Обед у людоеда
Шрифт:
– Здесь все теперь мое! – заявил Борис Львович. – Давай собирайся, и пошли. Хорошо еще, что я кошелек дома забыл и вернулся, давай, давай шевелись!
– Но мне надо кой-чего забрать.
– Позвони на неделе, и договоримся, сейчас мне недосуг, клиент ждет.
Он стал выталкивать Иришу из квартиры. Снова послышался шум и треск.
– Погоди! – со слезами в голосе вскрикнула девочка. – Я отцу пожалуюсь, он тебе нос отрежет!
Отчим оглушительно захохотал:
– Ну только не смеши, откуда у тебя папенька возьмется! Да Анька-проститутка даже не помнит, под каким кустом
– Подонок, козел, сволочь! – завизжала Ирина.
– А ну пошла! – заорал Борис Львович, и входная дверь со стуком захлопнулась.
Я сделала глубокий вдох и попробовала пошевелить занемевшими ногами. Вот это новость! Бедная Аня, с какой стати она доверилась мужу? Кое-как успокоившись, я встала, и тут раздался звонок в дверь. В ужасе я вновь присела за кресло, но трель заливалась безостановочно. На цыпочках я подобралась к двери и глянула в «глазок» – на лестнице стояла Ирина.
– Сволочь, гадина, мразь, падаль рогатая! – заорала она, влетая в квартиру. – Ключи у меня отнял, говно, скунс вонючий!
– Пошли скорей, вдруг он опять вернется!
– Нет, – злобно прошипела Ира, – в такси сел, к заказчице спешит! Ну сейчас ему мало не покажется…
И она вихрем понеслась по комнатам.
– Ира, не надо, – попробовала я остановить ее.
– Отвяжись! – отмахнулась та. – Свое беру. Лучше иди на проспект да поймай машину – «Газель» или грузовик!
Пришлось выполнять приказ. Примерно через час Ирина, тяжело дыша, запихнула последний тюк в такси. Лифтерша, наблюдавшая за нами, ласково поинтересовалась:
– Куда едешь, Ирочка?
– Отвянь, – буркнула та и понеслась вновь наверх.
Я пошла за ней. В еще недавно аккуратной квартире царил полный разгром. Я с удивлением осмотрелась. Да уж! Зрелище из рук вон.
Пол был усеян осколками, занавески содраны, подушки распороты, в ванной разбиты зеркало, раковина и биде, в туалете – унитаз. Роскошные диваны, сделанные Аней на заказ, изрезаны ножом, а в кухне линолеум устлан ровным слоем из рассыпанного кофе, чая, сахара и круп.
– Ира! Зачем все разгромила!!!
– Ничего! – в ажиотаже заорала она. – Что увезти не смогла, то разбила или сломала! Ой, погоди!
И она унеслась в мастерскую. Я нервно дергалась на пороге: не ровен час Борис Львович, не нашедший у метро «Мерседес», решит вернуться домой. Тогда нам мало не покажется.
Уже в машине я робко сказала:
– Не надо было тебе безобразничать!
Ирина повернула лицо с лихорадочными красными пятнами на щеках и тихо, но зло произнесла:
– Он – бл…ь!
– Ира! Девочки так не выражаются!
– А ты можешь назвать его по-другому?
Я молчала. Самое ужасное, что она права, для Бориса Львовича просто невозможно подобрать печатный эпитет.
– Там все, абсолютно все куплено моей мамой, – шипела Ирина.
– Ну а в мастерской что ты сделала? Надеюсь, полотна не трогала?
– Нет, – неожиданно миролюбиво ответила она, – это его личные картины, я к ним даже и пальцем не прикоснулась.
– Зачем тогда ты ходила в студию?
Иришка хитро прищурилась.
– Кисти ему постригла ножницами, такой сэссон на них навела! Борька подохнет, как их
увидит, чисто ежики тифозные. Он с ума сойдет, хорошая кисть жутких бабок стоит!Повисло молчание. Потом Ирина рассмеялась.
– Боже, что еще?
– Представила, как у ублюдка морда вытянется, когда он в квартиру войдет!
Ее смех, какой-то нервный и дерганый, перешел в резкий хохот, затем по щекам покатились слезы, и она громко зарыдала, икая и всхлипывая. Икота перемежалась взрывами хохота. Я обняла ее и прижала к себе. Ириша вздрагивала, ее била дрожь.
– Тише, тише, – бормотала я, пытаясь удержать ее крупное тело, – баю, бай, все хорошо, маму скоро отпустят, баю, бай!
Ирочка уткнулась сопливым носом мне в шею. Еще пару раз судорожно всхлипнула и затихла. Ее тело обмякло и отяжелело, из груди вырывалось мерное, хрипловатое дыхание. Машина стояла в ужасающей пробке на Садовом кольце. Уставшая от истерики Ира спала у меня на груди. Я прижимала ее к себе и изо всех сил желала Борису Львовичу заболеть проказой.
В «Рамстор» я попала только к вечеру. Сначала мы перетаскивали узлы в нашу квартиру. Ириша, недолго думая, упаковала вещи в постельное белье. Что помельче запихнула в наволочки, а более габаритные предметы завязала в простыни.
– Какой красивый, – протянула Лиза, разглядывая роскошный шелковый пододеяльник.
Желтую ткань украшала явно ручная вышивка – синие ирисы и фиолетовые анютины глазки.
– Нравится? – поинтересовалась Ирина, сдувая со лба прядь волос.
– Да.
– Сейчас отстираем и тебе постелим, – моментально пообещала Ириша, – давай, Лизка, шевелись, скатерть на стол, хрусталь в стенку, а ты, Кирка, пока пледы разбирай и на кровати ложи, ваши покрышки на тряпки пустить надо!
Я тихо улизнула на кухню, даже не поправила глагол «ложить», употребленный Ирой. Не буду сейчас с ней спорить, ребенок только что вышел из одной истерики, не хватало, чтобы тут же впал в другую. Если ей хочется развесить и разложить свои вещи, пожалуйста. Вот Аня освободится, и они все заберут.
Я поставила на стол чашки и пригорюнилась возле кулебяки, испеченной Лизой. Интересно, удастся ли доказать, что Аня ни при чем? Все-таки какая страшная вещь современное правосудие – словно стена, в которую бьешься головой с разбега… Бац, бац, а она стоит, даже не шелохнувшись.
«Ладно, Лампа, хватит, – приказала я сама себе, – нечего нюни распускать, двигай в «Рамстор».
У входа в cупермаркет гордо реял плакат – огромный, зеленый кенгуру, фирменный знак магазина. Последнее время я отношусь к сумчатым настороженно, поэтому мимо изображения животного пробежала как можно скорей.
Миновав бастионы прилавков, я нашла администрацию и вежливо поинтересовалась у довольно полной дамы, сидевшей за красивым офисным столом:
– Можно узнать, не у вас ли куплена эта бутылка?
Женщина механически улыбнулась и заученным тоном ответила:
– Если качество напитка не соответствует стандарту, при наличии чека вам обменяют товар на кассе.
– Нет, я даже не открывала ликер. Просто хочу знать, не у вас ли его брали?
Администраторша вскинула чересчур черные брови: