Оберон - 24. Часть вторая.
Шрифт:
– Кать, тебе не кажется, что ты беременна? – вдруг предположил я.
– Беременна? Как это? – удивилась девушка.
– Ну как, мы ведь давно вместе, и забыли про всё.
– Нет, не может быть, это мы просто насмотрелись на такие вещи в последние дни, что поневоле замутит. Впрочем, доберёмся до Станции, разберёмся.
– Да, Катенька.
– Ты не хочешь ко мне?
– Ты права, Кать, мы насмотрелись всякого, и устали. У меня во рту гадко, и этот трупный запах...
– Может, заедим чем?
– Что ты? Противно, пошли, лучше, ляжем.
Добравшись до
Мы так разоспались, что нас утром еле разбудили. Нас приглашали на завтрак.
С трудом приведя себя в порядок, и отчаянно зевая, мы пришли под светлые очи хозяев.
– Вы так выглядите, будто всю ночь не спали! – удивился Любомир.
– Кончай, отец, не смущай молодёжь.
Мы сделали вид, что всё так и было, всю ночь мы миловались, чтобы ни у кого не было даже тени подозрения на наше участие в ночных событиях.
– А где дети? – вспомнил я.
– Спят ещё, - махнул рукой Любомир, - пусть отсыпаются, пока детство не кончилось.
– Нам надо возвращаться, все дела сделаны, на праздник насмотрелись, думаем, вперёд войска двинуться, два дня, и мы на месте.
– Да, согласен с вами, ребята, - вздохнул Любомир, - хотя я с удовольствием оставил бы вас у себя, хоть навсегда, правда, любимая?
– Да, любимый, наши дети очень к ним привязались, они будут очень огорчены, если наши гости так быстро уедут.
– Что делать, служба! – непритворно вздохнул я.
Как мы и ожидали, прискакали Лада с Ратибором, с батюшкиным приказом явиться к нему.
Мы решили не тянуть, надели скафандры, забрали свои вещи, попрощались с хозяевами, оседлали лошадей, и двинулись под светлые очи местного государя.
Князь, узнав, что мы уже собрались в дальнюю дорогу, сообщил нам, что только хотел это же нам предложить. Передал нам опечатанную грамоту для Микулы, и отпустил.
Мы тепло попрощались с Ладой и Ратибором, строго настрого наказали им не сбегать из дома, не расстраивать родителей. Ребята переглянулись, блестя хитрыми глазами, и мы подумали, что эти двое ещё принесут своим родителям немало волнений.
Правда, на все их расспросы о пограничной жизни мы рассказывали только о суровых буднях, дозорах, усталости, холоде, когда стоишь на караульной вышке, или прячешься в секрете, но на наших двойников наши рассказы действовали совсем не так, как мы рассчитывали. В общем, жди, Микула, новых гостей!
– Катя, как ты думаешь, нашим друзьям не перепадёт от Дубыни?
– спросил я, когда мы выехали из города, - он может подумать на них? Перепутать с нами?
– Ой, правда, - расстроилась Катя, - может наоборот, затаится, а вдруг захочет избавиться? Вообще-то он всего лишь слуга был, охранник.
– Ты не помнишь, как в это время наказывают за изнасилование?
– Тоник, ты же историк! – фыркнула Катя, - Штрафовали преступника, только я в денежных мерах не сильна. Судит князь. Я думаю, они не пошли бы на такое, если бы знали, что им грозит смертная казнь, или тюрьма, тем более что инициатива была, с моей стороны… прости, Тоничек, так надо было. Так вот, смертная казнь за изнасилование была принята только в семнадцатом
веке.– Если Дубыня соображает что-либо, будет сидеть тихо, тем более что заявления на него не было, - задумчиво сказал я, - а от нас он бежал, потому что мы не стали бы его судить, просто снесли бы ему башку.
– А если нам? – спросила Катя.
– А нам за что? – удивился я.
– Кто его знает?! – засмеялась Катя, - Нам, может быть, сошло бы с рук! – она пришпорила коня, и поскакала намётом по накатанному снежному пути.
Мы торопились, даже не снимали скафандров, договорившись оторваться за вынужденное воздержание на заставе, в такой уютной и желанной постельке, а то и в бане.
Но и там нас ждал неприятный сюрприз: поганые напали.
Заставы сделали всё, чтобы отразить нападение, к тому же пока это были передовые отряды, прощупывающие нашу оборону. Основные части были ещё в пути, как и наши.
Увидев нас, Микула прямо расцвёл от радости, узнав, что помощь идёт.
Мы попросились на стены засеки, немного проредить врага. Микула, немного помявшись, разрешил, и теперь мы расстреливали из луков неприятеля. Одна стрела, дин враг. Шлемы закрыты.
Некогда было ни переодеться, ни сходить в баню. Впрочем, мы в этом не нуждались.
Вольха, между прочим, выздоровел, приходил, просил у нас прощения, просился опять в нашу команду, чтобы хоть видеть свою любимую. Боюсь, он здорово влюбился в Катю. Безнадёжно.
Мне даже жалко его стало, ведь Вольха для Кати был не больше, чем объект для сбора генетического материала. Ну, немного подлечила, всё-таки и ей ничто человеческое не чуждо. Как и желание поспать. Мы теперь спали в скафандрах, потому что могли сыграть тревогу в любой момент.
– Тоник, нам пора уходить, - сказала как-то моя жена вечером.
– Мы же договорились? Как придёт войско, отправляемся.
– Пора, мне уже пора, самое большее, неделю, и то, с потерями. Неужели всё, что мы сделали, зря, Тоник?!
– Как ты думаешь, Катя, наш домик не сожгли?
– Не знаю, Тоничек, ты же что-нибудь придумаешь? Как ты находишь двери? Я ничего не вижу, всегда иду за тобой, - я пожал плечами:
– Просто вижу проход. То в виде обычной двери, или отверстия, если вокруг ничего нет, просто вижу, куда идти.
– А ты знаешь, куда выйдешь?
– Нет. Ты же сама видела: приоткрываешь дверь, можно войти, можно вернуться, но, если вошёл, не факт, что вернёшься назад.
– Как же нам вернуться на Станцию?
– Не знаю, Катя, мне иногда кажется, что нас кто-то водит по Мирам.
– Тогда… что получается, Тоник?! Нас здесь водить могут только создатели этого заповедника! И то, что мы здесь делаем, нужно не людям, а им?! Странникам?
– Катя, не волнуйся так. Видишь, какое здесь смешение эпох? И здесь все одной крови, только разные расы.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Надо надеяться на лучшее. Возможно, это какой-то высший разум. Катя, мы можем долго гадать, что, зачем, и почему. У нас есть цель: выйти отсюда. Что для этого нужно? Пробиться сквозь стан врага. Для этого надо предупредить Микулу, объяснить ему так, чтобы поверил нам, помог.