Обещания, которые мы собирались сдержать

— Почему его дети не хотят ее заполучить? — Я снова изучаю фотографии, хмурюсь, когда вижу интерьер. Похоже, что дом был переделан, но не недавно.

— Они не знали о его существовани.

— И как только они узнают, они придут за мной.

Он качает головой. — Они не смогут. Дом неприкосновенен для его семьи. Он даже не был передан в наследство. Его дети не имеют права голоса, кому он достанется или не достанется.

Я нахмурилась. Это бессмыслица. — Почему?

— Потому что он был записан на ваше имя. — Стерлинг протягивает другой документ. Документ.

Я выхватываю его из его пальцев, мой взгляд блуждает по юридическому языку, останавливаясь на моем имени, написанном черным по белому.

Сильви Ланкастер. Он даже не записал его на мою замужнюю фамилию, не то чтобы я когда — либо меняла ее юридически.

Хм. В кои — то веки он поступил со мной правильно.

— Значит, этот дом мой. — Я меняю бумаги местами, так что я снова смотрю на изображения дома.

— Да. И это интересный участок. Уникальный по размеру и масштабу. Как я уже сказал, много густого леса и океанское побережье. На рынке больше нет ничего подобного. Особенно такого большого поместья, — объясняет Стерлинг.

Мое волнение бурлит, угрожая переполнить меня. Я не хочу слишком радоваться этой новости, но уединенное поместье в Калифорнии — это побег. От Нью — Йорка. От моей семьи. Моей матери.

Моей жизни.

Я могла бы начать все заново. Стать другим человеком. Сосредоточиться на других вещах. Может быть, попасть в какую — нибудь группу «нью — эйджи» и сосредоточиться на благополучии и самоуважении. Я уверена, что в Калифорнии полно таких людей.

Стерлинг открывает ящик стола и достает желтый конверт, кладет его на стол в пределах моей досягаемости. — Ключи внутри. Вместе с адресом и различными инструкциями. В доме нет персонала, хотя есть смотритель. Не знаю, как он справляется с уходом за всем поместьем, учитывая его размеры. Возможно, вам стоит подумать о том, чтобы нанять больше людей для помощи.

Я беру конверт и расстегиваю застежку, чтобы заглянуть внутрь. На брелоке с надписью Big Sur и иллюстрацией заката, погружающегося в океан, висят различные ключи.

— Вы также можете подумать о том, чтобы продать его, — предлагает Стерлинг. — С тех пор как он исчез из продажи, к нему проявляется большой интерес. В последнее время, по словам адвоката вашего покойного мужа, были даже запросы на его продажу.

— Я не продаю его. — Я запечатываю конверт и кладу его в свою огромную черную сумку от Валентино. Римские шипы заставляют меня чувствовать себя крутой. Сильной. Как гладиатор.

Что глупо.

— Как пожелаете, — соглашается Стерлинг, протягивая руки и сжимая их на столе. — Просто нужно кое — что учесть на будущее. Калифорния никогда раньше не была вашим постоянным местом проживания. Вы не знаете, каково это будет, жить там.

— Ну, теперь Калифорния может стать моим домом, учитывая, что я владелец недвижимости. — Я усмехаюсь, не в силах больше скрывать свое ликование. — Это замечательные новости, Стерлинг.

— Я подумал, что тебе понравится. — Его улыбка теплая. Он пожилой джентльмен, моложе моего покойного мужа, но все еще достаточно стар, чтобы быть моим отцом. Мне всегда нравился Стерлинг. Он счастлив в браке, и у него есть сын примерно моего возраста, который немного странный. Определенно не мой тип. Занудные адвокаты — это скучно.

Но они всегда заботятся о тебе, когда ты в затруднительном положении.

— Я планирую отправиться туда прямо сейчас, — продолжаю я, в голове у меня крутятся планы. — Мне нужно договориться насчёт семейного самолёта.

Частный самолет «Ланкастер» находится в совместном пользовании семьи. Мой отец пользуется им чаще всего, сразу после него — Уит. Я, с другой стороны, редко им пользуюсь.

— Я уверен, что вы прекрасно проведете там время. Дом и участок выглядят впечатляюще. — Вечный дипломат, мой адвокат.

— Вы должны как — нибудь навестить меня, Стерлинг. Приводите семью, особенно вашего сына, — предлагаю я, одаривая его зубастой улыбкой.

Нервное выражение, появившееся на лице Стерлинга, невозможно отрицать. Мысль о том, что я нацелилась на его сына, скорее всего, приводит его в ужас. — Йен сейчас занят в юридической школе.

Я поднимаюсь на ноги, закидывая сумку на плечо. Сегодня весь мир кажется легким, и у меня возникает искушение выскочить из кабинета Стерлинга. — Какая жалость. Я уверена, что он все равно утомил бы меня до слез.

Стерлинг прочищает горло. — У него есть девушка.

— Конечно, есть, — говорю я, подкрепляя свои слова смехом. — Спасибо за хорошие новости, Стерлинг. Ты сделал весь мой год.

Я выбегаю из его кабинета, как я и предполагала. Когда я спускаюсь на лифте и выхожу на улицу в поисках нанятой машины, я сияю от уха до уха, не в силах сдержать радость, бурлящую в моих жилах.

Дом, который принадлежит только мне и никому другому. Ни один Ланкастер не привязан к нему, кроме меня. Я могу сбежать из этого ужасного города и никогда не возвращаться, если не захочу.

Идея жить на побережье Калифорнии в одиночестве, в окружении леса и океана, звучит как рай. Никакого отца, пытающегося доказать, что я часть семьи. Никакой матери, пытающейся вернуться в мою жизнь, чтобы контролировать ее. Ни брата, бросающего на меня осуждающие взгляды.

Никаких шансов снова столкнуться со Спенсером Донато.

От последней мысли у меня защемило сердце, но я отбросила эту мысль. Я не могу беспокоиться о Спенсере и о том, что он думает обо мне. Он ненавидит меня. Он ясно дал понять о своих чувствах ко мне на свадебном приеме Уита и Саммер. Я разрушила эти отношения, раз и навсегда, и винить в этом могу только себя.

Может, я стану отшельником. Спрячусь в своем лесном домике, где компанию мне составят лишь пение птиц и шорох диких животных. И иногда будет приходить сторож, который будет звонить и спрашивать, хочу ли я, чтобы на этой неделе подстригли газон.

Звучит как мечта. Что еще лучше?

Это скоро станет моей реальностью.

***

Как только я вхожу в свою квартиру, то замираю, чувствуя, что здесь уже кто — то есть. Когда доступ есть только у меня.

Я достаю телефон из сумки, готовая набрать номер службы безопасности в холле, когда из кухни выходит моя мама, напевая знакомую мелодию. Как будто она принадлежит этому дому. Как будто я дала ей ключ и сказала, что она может заходить сюда в любое время.

— Что ты здесь делаешь? — Мой голос холоден. Лишен каких — либо эмоций, хотя внутри я дрожу.

Ее глаза расширяются от удивления, и она прижимает руку к груди, ее красные губы расходятся. — Ты напугала меня.

— Это моя квартира, — подчеркиваю я. — Как ты попала внутрь?

— Я сказала портье, что я твоя мама. Он сразу же впустил меня.

Конечно, он впустил. Для внешнего мира Сильвия Ланкастер безобидна.

— Я хочу, чтобы ты ушла. — Я поворачиваюсь к ней спиной и подхожу к двери, щелкаю замками и открываю ее, указывая пальцем на открытый дверной проем. — Убирайся.