Оберон - 24. Трилогия

Впрочем, зачем мне всё это? Пока мы с Антоном одновременно не ляжем в капсулу, хоть голову разбей, ничего не получится. А попробую спросить:

— Май, скажи, что ты знаешь о моих опытах, по поводу связи с моим вторым «я»?

— Мало, что знаю, Тон, ты сказал как-то, что хочешь узнать, как там у них дела идут, с другой Катей. Наши с Алией новые мама и папа вас же разделили. Кати общались, знаю, она так радовалась за них, говорила, что они ждут ребёнка.

— А потом? — заинтересовался я.

— Тон, я не знаю, спроси у неё сам, — я поёжился, с удивлением отметив про себя, что побаиваюсь свою бывшую жену. Почему бывшую? Ну, так разве она примет меня, как мужа, в нынешнем виде? Ноги затекли, я встал на колени, потом сел на пятки, никак не мог найти нужный кусочек паззла.

Пока я сосредоточенно сопел, открылась дверь, и вошли Катя и Алия. Алия улыбнулась мне, а Катя сказала:

— Тоник, мне надо с тобой поговорить.

Я встал и пошёл за ней.

Катя завела меня в свою комнату, села на стул, поставив между колен. Так мы были на одном уровне.

— Рассказывай, что знаешь.

— Катя, ты лучше скажи, у тебя есть связь с двойником?

— Была. Сейчас тоже есть, но Катя молчит.

— Плохо, — помрачнел я.

— Так я не пойму, ты кто?

— Антон Сопелкин, — мрачно ответил я, опустив глаза.

— Ты был когда-то Сашей?

— Был. Только какое теперь это имеет значение?

— Саша, мы же с тобой столько пережили… — у меня набухли глаза. Что со мной? Моё сознание начинает подчиняться детскому телу?

— Ну, перестань, Тоник, — Катя поцеловала меня в глаза, — только пока промолчим об этом, ладно? — я кивнул.

— Тогда иди, играй с ребятами, мальчик мой, — улыбнулась Катя, и мне оставалось только повиноваться. Что сказать? Шутка удалась!

Май с Алией сосредоточенно собирали картину, когда я к ним зашёл. Увидев меня, Алия не сдержала улыбки. Я подумал, она смеётся, вспоминая утренний скандал, где я возмущался, прыгая голышом. Я почувствовал, как горят мои уши.

— Ты что, Тоник? — шёпотом спросила девочка.

— Ты, наверно, смеёшься надо мной… — пробормотал я, удобнее усаживаясь на полу.

— С чего ты взял?

— Ну, сегодня утром… — не глядя на девочку, прошептал я. Алия вздохнула:

— Мне тоже до сих пор снятся страшные сны, иногда вскакиваю, и плачу. Что теперь, смеяться надо?

Я благодарно улыбнулся ей:

— Да я был в таком виде!

— Нашёл, чем удивить. Мы, за время войны, знаешь, чего навидались? Нас самих задерживали на блокпостах, раздевали, даже ощупывали, не несём ли чего на себе. Стыдно сказать, куда заглядывали, а ты говоришь, что тебе стыдно.

— Спасибо, Алия! — поблагодарил я девочку.

— Это тебе спасибо, Тоник, вы же с Катей нас спасли! — мне стало хорошо от этих тёплых слов, а Май добавил:

— Это мама тебе сделала подарок, а Кате нельзя, у неё какое-то задание.

— Что за подарок? — поинтересовался я.

— Она сделала тебя Истинным. Только ты не говори никому, что я проговорился.

— Истинным? — удивился я, — Я теперь что, не человек?

— Конечно, ты теперь, как мы.

— Постой, Май, что-то не сходится. Если вы так легко можете делать людей, и, даже из людей, Истинных, почему тогда вас так мало?

— Потому что все хотят настоящих, а не дублей.

— Так я дубль?

— Нет, ты настоящий! — засмеялся Май, — И кто сказал, что это легко? Мама может, на то она и мама.

— Не родила же она меня? — совсем запутался я. Ребята так расхохотались, что я не мог поверить, что такие воспитанные дети могут так смеяться.

— Извини, Тоник, — вытирая слёзы, сказал Май, — мы не знаем тонкостей, но будто бы тебя вырастили на основе твоего ДНК и маминого. В ускоренном режиме, в каком-то пространственном кармане, где время течёт очень быстро. Мы, с Алией, попросили, чтобы ты был моим ровесником. Так что, вроде как ты действительно её родной сын.

— А вы?

— Мы их приёмные дети, наши ведь родители погибли.

— Так это вам я обязан своим возрастом? — вдруг понял я.

— Ну да! — радостно ответили маленькие негодники. Хоть это прояснилось. Остаётся вопрос: кто нас поменял местами, и для чего это нужно? Катя говорила, что настоящий Тоник интересовался археологией и этнографией. Получается, он не умер? Ну да, если его выращивали заново, получили настоящего Тоника!

Я ведь приблудный, паразит в его теле, и остался в том Антоне, который муж Кати, и отец Сашеньки.

Значит, этот ботаник теперь в моём большом теле, и Катя может делать всё, что захочет, Тоник ведь ещё совсем ребёнок.

Что с Катей случилось? Она же любит меня, нельзя так притворяться столько времени! Всё изменилось, когда она съездила в степь, одна! Кого она там встретила? Теперь не спросишь, она закрылась. Может, Антон выйдет со мной на связь? И маленький Тоник причастен к этому делу.

Май сказал, что он хотел со мной просто поговорить. Значит, кто-то надоумил его залезть в капсулу!

И… Май о чём-то догадывается! Ещё бы! Тоник стал другим. Скорее всего, не догадывается, знает, не стал бы всё мне объяснять, будь я прежним.

— У вас есть здесь спортзал? — напрямик спросил я, глядя им в глаза.

— Конечно, есть, — ответил мне Май, с улыбкой, — Ты впервые спросил.

— Пошли, побегаем? — предложил я, — засиделся на одном месте.

Ребята просияли, мы выбежали из комнаты, потом по широкому коридору, спустились по лестнице этажом ниже, и вбежали в довольно обширный спортзал, уставленный разными тренажёрами. Я скинул маечку и шортики, оставшись в одних плавочках, и предложил:

— Давайте, поиграем в пятнашки?

— Как это? — поинтересовался Май.

— Я тебя хлопаю ладошкой, и ты запятнан, теперь ты должен ловить нас с Алией, и пятнать кого-нибудь из нас, потом пятна гоняется за вами. Пятна! — воскликнул я, хлопнув Мая по плечу, и побежал. Алия, с визгом, помчалась вместе со мной от брата.

Через некоторое время они тоже разделись, вспотев, и мы ещё долго бегали, пока не попадали на маты.

— Какая хорошая игра! — радовались ребята, — а то бегаешь по кругу, скучно!