О воспитании. Записки матери

Конечно, соблюсти объективность бывает непросто. Ребёнок не всегда умеет достаточно чётко изложить причины или побудительные мотивы своего поступка. Ему приходится нелегко, когда на него наседают двое, а то и трое взрослых, требуя объяснений, причём по крайней мере один из этих людей рассержен и убеждён в его виновности. Взрослым кажется, что он мямлит что-то невразумительное, потому что ему нечего сказать в своё оправдание. Но это не даёт им права осуждать его, не разобравшись. Как хотелось бы, чтобы в такой ситуации ребёнок уверенным, твёрдым голосом, с интонацией, заставляющей его внимательно выслушать, сказал, например, следующее:

“Я не просто так бегал на перемене по коридору, а догонял Иванова, который схватил у Тани тетрадку и убежал с ней. Я хотел вернуть тетрадку Тане”

Или:

“Я шумел на уроке и уронил портфель не для того, чтобы оскорбить Анну Степановну. Если она обиделась, я готов попросить у неё прощения. Я рылся в портфеле, чтобы найти запасную ручку. Об этом меня попросил Ваня, потому что его ручка перестала писать.”

Или:

“Я не бил Лену, а дёрнул её за косичку, и сделал это просто из озорства. Я не предполагал, что она отскочит и наступит на ногу директору. Я готов извиниться и перед Леной, и перед директором.”

Или даже так:

“Да, мы с Гошей играли на деньги в ... (тут мне пришлось поставить многоточие, потому что я не знаю, во что нынче играют мальчишки в школе), и он проиграл. Я не знал, что эти деньги дали ему родители для покупки продуктов. Я готов деньги ему вернуть и больше играть на деньги не буду, потому что понял, что это может привести к неприятностям.”

Как было бы замечательно, если бы ребёнок умел так чётко и с достоинством объяснить своё поведение, извиниться, если кого-то обидел, исправить последствия! Но всегда ли мы сами умеем вести себя таким образом в аналогичной ситуации? Я, например, далеко не всегда. А ребёнку многократно труднее; нашего опыта, того самого, который позволил мне написать его желательные ответы на обвинения, у него нет.

Поэтому, если Вы хотите разобраться, что и почему совершил Ваш ребёнок, нельзя ограничиваться только словами того, кто на него жалуется. Не всегда удаётся расспросить ребёнка в присутствии этого человека, особенно, если он разгневан. Лучше всего, если есть возможность, пообещать жалобщику разобраться дома и потом спокойно поговорить с ребёнком наедине. Если понадобится, можно потом поговорить и втроём, но прежде всего надо выяснить, что думает об своём проступке ребёнок, посмотреть на ситуацию его глазами. Это поможет Вам понять его и, осуждая или даже наказывая его за действительно недостойное поведение, всё же оставаться на его стороне.

Попутно замечу, что мне кажется неправильным, когда ребёнка ругают сразу несколько взрослых, даже если это просто папа и мама. По-моему, это как-то нечестно. Ему вдвое труднее оправдаться. Поэтому всегда, когда я отчитывала за что-то ребёнка и ко мне присоединялся муж, я старалась замолчать, а то и уйти в другую комнату, предоставляя мужу закончить разговор.

О наказаниях

Когда я была маленькая, меня наказывали так: обижались на меня за мой проступок и переставали со мной разговаривать до тех пор, пока я не приходила с повинной. Я должна была попросить прощения у того, кто на меня сердился, а в ответ выслушать нравоучение. Это состояние ссоры с кем-то из старших было для меня очень тягостным, но и подойти “мириться” тоже было весьма трудно; случалось, что я дня два не могла заставить себя принести извинения и очень мучилась, хотя и понимала, что за дело: родители мои были справедливыми людьми и зря на меня не сердились. До того, как у меня появились свои дети, я считала такой способ разрешения конфликтов самым правильным. Но когда я попыталась применить его к своим детям, ничего не получилось. Когда они плохо себя вели, я сердилась на них и действительно переставала с ними разговаривать, но гнев мой слишком быстро проходил, а делать вид, что я сержусь, и дожидаться извинений при том, что в душе я давно простила озорника, мне казалось слишком лицемерным.

