Объективная реальность

— А добровольческие бригады имеют артиллерию и танки? — поинтересовался Сталин.

— Дело в том, что каждая добровольческая бригада равна дивизии, правда, смешанного состава — кроме восьми стрелковых батальонов она включает три кавалерийских эскадрона, танковый батальон, артиллерийские орудия 76 и 107 мм, насыщена станковыми и ручными пулеметами. В интересах каждой бригады действуют по эскадрильи бомбардировочной и истребительной авиации, к авиагруппе приданы разведывательные самолеты. Непосредственно в приграничных районах мы разместили три стрелковых и одну кавалерийскую дивизии, в составе этой группы триста двадцать танков, двести шестьдесят самолетов. В случае обострения ситуации на фронте с японскими агрессорами мы можем и обязаны будем их использовать. Командующий группы товарищ Штерн приложил много усилий для приведения этой группы в максимально боеспособное состояние. По данным нашей разведки. японцы опасаются удара нашей армии через приморье, из района Владивостока. Именно там они содержат основные резервы Квантунской армии. Мы же, в случае военного конфликта, планируем наступать через районы, которые контролируются нашими союзниками. В этом плане контроль за перевалами через Хинган имеют действительно стратегическое значение. Мы планируем двумя ударами выйти к Цицикару. Откуда будем развивать наступление на Харбин. В Хайларе формируются четыре дивизии на основе партизанских коммунистических отрядов. Таким образом, даже без наших сил против Квантунской армии вместе с отрядами императора Пуи мы будем иметь примерно сто двадцать тысяч человек при поддержке почти двухсот танков и почти ста самолетов. Думаю, после взятия Харбина японское правительство начнет перебрасывать в Маньчжурию дополнительные войска, в таком случае мы сможем усилить общую группировку антияпонских сил в Маньчжурии.

— Вы уверены, что этот план сработает?

— Товарищ Сталин, основные силы Квантунской армии сосредоточены в провинции Жэхе, там сопротивление намного сильнее, японское командование считает сопротивление в провинции Хэйлунцзян практически подавленным, а отряды генерала Ма разбитыми. Поэтому там сейчас воюют коллаборационисты, а эти части намного менее устойчивы. Поэтому на первом этапе мы уверены в успехе. Посмотрим, что будет, когда японцы попробуют отбить Харбин. От битвы за этот город будет зависеть наша последующая стратегия в Маньчжурии.

— Товарищ Молотов, как вы считаете, Япония может объявить нам войну, если мы ввяжемся в события в Маньчжурии?

— Это очень вероятно, товарищ Сталин. В правительстве Японии очень сильны позиции милитаристов, они и сейчас постоянно упрекают нас поддержкой антияпонским силам. Правда, фактов помощи у них пока что нет. Но при явном вмешательстве в Маньчжоу-го наших армейских частей мы можем ожидать переброску японской армии на континент и объявление войны Советскому Союзу.

— Товарищ Шапошников, как вы считаете, мы способны противостоять Японии, если начнётся война. Особенно меня беспокоит наш флот на Тихом океане, точнее, его фактическое отсутствие. Что вы можете сказать по этому вопросу?

[1] Агент Купер — Павел Александрович Миф, он же Михаил Александрович Фортус, он же Вильгельм, он же Джозеф, русский революционер и разведчик, работник Коминтерна, участник Китайской революции, историк, экономист. Репрессирован, расстрелян в 1938 году.

Глава двадцатая. Узелок завяжется

Глава двадцатая

Узелок завяжется

Внутренняя Монголия. Степь Гун Шандак. Минган (Мэнцзян)

19 сентября 1932 года

Великая степь умирала. Точнее, умирал ее осколок, именуемый Гун Шандак (Хуншандак). Климат изменился и на месте покрытой густой и сочной травой степи стала пробиваться пустыня, пока еще встречались заросли дикого чеснока и лука, но иной растительности тут уже не было. С севера располагался гигантский солончак, южнее — настоящая песчаная пустыня, через которую ходили караваны верблюдов. Вообще-то это место считается родиной народа Хунну или гунов. Хун или Гун в названии — это отголосок тех давних времен, когда этот народ тут креп и формировался. Шандак (тандак) — это возвышение, на котором обычно собирались знатные женщины племени, позже этот термин стал обозначать старейшин, или знать, то есть степь Гун Шандак — это место проживания знатных гунов. Отсюда они и вышли в гигантский поход на Запад, который историки назовут великим переселением народов, так они добрались до Европы, оставив в истории свой след. Сейчас эта степь уже не могла прокормить тучные отары овец, которые были главным пищей гунов. Но монголы в этих местах продолжали жить, пусть и немногочисленные племена, пусть и находящиеся в постоянной зависимости от Китая, пусть вместо десятков юрт в самых больших поселениях их можно было пересчитать на пальцах двух рук, но они предпочитали держаться за эти унылые места, куда закинула их матушка История.

Главным богатством в степи была вода. В Мингане[1] (Минцзяне на китайский манер) был колодец. Этим было сказано всё. Издавна тут проходил путь, по которому в город Калган (расположенный сразу за великой Китайской стеной) из подконтрольных империи монгольских племен свозилась дань. Ну и торговые пути, куда же без них.

