-нибудь — пришлите. Только ради Бога не шли своих — мы еще не совсем обеднели.
Ты пишешь, что Мурка выздоравливает. А делали ли ей операцию? Напиши подробно, а не открытку. Где будете жить в Сестрорецке? Есть уже дача?
Марина разочаровалась в Калуге и хочет назад в Питер. У Татки болит живот и, кроме того, она плохо переносит жару. Здесь необыкновенно жарко.
Лида очень хочет, чтобы мама приехала. Я говорил ей, что мама приедет осенью.
121
Месс Л. А.
Прости за такое торопливое письмо. Я весь день писал и очень устал.
Коля.
Деньги можно передать Марье Николавне [122] — она скоро едет. (Басков пер. 18, кв. 4.)
Если она уже уехала — вышлите.
28 июня.
Кстати! Лида поседела. Довольно много седых волос. Годам к тридцати будет совсем седая.
13 июля 1927 г. Сестрорецк [123]
122
Рейнке М. Н.
123
Дата и место — по почт. шт.
Дорогой Коля. Неужели тебе ненужны деньги? Почему ты не пришлешь свой новый адрес. В своем последнем письме ты уведомлял нас, что завтра ты уезжаешь из Калуги — а нового адреса до сих пор не прислал. Между тем, у меня лежат для тебя Госиздатские деньги, и я не знаю, по какому адресу их послать. Пришли мне письмишко с адресом, да заодно сообщи побольше о себе, о Марине, о Татке. Мы (за исключением Лиды и Бобы) в Сестрорецке (Лиственная ул., 6). Мура поправляется. Я хирею. Мама здорова. Лето здесь чудесное. Что твои «Разноцветные моря»?
Твои отец.
15 июля 1927 г. Хутор Никольский
15 июля 1927.
Милый папа. Непременно сообщи мне, когда ты собираешься быть в Москве. Я, проездом домой, тоже остановлюсь в Москве и хотел бы тебя там застать. Домой я вернуться хочу к 5–10 августа. Здесь очень хорошо, мы все трое растолстели, и уезжать не хочется.
«Разноцветные моря» я кончил и теперь правлю. Подсчитал листы и, о ужас! вместо договорных 4-х всего два. И расширить нет никакой возможности — пропадет вся слаженность сюжета, над которой я бился столько времени. Не рассказывай об этом в ГИЗ’е. Я затеял писать новый рассказ. «Раз<ноцветные> м<оря>» — сентиментальная сказка, несмотря на ленинградский быт.
Вышли мне, пожалуйста, денег. До сих пор не получил ни копейки. Деньги у меня здесь еще есть, но беспокоюсь, не пропали ли гизовские 75 р. на почте.
Пиши подробное письмо.
Калужск. губ., Медынский уезд, ст. Полотняный Завод, хутор Никольский.
Коля.
22 июля 1927 г. Сестрорецк [124]
Спасибо, милый Коля, за письмо. Видно, нечего делать, приходится мне ехать в Москву. Ты великолепно описал ее характер — и, конечно, не мне такой характер ломать. Признаюсь, во мне даже ревность шевельнулась: променяла меня и тебя на Смердякова. Но Смердяков для него — это даже слишком лестно. У Достоевского даже Смердяков и тот — гений. С изюминкой. А судя по карточке, этот Ю. просто солдафон, без оттенков. (Напиши, пожалуйста, свой подробнейший адрес, и вообще пиши сверху в каждом письме свой адрес — снова и снова — всем — всегда, это сокращает для адресата работу разыскивания предыдущего письма). В Москве я нажму все пружины и уверен, что достигну своего: пойду к Бухарину [125] , к Калинину [126] и проч. Как это ни дико, но мне жалко ее до боли. Сейчас она написала маме глупейшее письмо, что не желает получать наших денег, т. к. у нее теперь «коммуна». Как это черство по отношению к нам, грубо по отношению ко мне. Она «железная», именно в том отношении, что у нее нет никакой задушевности. Я написал как-то ей нежное письмо — очень от души, — она ответила: «спасибо тебе за выраженные чувства»,что-то в этом роде.
124
Дата и место — по почт. шт. на конверте.
125
Бухарин Николай Иванович(1888–1938) в то время был членом Политбюро ВКП(б).
126
Калинин Михаил Иванович(1875–1946) в то время был председателем ЦИК СССР.