Так я и не решила, как же наказывать своих детей. Бывало, конечно, что под горячую руку им попадало по мягкому месту, но это случалось не слишком часто, за исключением одного периода. Когда родилась моя младшая дочь, старшая стала плохо слушаться (я уже писала об этом в разделе “Братья и сестры”). Я сильно уставала и не уделяла ей достаточно внимания, а сразу разобраться в причинах её поведения у меня не хватило ума. Поэтому получалось так, что ей частенько от меня попадало. Но однажды я на неё замахнулась, а она присела на корточки, сжалась в комочек и даже закрыла голову руками. Мне стало очень стыдно: до чего я довела ребёнка, он уже научился защищаться от побоев. С тех пор я стала более тщательно себя контролировать, старалась сдерживаться и, насколько помню, больше её ни разу не ударила. Я недавно спрашивала её, помнит ли она, что я её била. Она говорит, что не помнит, чему я очень рада — значит, есть надежда, что это не оставило пагубного следа в её душе.

Я спрашивала своих детей, помнят ли они, как я их наказывала. Один случай напомнила мне только старшая дочь. Однажды, когда ей было лет восемь, на дачу к нам приехали друзья пособирать малину. Набрали целое ведёрко и поставили на стол. А дочка таскала оттуда по ягодке и ела, и натаскала столько, что ягод стало заметно меньше. Я тогда очень рассердилась и послала её в малинник, который находился совсем близко от нашего дома, но виден с участка не был. Я считала, что она должна восполнить ущерб. Девочка пошла, но очень долго ходила вокруг и не решалась зайти в сам малинник, потому что он примыкал к лесу и она думала, что там могут быть волки. Зашла только тогда, когда увидела, что там ходит человек. Мне теперь задним числом страшно за неё, и я понимаю, что было небезопасно посылать за малиной маленького ребёнка одного, но тогда гнев не позволил мне здраво рассуждать. Сейчас, обдумывая эту ситуацию, считаю, что поступила правильно, но надо было просто пойти вместе с дочерью, бросив все домашние дела, например, приготовление ужина. Для неё послужило бы дополнительным уроком то, что из-за неё все остались без горячего ужина.

Вот так получилось, что мои дети выросли почти без наказаний, о чём я не слишком жалею. Наказание же “состоянием ссоры”, как мне теперь кажется, не такой уж удачный приём. Подозреваю, что именно из-за того, что ко мне слишком часто его применяли, у меня появилось такое вредное качество: для меня слишком тягостно чужое недовольство. Это очень мешает в жизни.

В некоторых семьях практикуется наказание ребёнка трудом, работой. Например, если ребёнок не убрал за собой грязную посуду, его заставляют мыть всю посуду после обеда, включая сковородки и кастрюли, хотя обычно это не входит в его обязанность. Может быть, родителям и кажется, что таким образом они приучают ребёнка к труду, но с моей точки зрения всё как раз наоборот. Мне кажется, такой подход вырабатывает у ребёнка отношение к работе как к чему-то недостойному, позорному, ненавистному. Другое дело, если его обязывают исправить последствия его собственной шалости, например, отмыть холодильник, если он нарисовал на нём «картину» фломастером, или подмести пол, если в процессе игры он намусорил. Если ребёнок ещё мал, надо эту работу ему организовать: показать, что и как надо сделать, проследить, как он будет справляться с работой. И, конечно, тут тоже надо знать меру. Трёхлетний ребёнок не способен выстирать скатерть, на которую он пролил сок, как бы Вы его ни заставляли; это Вам придётся делать самой. Что-то можно исправить вместе с ребёнком, с большим или меньшим его участием, например, вместе с ним подклеить книжку, которую он порвал, или починить сломанную игрушку. Если Вы не будете при этом сердито ворчать в том духе, что вот, сломал, а теперь чини ему... — то такая совместная работа, мне кажется, должна идти малышу на пользу, должна понемногу приучать его нести ответственность за свои поступки.

