Оберон - 24
Шрифт:
– Я маме скажу… - пропищал я. Тишина.
– Ты помнишь свою маму? У тебя была мама?
– А у кого её не было? – в крайнем удивлении спросил я, но ответа не дождался.
Пока думал, что бы это значило, заснул.
– Вставай! Спит тут… Есть тебе принесла.
– Дай, хоть умоюсь, и мне неудобно, голым!
– Неудобно на потолке спать… - я разинул рот.
– Закрой рот и иди, умойся.
Я встал, и пошёл в ванную. Здесь опять всё поменялось. Большой красивый умывальник, зеркало над ним… Зеркало! Я внимательно себя разглядел. Глазищи по пять копеек, лицо круглое,
Хорошо хоть, не рыжий.
Хм, если я в будущем, почему такой хиляк? Здесь все должны быть накачанными, с мышцами. А тут какой-то ботаник, и эта, ненормальная, наверняка маньячка, не даёт это тельце прикрыть. Тьфу!
Я сплёвываю в раковину и подношу к рожку руки. Вода послушно побежала. Я перевёл дух.
Сейчас бы пришла Васька, начала бы умывать… Вспомни чёрта!
Василиса пришла, встала у меня за спиной, посмотрела, как я умываюсь, и стала сама меня умывать!
Я не брыкался особо. Попробовал, она мне шею сдавила, у меня ноги подкосились. Нет, пусть умывает, ей виднее, как это здесь делается. Только умывание плавно перешло в общую помывку.
Я ей показался грязным? Или она получает удовольствие, когда моет мальчиков? Интересно, сколько мне лет?
– Вася, Вась, - ласково говорю я, - расскажи мне обо мне, кто я…
В ответ на мою ласковость я получаю жестокую оплеуху, отлетаю к стене, закрываю руками самое дорогое.
Васька снова замахивается.
– Меня нельзя бить! – кричу я фальцетом.
– Почему это? – удивляется Васька.
– Я взрослый, уважаемый человек, мне два года до пенсии, у меня внуки… - кричу я, и осекаюсь. Какую чушь я порю! Надо же так проколоться!
– Как тебя зовут? – Моя мучительница пытается взять меня за шкирку, но пальцы соскальзывают с моей мокрой шеи.
– Александр… - выдавливаю я из себя.
– Сашка, значит, - ухмыляется Васька, - девочка!
– Какая я тебе девочка?! – приседаю я, но Васька уже схватила меня двумя руками за шею, и тянет вверх. Пришлось схватиться за её руки, чтобы не оторвалась голова.
– Что ты делаешь?! – пытаюсь возмутиться я.
– Стой смирно, не ползай! И не ври мне!
– Что я опять соврал?!
– Что ты взрослый! Какой ты взрослый? Щенок! Девочка!
– Я не девочка! И никогда ею не был! – у меня слёзы на глазах, а Васька швыряет меня к умывальнику. Хорошие здесь умывальники. Впечатываюсь в край лицом, а он принимает форму моей головы, и мне не больно. Ну, почти. Васька опять меня умывает и вытирает полотенцем. Исчезающим. Всего.
– Умылся? Пошли обедать.
Я уже не возражаю. Лучше молчать. Ага!
– Ты что любишь есть? – спрашивает меня Васька.
– Я всё ем, - отвечаю я, почувствовав урчание в животе. Василиса открывает крышки с тарелок.
Ёлки-палки! Борщ! Макароны с подливкой, салат! Ещё и какой-то сок.
И вилки с ложками есть. Я сажусь, уже не обращая внимания на свой вид, и с урчанием набрасываюсь на еду.
– А ты что не ешь? – с набитым ртом спрашиваю я девушку. И замираю, видя, с какой брезгливостью
она смотрит на меня.
– Ты чего? – спросил
я, проглотив кусок.– Ты жрёшь, как свинья, - сказала мне Васька.
– Не нравится, не смотри… - тут же получаю в лоб.
– Васька! Дай поесть! Потом будешь драться!
– Ещё раз назовёшь меня Васькой, я тебе кое-что сломаю!
– Разве кое-что можно сломать? – спрашиваю я, с опаской глядя вниз.
– Ещё как! – злорадно говорит Васька. – Потом не будешь мне врать, что помнишь маму, папу…
– Про папу я не говорил! - быстро соображаю я, - Ты сама!
– Жри, давай, не заставляй меня тебя наказывать! – я замолкаю и торопливо ем, пока не отняли.
– Вася, - жалобно говорю я, - научи меня пользоваться туалетом…
Васька с недоверием смотрит на меня, берёт за руку и ведёт в ванную комнату.
Всё оказывается очень просто. Обыкновенные пиктограммы, обыкновенный виртуальный пульт, обыкновенное биде для мужчин. Так же и душ. Всё просто и функционально. Всё изучив, удивился, почему у нас не додумались до такого.
Думаете, я благодарен Ваське? Я её боюсь. Как-то радость обретения молодости поблекла.
– Вася, - подлизываюсь я, - я правда, всё забыл. Помоги вспомнить…
Я презирал себя. Всегда считал себя выше и умнее девчонок, а тут чуть ли не в ногах валяюсь.
Не люблю девчонок. Особенно с садистскими замашками. Вот вырасту!..
– Я ещё не поняла, ты свой, или чужой, - отвечает Вася, - немного погожу учить тебя. А то узнаешь всё о нас, притворишься своим, потом съешь всех.
Я поперхнулся собственной слюной.
– Ты что? Начиталась всякой дряни? Ты же видишь, что я ем?!
– Ты только что говорил, что ешь всё! – с садистской улыбочкой отвечает девушка, - Может девичьего мясца отведать пожелаешь.
– Не девичьего мясца, а комиссарского тела… Ой, больно!! Вась прости, не буду больше, да и где они, девчонки эти?!
– Ага! Сознался! – выворачивая мне ухо, ликует Вася, - До них тебе не добраться, мы в изоляторе, и переход разобран!
– А там что, вакуум? – кривясь от боли, спросил я. Васька даже ухо моё отпустила.
– Правда! Тонька, ты же можешь дышать местным воздухом! Я тебя буду на ночь наручниками пристёгивать!
– Какими ещё наручниками? – вскочил я, держась за опухшее ухо, - Ты садистка!
Васька бросается на меня, я от неё. Долго не бегал, поскользнувшись на полу, проехал, на заднице, до ванны, и влип в неё. Пока вылезал, был пойман преследовательницей. Она взяла меня под мышку, чувствительно шлёпнула по заду и понесла куда-то. Я притворился мёртвым.
Принесла опять в бокс, пристегнула руку. Оказывается, здесь были штатные крепления для рук и ног, наверно, для самых буйных.
– Вась, я в туалет захочу…
– Меня позовёшь.
– Ты опять меня побьёшь.
– Если разбудишь, не знаю, что с тобой сделаю!
– я обиженно засопел.
– И не сопи тут! У меня двенадцать девочек на станции. Ты же мальчиками побрезгуешь?
– Конечно побрезгую, что я, голубой, что ли?!
– Вот видишь! Не зря я тебя зафиксировала!
– Ну, погоди, коза! Когда-нибудь я тебя зафиксирую! – прошипел я сквозь зубы.