Обернись и стань собой
Шрифт:
От старика сильно пахнуло самогоном. Стоявший рядом Максим даже сделал шаг назад. Иван улыбнулся и продолжил разговор:
– Уважаемый, мы съемочная группа из Москвы, снимали фильм о Воронежском заповеднике. Я –Иван, руководитель, а это мои сотрудники - Рита и Максим. В автобусе водитель Владик. К вам заехали случайно. Просто сделали крюк, чтобы доснять материал. Леса вокруг хорошие и река очень живописная. Может быть, подскажете, где мы могли бы остановиться на пару дней? И как нам вас величать?
Старичок, не перебивая, слушал Ивана, с интересом разглядывая заезжих гостей прищуренными голубыми глазами.
–
Неприветливый тон деда, Ивана не смутил:
– Да мы и рады бы, Василий Васильевич, только вот машина что-то барахлит и дорога тяжелая. Боюсь, не дотянем. А в лесу застревать не хочется.
– Верно, в лесу лучше ночью не застревать, –как будто самому себе сказал старик. –Особенно в наших краях.
– Почему так? –не унимался Иван. –Что у вас тут такого опасного может быть?
– Да, это длинный разговор, –сказал старик. –В двух словах и не расскажешь.
Василий Васильевич недвусмысленно посмотрел на Ивана. Тот сразу понял намек. Быстро вернулся к автобусу и пришел обратно, неся в руках литровую бутылку хорошей дорогой водки.
– Вот, возьмите небольшой подарок. Настоящая «кристалловская» - сказал Иван, протягивая деду бутылку. Глаза старика сразу потеплели. Уговаривать его не пришлось. Он взял бутылку и более приветливым тоном сказал:
– Может, в дом пройдем? Старуха моя щас что-нибудь закусить сварганит.
– Нет, спасибо, –сказал Иван. –Мы долго ехали в машине. Хочется воздухом подышать. К тому же, мы сейчас, как бы, на работе. Во время экспедиций у нас не принято выпивать.
Старичок понимающе закивал головой.
– Ну, ваше дело. Работа есть работа. Тогда пока подождите. Отнесу ваш подарочек в дом и выйду.
Сказав это, он встал и шустро заковылял к крыльцу. Иван, Рита и Максим остались ждать на улице. Тут к ним присоединился Влад.
Иван повернулся к своим друзьям:
– Похоже, нам действительно повезло. Старичок попался разговорчивый. Возможно, узнаем что-нибудь интересное.
Появился дед. Глаза его блестели еще больше, на острых скулах выступил румянец. Было заметно, что он уже успел приложиться к «подарку». За его спиной в проеме двери показалась полная пожилая женщина в белом платке со строгим лицом. Старик оглянулся:
– А это моя хозяйка Мария Петровна.
Потом он крикнул, обращаясь уже к ней:
– Маша, вот тут товарищи из Москвы. Хотят поговорить. Я скоро буду.
Женщина, все также, не улыбаясь, кивнула приезжим и снова скрылась в доме.
– Вы не думайте, –как будто оправдываясь, сказал Василий Васильевич. –Она у меня добрая. Просто сейчас не в настроении. Да и радоваться то, по чести говоря, нечему.
Он сел на свою лавку, пошарил в кармане, достал пачку «Беломора» и спички. Закурил. С удовольствием затянулся, выпустив облако едкого дыма. Максим и Рита машинально встали с наветренной стороны, поближе к Ивану, который устроился на небольшом березовом чурбачке. Влад стоял чуть в стороне и, улыбаясь, разглядывал повеселевшего деда.
– Василий Васильевич, –начал Иван. –Что же,
все-таки, у вас здесь происходит?Старик прищурился от попавшего в глаз дыма и сказал:
– Называйте меня просто Василий или дед Василий. Не люблю, когда по отчеству. Как будто, к кому-то другому обращаются. Не привык. А на деревне меня и вовсе Пауком кличут. Спроси кого: Василия Васильевича знаешь? Так не сразу и ответит. А вот спроси Васю-Паука, так сразу на меня укажут.
– Паук? –удивился Иван. –А почему паук? Странно как-то.
– А ничего странного –сказал Василий. –У нас в роду все Пауки. И дед, и отец, и я вот. Когда–то мы были известные на всю область мастера по сетям. Рыбацким сетям. Лучше нас никто не мог плесть! Наши сети знают и на Хаве, и на Икореце, и на Чигле. Да, поди, везде в округе. Я с измальства обучен этому умению. Плету сети всю жизнь.
Старик немного помрачнел:
– Вот только сейчас все реже обращаются. Все больше в городе покупают. А какие там сети? Тьфу! Но иногда все же нуждаются во мне. Кому «телевизор» сделать, кому бредень наладить. Или вот вершу, например.
Дед Василий ткнул валенком конструкцию из проволоки и лески, с которой возился до приезда гостей.
– По правде говоря, и плесть-то труднее стало. Проклятый ревматизм. Будь он неладен. Теперь понятно, почему Паук?
Все согласились - действительно паук: сидит себе тихонечко и сети плетет. Старичок так увлекся, что совершенно отошел от интересующей всех темы.
– Но, как видно Паук-то я последний. Два сына у меня, Федька и Колька, не захотели перенимать науку. Как отслужили в армии, так и сбегли в город. Сначала я злился, что в деревне не остались, а потом думаю: а что им делать в нашей глухомани - ни работы, ничего. Сейчас уже и внуки у меня большие. Вот только приезжают редко.
Старик на секунду задумался. Тут Иван, до сих пор терпеливо слушавший говорливого деда, постарался перевести разговор в нужное русло:
– А может быть и к лучшему, что сейчас их здесь нет. Вы ведь сами сказали, что сейчас в деревне небезопасно.
Дед Василий встрепенулся и достал новую папиросу:
– Во-во, все к лучшему. Мы бы и сами со старухой к сынам в город подались, да вот только дом и хозяйство остановить не можем. И уже слишком старые мы, чтобы бояться. А случилось вот что. Только не думайте, что старик Василий сбрендил. Завелась в наших краях «нечистая сила».
Он на мгновение умолк и быстрым взглядом осмотрел слушателей, пытаясь определить, не ухмыляется ли кто-нибудь. Но лица у всех были серьезными и, удовлетворившись, продолжил:
– И не просто «нечистая», а оборотни.
Максим и Рита переглянулись.
– Я это сразу понял. Все началось еще в начале весны, когда у Сереги Угарика ночью всю скотину волки перерезали. А его самого уволокли. Так и не нашли, бедолагу. Остатки двух телок отыскали за дальним оврагом. А его самого нет. Я тогда и сам ходил к его сараю, когда милиция приехала посмотреть, хоть там и все оцепили. Но даже с улицы было видно, что стены сарая изнутри и даже потолок были забрызганы кровью. Зрелище не приведи… Его жена с сыном, и теща почти сразу уехали в город к родне. Но, говорят, с той ночи у Матвеевны, в смысле у тещи, голова трясется. А сынок Леша заикаться начал. И то понятно - они же первыми увидели эту бойню.