Бывает ещё такая форма наказания: мать заставляет ребёнка извиниться перед человеком, которому он причинил какой-то вред: сделал ему больно, доставил неудобство, беспокойство, обидел его и т. п. Мне кажется, это тоже не всегда целесообразно. Если ребёнок ещё маленький, то во многих случаях матери будет разумно самой принести извинения за поведение малыша, а не заставлять извиняться его. Пусть он видит, что для матери важно, чтобы посторонний человек не почувствовал себя оскорблённым, обиженным. Что это иногда важнее, чем урезонить его, ребёнка. Особенно это касается ситуаций, когда малыш обидел кого-то ненамеренно. Потом, после того, как объяснения с посторонним человеком будут закончены, мать, конечно, должна спокойно объяснить ребёнку, что он сделал не так. Иногда уместно будет упрекнуть его: «Видишь, ты ведёшь себя так, что мне приходится просить за тебя извинения». Глядя на такое поведение матери, ребёнок и сам, без особых дополнительных мер, через какое-то время поймёт, как нужно себя достойно вести в общественном месте.

От ребёнка более старшего возраста, а тем более от подростка, в ряде случаев уже можно потребовать, чтобы они сами просили прощения за свои проступки и каким-то образом искупали свою вину.

Вообще порицание или наказание должно быть, на мой взгляд, адекватно не столько реальным последствиям детского проступка, сколько намерениям и, так сказать, чистоте или нечистоте помыслов самого ребёнка.

Поясню свою мысль. Допустим, Вы принимаете гостей, и Ваш малыш, подражая родителям и стремясь быть вежливым, подаёт гостье стакан сока или чая и случайно проливает напиток на её дорогое платье. Гостья может рассердиться, обидеться, но это не значит, что её и Ваш гнев должен быть направлен на ребёнка. Вы должны перенаправить её негодование на себя: сами извиниться за детскую оплошность и постараться так или иначе исправить и сгладить последствия. Ребёнка же не только не следует ругать за него, тем более при постороннем человеке, а даже, возможно, не стоит делать ему вовсе никакого замечания, если Вы видите, что он сам смущён и огорчён своей неловкостью. Он увидит, что, заботясь об исправлении его неловкости, на него самого не очень-то обращают внимание. Это позволит ему сделать справедливый вывод, что последствия его проступка важнее, чем порицание или наказание за него. Подобные соображения помогают ему постепенно избавляться от детского эгоцентризма. Если он при этом он ещё и сам принесёт гостье извинения — прекрасно, если не сделает этого — не стоит заставлять, мне кажется. Важнее, что он поймёт, к каким результатам может привести неаккуратность даже при самых благих намерениях. А нормы поведения в подобных случаях он понемногу усвоит на Вашем примере.

А вот если ребёнок, к примеру, кинул камень в собаку — это повод для серьёзного разговора, и неважно при этом, попал он или промахнулся. Злые и нечестные поступки ребёнка ни в коем случае не должны оставаться без Вашего внимания и осуждения.

Теперь поговорим немного о физических наказаниях, вред которых общеизвестен.

Иногда мужчины в ответ на протест против телесных наказаний детей говорят: меня в детстве отец много порол, и ничего, вырос нормальным мужиком. Логика этих людей, если выразить её более распространённо, очевидно, такова: меня отец порол, но я вырос нормальным (по крайней мере, таковым себя считаю). А каким бы я вырос, если бы он этого не делал, ещё неизвестно; вон сколько отморозков кругом, их наверняка мало наказывали. Как ни прискорбно признать, но своя правда в этом есть. Этих отморозков, которых они имеют в виду, — например, хамов, хулиганов, воров — вполне возможно, никто в детстве не порол, но никто и не обращал на них должного внимания. Никому — ни родителям, ни воспитателям, ни учителям — толком не было до них дела. Главным образом именно по этой причине они и выросли такими людьми.