(Минган на гравюре английского путешественника конца девятнадцатого века)

На этот раз в Мингане было людно. Передовые части Свободной Монгольской армии расположились на отдых, выслав вперед разведку. У палатки курили два краскома, оба в форме Монгольской армии, которая почти не отличалась от той, которая принята в РККА. Командующим группы был назначен бывший полковник Генерального штаба Российской императорской армии, Сергей Дмитриевич Харламов. В восемнадцатом он вступил в Красную армию, воевал, командовал 7-й армией, потом находился на командных должностях, в тридцать первом был осужден по делу «Весна», но вскоре реабилитирован, а сейчас состоял военным советником Чойбалсана, руководителя Монгольской народной республики. Теперь он командовал недавно созданной Свободной Монгольской армией, которая включала в себя две кавалерийские монгольские дивизии (а это была половина всей армии молодого социалистического государства), а также ударного кулака из пехотной и кавалерийской дивизий РККА, которые получили статус добровольцев. Рядом стоял его начальник штаба — подтянутый, худощавый, даже элегантный Виктор Иванович Моторный, тоже полковник Генерального штаба императорской армии. Он также добровольно вступил в РККА в конце семнадцатого, занимал различные штабные должности, тоже проходил по делу «Весна», так и не признав себя виновным. Был освобожден, реабилитирован. Они оба понимали, что руководство СССР дает им шанс снять с себя все подозрения. Поэтому к своей задаче отнеслись более чем ответственно. Разработанная операция должна была проведена быстро, и имела важное стратегическое значение.

По планам командования отряды СМА тремя колоннами вышли в так называемый Великий Южный поход. Первая монгольская кавалерийская дивизия выдвигалась из центральных районов Монголии и через Баотао и Туйсуй должна была выйти к Датуну, преодолев Великую Китайскую стену, эта группа имела в своем составе конную артиллерию, пулеметные тачанки и всю бронегруппу монгольской армии — шесть броневиков БА-27 и по одному «остину» и «фиату». Четыре неисправных машины было решено оставить в столице. С этой группировкой отправлялись и механики-ремонтники с достаточным количеством запчастей — марш предстоял долгий, и броневики должны были оказаться серьезным козырем при «переговорах» с милитаристами самых разных мастей, которых в этих местах расплодилось в результате гражданской войны немеряно. Вторая монгольская кавалерийская дивизия шла на восточном фланге, у нее техники и артиллерии не было. Ее маршрут лежал через Табул до Калгана, где она должна была соединиться с основной группой, идущей по центру — частями РККА, которые имели в своем составе и артиллерию, и бронегруппу, причем не только броневики, но и десять легких танков.

Надо сказать, что маршруты движения опирались на так называемые «станции» — небольшие поселения монголов, следы империи Чингис-хана. Тут была вода, тут путники могли отдохнуть, поесть, поменять лошадей. Располагались они на расстоянии одного перехода всадника — от тридцати до пятидесяти километров. Так что назвать эти места необжитыми было неправильно. Более того, на станциях каждая из групп пополнилась примерно эскадроном всадников степей (от ста двадцати до ста пятидесяти человек). Они усилили разведку, поскольку прекрасно знали местность. Поход начался в сложный условиях, только удалось погасить восстание, возникшее весной этого года, когда три тысячи монголов под началом князя Пин Вана выступили против коллективизации. По указанию Москвы коллективизация советского образца была свернута, кочевников уже насильственно не заставляли менять привычный образ жизни на оседлый, поэтому восстание удалось притушить почти без, без пролития крови но сам Пин Ван ушел с небольшим отрядом во Внутреннюю Монголию, вот только где он сейчас находится, было неизвестно.

— Ну что, Виктор Иванович, укладываемся в график? Можем дать войскам еще три часа на отдых, как думаешь? — поинтересовался Харламов.

— Думаю, Сергей Дмитриевич, можем, тем более техники сейчас заканчивают профилактику танков. Хорошо, что в сентябре начали поход, тут летом пекло, боюсь, техника не выдержала бы.

Погода тут была суровой. Жара днём, холод ночью. Испытание не для слабых волей. Но к таким условиям готовились. Солдаты и командиры были обеспечены всем необходимым. Да что говорить, если ради этого похода в Монголию вновь послали Дмитрия Иосифовича Косича, руководившего в свое время разгромом барона Унгерна. Он был в очень хороших отношениях с Чойбалсаном, сейчас занимал должность начальника по вещевому снабжению Московского военного округа, так что снабжение освободительной армии было на достойном уровне. Тут они обратили внимание на быстро приближающегося всадника.

— Кто там несется во весь опор? — прищурившись, спросил Харламов.

— Думаю. это Городовиков скачет, больше некому — отозвался начштаба. Действительно, вскоре можно было узнать этого молодого энергичного калмыка, племянника легендарного Оки Городовикова.

— Товарищ командующий, разрешите доложить! — обратился он к Харламову.

— Ну что у тебя, разведка? — этот краском командующему нравился, парень толковый, дело свое знает, остроглазый. На такого можно положиться.

— В переходе отсюда замечен противник, разведка, полуэскадрон. Обменялись приветствиями.

— Обменялись, это хорошо. Языка взяли?

— Как можно? Обижаете, товарищ командующий, конечно, взяли, даже двух. Это не Пин Ван, это передовые дозоры князя Дэ.

— О! Вот и встретились… А мы думали, его наши монгольские товарищи причешут, он же должен был быть западнее. — заметил Моторный.

Дэн Ван Дэмчигдонров был потомком великого Чингисхана. Как истинный монгольский князь выступал за независимость Внутренней Монголии, более того, ратовал за создание панмонгольского независимого государства, при этом имел хорошие отношения как с китайской знатью (был отмечен тем же Юань Шикаем), так с маньчжурскими, японскими представителями, да и с Гоминьданом неплохо ладил. Этакий политический маятник. Правда, пока что создать правительство Внутренней Монголии не мог, но очень надеялся на помощь Японии и Маньчжоу-го. Для него появление отрядов коммунистов было шоком. Больших сил он собрать не мог, но стать заслоном на пути к Калгану — вполне.