Оберон - 24. Трилогия
Шрифт:
— Катя! — снова подал голос Стас, — Никто его не собирается убивать, и не собирался!
— Но убили же!
— Мы нечаянно. Да и спасли бы. Ты же видела, ребята прыгнули за ним.
— Кать, возьми мои трусы, пусть наденет, а ты его одежду, а то правда, в чём спать будешь? — протянул Кате чёрные трусы, Вася.
— Что встали? Пялиться на меня собрались? Идите отсюда! Какая я дура! Тоник, ты сильно на меня обиделся? Я же не со зла, мы хотели пошутить, со Светой решили тебя разыграть! Ты тоже с ней целовался! Я видела!
«Пошутить?! Голыми сиськами перед Стасом трясти — пошутить?!» —
По пути выжали и развесили мокрое Катино бельё.
— Пошутите над моим бельём, горько пожалеете! — сказала она молчаливым мальчишкам.
Мы вошли в спальню, Катя за руку провела меня между койками, показала, где её кровать, уложила меня, легла сама, обняв и крепко прижавшись.
— Слышь, Кать, зачем он тебе, ты же ему сестра. Отдай его мне, на одну ночь? — попросила Света.
— А завтра мне!
— И мне!
— И мне! Мы не мальчишки, не обидим!
— Успокойся, Тоник! Я тебя никому не отдам! — громко шептала Катя мне в ухо, целуя при этом.
У меня, против моей воли, капали слёзы.
Утром, когда мы с Катей вышли из девчоночьего корпуса, нас уже ждал Виктор Николаевич.
— Кто вам разрешил с мальчиком у девочек ночевать? — напустился он на нас, — Я укажу в своём рапорте! Вас выгонят из пионеров!
— Пишите, Виктор Николаевич. Всё равно мы здесь больше не останемся.
— Понятно, что не останетесь, за вами уже выслали машину! Но мой рапорт ждите!
Мы с Катей переглянулись: как это? За нами выехали?
— Тоник, пошли, — Катя взяла меня за руку и повела в сторону мальчишеского корпуса. Виктор Николаевич шёл за нами и отчитывал нас:
— Я вас не отпускал! Куда направились?
— Нам надо Тоника переодеть, видите, он в чужом.
— А где его одежда? — удивился начальник лагеря.
— Да вот она, сушится, — Катя потрогала своё бельё, сняла.
— То есть, как, сушится? Вы что, ночью купались? — рассердился Виктор Николаевич, — Станислав, ты не объяснил новенькому правила поведения?
— Объяснял я, Виктор Николаевич, он не послушался…
— Не послушался? — мило улыбнулась Катя, — Однако, я ошиблась, назвав тебя мерзавцем, ты гораздо хуже… — Катя не смогла подобрать выражение, только отвернулась.
— Кать, давай, я твоё надену, всё равно мы сейчас будем переодеваться, — я понял, что мы сейчас уйдём.
— Да, конечно, Тоник, — я взял высохшее бельё, сбегал в спальню, переоделся, и выбежал обратно.
— Пошли? — Катя кивнула, и мы, не спеша, взявшись за руки, пошли к сараю.
Честно говоря, уходить мне совсем не хотелось. Куда? Снова на Станцию? Хорошо, если там никого нет, а если за нами прибыли?
— Вы куда? — опомнился Виктор Николаевич.
— Мы уходим, — ответила Катя.
— Куда уходите? Сейчас за вами придёт машина?
— У нас своя машина, — сказала Катя. Я молчал, чувствуя, что краснею. Уши, по крайней мере, горели.
Мне было ужасно стыдно за себя и за ребят.
Когда уже подходили к сараю, Вася не выдержал:
— Виктор Николаевич! Ребята! Что, мы так и отпустим их?
— Кого «их»? —
удивились ребята.— Это же пришельцы! С другой планеты! Они прибыли к нам погостить, а вы?
— Что ты мелешь, придурок? — презрительно спросил Стас, скривив губы. Все так и шли за нами.
— Тоник, Катя, ну скажите им! — взмолился Вася.
— Теперь можно и сказать, — пожала плечами Катя, — да, мы не отсюда. Сейчас мы занимаемся раскопками на Обероне-24. Ищем следы вымершей, или погибшей, цивилизации. Нашли способ зайти к вам в гости, Тоник вот, рассказывал, что лучше вас нет на свете друзей, а его сегодня ночью чуть не убили, еле спасла. И вообще, Виктор Николаевич, скажите своему Стасу, чтобы он больше не сбрасывал новичков с десятиметровой вышки. Ребёнок может убиться насмерть! — тут я прямо-таки вспыхнул, и опустил голову.
— Стас, ты гостя?!
— Она сама меня попросила!
— Кто? Катя?
— Ну да, Кать, скажи!
— Какой же ты, — опять не нашлась Катя, — в нашем языке даже слов таких нет! Я попросила, да, разыграть Тоника, но не убивать! Это не брат, это мой… в общем, в будущем, у нас будут дети. А вы чуть не убили не только Тоника, но и моих будущих детей!
Ребята пооткрывали рты на такую откровенность.
— Почему тогда сразу не сказали? Зачем был этот глупый розыгрыш? — раздались возмущённые крики, — Если бы мы знали, было бы совсем по-другому!
— Может, останетесь? — спросил Виктор Николаевич, — Расскажете, как там, у вас?
— Ничего мы вам не расскажем, нам пора, — Катя потащила меня в сарай.
— Не заходите пока, мы будем переодеваться.
— Попрощаться хоть, выйдете? — с грустью в голосе, спросил Вася. Мы кивнули ему, и вошли в сарай.
Там мы разошлись по углам, и начали натираться мазью. Мазь оказалась хитрой. Едва коснувшись кожи, она сама разбегалась по всей её поверхности. Всё же Катя подошла, осмотрела меня, попросила осмотреть и её, сзади. Всё было ровненько. Тогда мы надели скафандры, и вышли, помахать руками.
— Прилетайте ещё! — кричали ребята и девчата. Мы активировали шлемы, они, как живые, захлопнулись, став герметичными и непрозрачными снаружи, закрыли за собой дверь и открыли с противоположной стороны. Там не было коридора с дверями. Мы вышли в пещеру. Впереди было светло. Дойдя до выхода, мы выглянули наружу. За стенами пещеры волновалась, как море, необъятная степь, и к нам, на лошади, галопом мчался всадник.
— Привет! — закричал он, на ходу соскакивая с лошади, — Наконец-то!
Всадником оказался мальчик лет пятнадцати-шестнадцати.
Глава седьмая
Близнецы
Я проснулся, когда уже солнце поднялось над сопкой, и заглянуло в нашу комнату.
Ого! Вот это мы спим! Каникулы! Какое замечательное время! Я потянулся, и только тут заметил Катю. Сестра спала, свернувшись калачиком, возле меня.
Опять ночью пришла ко мне. Не любит она одиночества, мы с детства спали всегда вместе, старались никогда не разлучаться, а тут мама сказала, что мы уже большие, и должны спать в разных кроватках.
Да, мы уже большие, нам в мае исполнилось по одиннадцать лет, мы закончили начальную школу, и осенью пойдём в среднюю, в пятый класс!