Обеднённый уран. Рассказы и повесть

Сам он к этому моменту был искусан весь и чувствовал, как внутри ползают и грызут его плоть паразиты. Он начал быстро терять силы — яд был в его крови…

Бронислав бросил шашку. Бежать в больницу, вызывать полицию… Иначе его съедят. Было очень больно.

Он опустил свои дрожащие от усталости мохнатые лапы вдоль панциря и задумчиво подвигал жвалами.

А пожалуй, и не надо никуда бежать.

Смешно, не правда ли, смешно.

Да, как оказалось, он любил самку жука. Но ведь любил же! А многие, если честно, и на такое в жизни не способны.

Он хотел вытереть со лба пот — и с удивлением посмотрел на чёрную шевелящуюся лапу, которая оказалась у него вместо руки. Затем прошел к зеркалу и долго разглядывал в нём себя — такого, каким всегда был на самом деле. А после вернулся к постели и встал во весь рост над своей любимой женой.

Лицо Риты уже исчезало, опускалось внутрь тела. Дети у них были просто молодцы — проворные, с хорошим аппетитом. Бронислав успел припасть своими губами к остаткам её губ, и они почти сразу пропали навсегда под шевелящейся массой насекомых. То же самое, он знал, ждет и его через некоторое время. Но не было ни страха, ни сожаления, да и боль как будто притупилась. Осталось лишь чувство хорошо сделанного дела. Выполненного до конца долга.

Он вышел на балкон, устало присел на табуретку, с удовольствием ощущая, как дети гложут его изнутри, и, откинувшись на шкафчик, закурил последнюю в своей жизни сигарету.

Ничего, одна им не повредит.

Жизнь не так коротка

1

Не очень-то радовались они тому, что их сегодня опять поставили работать вместе.

Лена, Максим и Коля были отправлены на остановку общественного транспорта — колоть лёд и посыпать дорожки песком.

Люди на социальных работах меняются часто, но эти трое знали друг друга. Именно потому и не ждали ничего хорошего от предстоящих восьми часов. А куда денешься. Снаряжая троицу утром, бригадир Иван Иваныч решил, что за старшего сегодня будет Лена — всё-таки высшее образование у человека, тридцать лет, с двумя взрослыми мужиками авось да управится. В прошлый раз старшим поставили Максима, не знали ничего о нём толком, и потом еле отвязались от неприятностей.

Лене эта ответственность и даром не нужна была. Ей гораздо удобнее было бы подчиняться, чем командовать, но Иван Иваныч решил, как всегда, правильно. Мужик что? он может хоть до старости витать в облаках, жить в каком-то своем выдуманном мире. И ничего ему не надо, есть работа или нет — наплевать, в крайнем случае, обойдётся тарелкой супа, куском хлеба да стаканом чаю, не помрёт. А женщина совсем другой человек. Она детей рожает, ответственность у неё в крови. И уж тем более, если ребёнок родился больным. Мужик такое редко когда вытерпит, обязательно сбежит. Вот как от неё сбежал.

Тем более, чувствовала она себя неважно, какая-то дурнота поднималась сегодня изнутри, изжога не изжога, тошнота. неприятное ощущение. Которую уж неделю по утрам бывало с ней такое, хоть не вставай. Лучше бы сегодня вообще никуда не ходить. Да деньги нужны.

Максим был помладше Лены. Отсидевший полтора года за какую-то мелкую кражу (по-глупому влетел), он всё пытался строить из себя блатного авторитета. Ни семьи, ни друзей, ни перспектив. За плечами у него было только ПТУ, и он вспоминал время своей учёбы там, как лучшее в жизни — не хуже, чем у любого институтского студента. Постоянно рассказывал, как ездил на практику в город Приозёрск. Каждый второй разговор начинал он так: «А вот когда я был на практике в Приозёрске…» Из его рассказов получалось, что город этот едва ли не главный на свете. В Приозёрске самые красивые девушки, самые крутые мужики, и Максим был принят там как свой. Там и до острова Валаама рукой подать, причал имеется. Сколько всякого было там, ого-го!..

В общем, достал он всех. Работал плохо, неохотно. Считал: дураки пускай вкалывают.

