Объект «Зеро»

Я плохо помню то, что было потом. Мое ли состояние тому виной, или мозг из чувства самосохранения упрятал все эти воспоминания в тайные кладовые, наложив на них гриф «не вскрывать никогда»… Впрочем, кое-что я все же запомнил и буду помнить вечно.

Я помню, как Изольда Ивановна вышла навстречу непрошеным гостям. Несколько легионеров с горящими факелами в руках обступили ее, скаля зубы. Матушка Мария, как теперь именовали нашего бывшего врача, облаченная в серое домотканое платье с накидкой, тихим голосом произнесла несколько слов, сложив руки на груди. Каракурт, растолкавший своих бойцов, со смехом процедил что-то в ответ и вдруг резко взмахнул рукой.

До меня не сразу дошло, что странный предмет, покатившийся по плитам монастырского двора, оставляя на них темные пятна, – это голова Изольды Ивановны.

У церкви отчаянно завизжали. Послушницы бросились кто куда.

– Парни! Начинаем обвалку! – крикнул Каракурт, высоко подняв руки: в одной – окровавленный меч, в другой – факел. И гогочущие легионеры бросились вперед, размахивая оружием…

Мою клетку поставили у ограды, шагах в двадцати от ворот. Лежа на боку, не в силах пошевельнуться от боли, я не столько видел, сколько слышал – звон клинков, треск и грохот, зычные крики захватчиков и отчаянные, полные ужаса – обитательниц монастыря. Кто-то молил о пощаде и взывал к милосердию, кто-то громко выкрикивал: «Господи, спаси! Спаси, господи!» – но все эти звуки перекрывал пронзительный, животный визг – так визжат свиньи на бойне…

Видимо, на какой-то момент я потерял сознание, а когда очнулся, церковь и сараи уже пылали, в главном здании монастыря горел второй этаж, а легионеры во главе со своим предводителем расположились прямо на каменных плитах неподалеку от церковных дверей. На воткнутых в щели между плитами пиках жарилось мясо, и меня до сих пор бросает в дрожь при мысли, откуда оно взялось.

Несколько человек выкатили из подвала и поставили на попа здоровенную латунную бочку. Каракурт чеканом пробил в ней дыру, и оттуда хлынула темная пенящаяся жидкость. Легионеры встретили это событие радостным ревом, подставляя под струю большие чаши, видимо, найденные в церкви.

Они пили, ели, горланили песни.

Не знаю, сколько времени все это продолжалось. Я то впадал в забытье, то выныривал из мутного, полного боли и страданий омута. Все перед моими глазами слилось в хаотический хоровод из кривляющихся фигур, ревущего пламени, какофонии звуков и мешанины запахов.

Наверное, они не убили всех послушниц сразу, потому что в памяти моей осталось, отпечаталось видение: нагое женское тело, извивающееся в руках своих палачей, отчаянные вопли – и кровь, кровь, кровь…

Потом сквозь крики, треск ломающихся перекрытий и грубые голоса легионеров до меня стало доноситься нечто, напоминающее хорал.

«Наверное, я умираю. Наверное, так поют ангелы», – эта мысль, помню, поразила меня и заставила встряхнуться, прийти в себя.

С грохотом обрушилась крыша церкви. Каракурт и его подручные радостно завопили, размахивая клинками. Сноп белых искр взвился в ночное небо, ослепив меня. Исчезли темные силуэты гор, окружающих монастырскую долину и равнодушно взирающих на разорение мирной обители. Ветер понес искрящееся облако, растягивая его в огненный протуберанец.

И вновь я услышал, как где-то далеко несколько десятков охрипших голосов поют удивительно знакомую и совершенно невероятную здесь, на Медее, песню.

Это было невозможно. Немыслимо. Эту песню я впервые услышал давным-давно, когда, еще будучи студентом, готовил курсовую работу по теме «Эстрадная песня конца ХХ века как фактор стабилизации общественного сознания». Мне пришлось тогда залезать в «темную зону» И-нета, дабы набрать фактический материал. Эта самая «темная зона» возникла в конце двадцать первого века, когда планетарная сеть полностью перешла на квантовые серверные конгломераты и все старые, невостребованные базы данных перевели в новый формат и загрузили в вечный архив, прозванный пользователями «темной зоной».

Чего там только не было! Меня поразили терабайты самой изощренной порнографии и миллионы никому не нужных сайтов с рекламой; я подивился экзотическим сообществам и бесконечным, как вселенная, форумам и блогам; наконец, меня позабавило то, с каким упорством наши предки предавались графомании, размещая в Сети свои творения: никому не нужные стихи, рассказы, повести, романы…

Материала для курсовой я набрал предостаточно. Среди прослушанных мною песен и просмотренных клипов попадались и довольно интересные, и откровенно халтурные, и те, за которые мне, потомку визгливых певиц и гламурных певцов, становилось откровенно стыдно.

Но были те песни, которые запали в души. И дело тут вовсе не в гениальных словах или божественно талантливой музыке, скорее, и то и другое в них как раз отсутствовало. Просто в тот момент эмоциональный посыл, заложенный в них, четко лег на мое внутреннее состояние, которое можно было описать одним словом: «любовь».

И я записал их. И спустя какое-то время включал своей возлюбленной. И мы пели вместе. Это было давно. Это было далеко…

И вот теперь здесь, на чужой планете, среди развалин горящего монастыря, среди еще не остывших трупов и куражащихся врагов я услышал:

Я приду к тебе на помощь,Я с тобой, пока ты дышишь.Было так всегда, ты помнишь?Будет так всегда, ты слышишь? [3]

– Слышу, – прошептал я тогда, вцепившись ободранными, кровоточащими пальцами в холодную решетку клетки. Только один человек на Медее знал эти слова, и только он мог научить им тех, кто сейчас спускался с перевала. Их было, судя по голосам, не меньше сотни, а это значило, что в самое ближайшее время несчастные обитатели монастыря будут по крайней мере отомщены…

3

Слова и музыка А. Свиридовой.

Акка первой влетела в ворота. Высокая, худая, облитая чешуйчатой броней, она показалась мне похожей на огромного бронзового богомола. Вот только в лапках этот богомол сжимал двухметровый звенч-«месяц», оружие, способное за один замах перерубить пополам взрослого прыгуна.

Опьяненные вином, кровью и безнаказанностью свободники осознали опасность слишком поздно. Жарко сверкнул «месяц», и первый из оказавшихся на пути у Акки легионеров развалился пополам, так и не допив своей чаши – вино выплеснулось в пыль.

А следом за предводительницей в ворота уже ломился тугой строй латников. Захлопали арбалеты, зазвенели клинки, и… И все закончилось.

Бой был скоротечным и кровавым. Из сорока четырех легионеров уцелело восемь. Остальные валялись на плитах, порубленные, пробитые арбалетными болтами, и темная кровь смешивалась с пролитым вином.

– Клим! – звонко выкрикнула Акка, озираясь. – Клим!!

Я просипел что-то в ответ и потерял сознание…

Это был батальон «Сокол», личная гвардия Акки. Меня спасло, а бедных послушниц и их матушку Марию едва-едва не спасло обыкновенное чудо. «Сокол» проводил разведку боем, нащупывая маршрут, по которому можно было бы через горы выйти к самым западным форпостам Империи. Поход этот, рассчитанный на месяц, начался буквально за несколько дней до того, как я отдал приказ покинуть плоскогорье и взорвать все.