Оберегая Коннора

Гарри сжал зубы. Гнев затопил его и он сосредоточил его на камне, надеясь, что это сработает. Тресни, ты, глупый камень! Мы с Драко должны вернуться в замок, подальше от этих сумасшедших прежде, чем заметят наше отсутствие!

С камнем ничего не случилось. И если бы камни могли быть самодовольными, Гарри был уверен, что этот был именно таким.

Гарри излил гнев, но попытка оказалась бесплодной. Ничего не случилось, даже мелкой трещинки не показалось на поверхности камня, в то время как у Гарри на лбу выступили капли пота от силы его концентрации.

– Остался час до того как звезды погаснут, - послышался голос Фиренце, регулярный как бой часов.

Гарри закрыл глаза и подавил гнев. Значит и любовь не сработала бы, если гнев не помог. А что могло бы?

Но именно эти два чувства руководили его беспалочковой магией. Возможно, Гарри мог бы отыскать новые пути, но это займет больше времени, чем у него было. А потом Драко умрет.

Гарри не думал, что он сможет вынести это. Он затеял ссору. В первую очередь, это была его вина, что Драко оказался здесь.

Тревога? Беспокойство?

Нет, этим эмоциям не хватает глубины. Мне нужно что-то еще.

Ладно, было ли что-нибудь общее в его чувстве любви или гневе? Смог бы он использовать это общее семя, чтобы освободить Драко?

Возможно, это не эмоция?

А затем Гарри чуть не рассмеялся от облегчения. Конечно. За это Снейп проклинал его. Это Коннор не любил в нем больше всего. Именно это заставляло его продолжать спорить с Драко вместо того, чтобы просто сдаться и сказать ему прямо, что Коннор не позволит ему поехать в Малфой-мэнор на Рождество.

Да, это сработает. Упрямство. Чертова несговорчивость.

Гарри сосредоточил всю свою волю на камне, представляя, как он трескается. Желая, чтобы тот раскололся, в голове он создал такой яркий образ трещины, что перед глазами у него темные пятна поплыли, а в ушах зашумело. А затем наложил этот образ на камень. Под мысленной картинкой он все еще видел нетронутую темно-фиолетовую поверхность, но не только. Шум в ушах Гарри стал просто невыносим.

Расколись. Ну, же!

Это не было похоже на любовь или гнев, но имело общий с ними источник. Гарри призвал на помощь терпение и решимость, непреклонность и непоколебимость. Он сосредоточился и усилил это ощущение, направляя его в камень, чувствуя, как края камня нехотя теряют свою прочность, хотя этот протестующий звук был едва слышен в ревущем потоке магии.

Расколись. Ты должен!

Камень сопротивлялся. Конечно, он не обладал тем самодовольством и волей, которые Гарри представлял себе, но это сопротивление походило на то, как если бы Гарри пытался расколоть камень о край стола. Это – было реально, и это было очень твердым, и не хотело быть расколотым.

Осторожно Гарри перенаправил свое усилие вниз, наподобие заостренного долото, и мощным волевым усилием вложил в этот образ свою магию.

Расколись!

Гарри начал усиливать магическое давление одновременно с этим словом. Он верил, что это найдет отклик в магии.

Расколись! Ты треснешь, потому что я велю тебе, рас…

БАЦ!

Гарри моргнул, а затем пошатнулся и упал вперед, поскольку его усилие проскользнуло через то, чего больше не было, и что превратилось в густой дым, как от заклинания Fumo. Он приподнялся на руках и посмотрел вверх.

Коран держал в руках куски расколотого камня, всего несколько фрагментов, величиной не больше осколков яичной скорлупы. Остальные осколки попали ему на лицо и плечи, когда камень взорвался, но Коран, казалось, не беспокоился о крови. Он смотрел на свою ладонь, как будто удивлялся тому, куда подевался камень, а потом торжественно и серьезно кивнул Гарри.

Гарри посмотрел на Фиренце. Кентавр развязывал Драко быстрыми четкими движениями. Драко сделал шумный вдох и выдох, когда удерживающая его лоза исчезла. Гарри предположил, что Драко сделал это слишком преувеличено, хотя возможно у него и в самом деле было затруднено дыхание, когда лоза удерживала его.

Медленно Гарри поднялся на ноги. По идее он должен был быть уставшим, каким обычно был после использования беспалочковой магии. Вместо этого, он, как ни странно, чувствовал себя взбодрившимся, как если бы совершил быструю прогулку на свежем воздухе. Звон и грохот его магии еще не схлынули окончательно. Гарри вдохнул воздух, насыщенный живительной силой волшебства, и обнаружил, что улыбается.

– Тот, кто пришел под знаком Марса, прошел испытание, - сказал Фиренце, как будто обращался к звездам.

– Когда придет время, - нараспев произнес Коран, - мы последуем.

Фиренце легким галопом подскакал к Корану, а затем они оба, к вящему удивлению Гарри, вытянули переднюю ногу в его сторону и поклонились. Гарри неуклюже ответил на поклон, пытаясь вспомнить фразу, завершающую мирный диалог между кентавром и магом. Он должен был помнить её, только потому, что она была слишком необычной из наименее сложных фраз, которые использовали волшебные существа при официальных беседах.

Ах, да!

– Пусть звезды вам проложат путь по камню, - сказал он, - сквозь тьму и воду.

Фиренце кивнул ему. А Коран произнес фразу, которой не было в книге:

– Под светом Марса будешь ты вести.

А затем оба кентавра развернулись и ускакали в темноту.

Гарри облегченно выдохнул, а потом повернулся к Драко:

– Нам нужно скрыть синяки у тебя на шее, если ты не хочешь, чтобы все узнали, что мы отсутствовали во время комендантского часа, - начал он и остановился. Драко уставился на него.

Гарри поморщился. В борьбе за спасение Драко и от радости, что ему это удалось, он совсем забыл, по чьей вине Драко оказался здесь.

– Да, я знаю, - сказал он, - что вел себя как болван. Я не имел права говорить таким тоном. Как только я понял, что ты ничего не знаешь, я должен был действовать мягче. Прости меня.

Затаив дыхание, он ждал, надеясь, что первыми словами Драко будут слова прощения. Если этого не произойдет, Драко способен значительно усложнить Гарри жизнь.