А Коля был тихий здоровый мужчина лет под пятьдесят. Лишних разговоров он терпеть не мог, любил простую человеческую работу и с ломом и лопатой чувствовал себя прекрасно. Его сократили с механического завода, новое место по специальности он себе что-то не нашёл, староват уже для нынешних времён. И вот пришел на социальные работы. Он ни капли не расстраивался из-за этого, наоборот, здесь ему даже нравилось больше — на воздухе, с людьми. Не пыль заводскую глотать да в машинном масле пачкаться. Единственное, что его всерьез раздражало — это постоянная глупая болтовня Максима да пьянство его постоянное. А Лена в качестве начальника его вполне устраивала, спокойная очкастая бабёнка. Он даже иногда улавливал слабые сигналы интереса с её стороны к себе как к мужчине. Ну что ж, почему бы и нет, люди взрослые, там посмотрим, что получится.

Коля овдовел несколько лет назад, и не то чтобы горевал об этом. Он воспринял уход жены как своё освобождение из странного, искусственного рабства, куда его никто и не тянул, но он зачем-то сам влез и всегда тащил эту лямку безропотно и мощно. Теперь силы высвободились, и он, даже находясь почти в самом низу социальной пирамиды, смотрел на всех немного свысока, хотя и затаённо. Он не чувствовал по этому поводу никаких комплексов. Наоборот, жизнь делалась с каждым днём всё интереснее и интереснее. Сегодня, хоть день был и очень морозный, он с удовольствием держал тяжёлый лом с длинным и острым, как у вороны, клювом, и, решительно вонзая его, откалывал лёд кусок за куском. Подо льдом была тротуарная плитка, лёд отскакивал легко, с каким-то глухим сочным звуком. Коля прислушивался к этому звуку и внутренне улыбался.

Мимо бежали прохожие, кто-то лез в автобусы и троллейбусы, кто-то переходил дорогу, и никому не было дела до этой троицы в оранжевых жилетах. А между тем, здесь назревал скандал.

Максим нынче был совсем не настроен делать хоть что-то. Ещё утром он договорился с кавказской женщиной, которая сидела в остановочном ларьке, что они счистят наледь возле дверей и окошка, куда подходят клиенты. За это им полагалось три бутылки пива. Но Максим всего несколько раз лениво ударил своим ломом, отколов два крошечных кусочка льда, и опустил руки.

— Не-ет, не могу. Надоело. Дураки пускай работают.

Он сходил в ларёк, взял там вперёд обещанную бутылку крепкого пива и стал неспешно пить, наблюдая за тем, как Коля бьёт ломом, а Лена старательно машет метлой.

— Давай заканчивай, — сказала ему Лена. — Надо дело делать, а не пиво пить.

— Тебе надо, ты и делай. Ты ж за старшего. А я сегодня не могу. Тяжко мне. Вчера с друзьями посидели, головушка бо-бо…

— Ну, денег тогда не получишь. Мы что, за тебя вкалывать будем? Я скажу Иван Иванычу, что ты и пальцем о палец не ударил.

— Только попробуй.

— А что мне пробовать. Скажу. Деньги получать ему не тяжко, а работать тяжко. Выискался умник.

Максим глотнул из бутылки и, секунды две подумав, длинно и громко рыгнул.

— Спорим, не буду сегодня работать, а деньги получу?

— Да ещё чего.

— Не, ну спорим?

— Бери лом. Мы вместо тебя не обязаны…

Максим захохотал и плюнул ей под ноги.

— Ты, что ли, меня заставишь? Да я и на зоне не работал! Только время тут теряю с вами, чуханами. Вот получу деньги, куплю завтра билет и уеду в Приозёрск. Там у меня ребята знакомые, давно зовут. Настоящим делом займусь. А ты давай, давай мети, бригадирша.

— Гад какой, — сказала Лена. — Смотри, Коля, какой это гад. Ну и не работай, гадина. Без тебя обойдёмся. Сами всё сделаем, а денег ты не получишь, я всё скажу Ивану Иванычу.

К этому времени пиво уже оказало свое действие на маломерный мозг Максима. А во хмелю он обычно становился агрессивен, даже от небольшой дозы выпитого. Почему с ним никто работать и не хотел. Дурак, что с него возьмешь.

— Что?! Что ты сказала, сука?! Ты с кем говоришь-то, а? Да ты хоть понимаешь, с кем ты говоришь, а?! Да мне стоит только слово ребятам сказать, и тебя на свете не будет, шалава! Да я тебя сейчас…