Обезличенные
Шрифт:
«Я приношу свои извинения, — обратился он, поравнявшись с нами, — вы не подскажете мне, что происходит? Почему тут все так?»
В голосе незнакомца тоже звучала растерянность, а интонация выдавала в нем образованного человека.
«Так кто скажет, приятель, что происходит? — тут же с вызовом отреагировал непоседливый Гошка, видимо не сразу заметив странность ночной беседы, — тут уже давно так. Ты сам-то откуда?»
Прохожий внимательно поглядел на Волкова, потом на меня, потом неуверенно пробормотал:
«Я живу здесь, работаю в юридической конторе, я адвокат, но вот ведь в чем странность…
Незнакомец был наряжен в разорванную разномастную одежду, грязную и явно с чужого плеча, сам был небрит и изрядно вонюч, однако производил впечатления грамотного и воспитанного человека.
«Ничего не помнишь? — снова вклинился Волков, многозначительно посматривая в мою сторону, — совсем ничего?»
Прохожий помотал головой, и, вероятно, боясь привлечь ненужное внимание, торопливо зашагал дальше, в недоумении оглядываясь по сторонам.
«Чего это он? — пробормотал Гошка, все еще не до конца осознав абсурдность разговора. — как громить город, это они молодцы, а как отвечать за последствия, то сразу адвокаты и «ничего не помню».
«Гоша, — прервал я праведные возмущения, — тебе ничего не показалось необычным в этом диалоге?»
Волков продолжал негодовать, то и дело дословно цитируя несчастного адвоката, пока не осекся на полуслове и не уставился на меня испуганными глазами.
«Погоди, — оборвал он сам себя, — ты заметил, как он говорил? Ну как строил свои вопросы?»
Я заметил это с первых произнесенных адвокатом звуков, и был рад, что Георгий тоже это заметил. На пробу я направился к еще одному прохожему, так же в замешательстве переминающемуся с ноги на ногу.
«Доброй ночи,» — вежливо начал я, ожидая, что тут же получу по голове арматурой, однако мой возможный собеседник только недоуменно пялился на меня, не произнося ни слова. Моя спонтанно возникшая теория была готова рассыпаться в пыль, когда ночной гуляка заговорил.
«Не вижу ничего в ней доброго, молодой человек,» — назидательно проговорил он, и я наконец различил, что передо мной довольно пожилой гражданин, что он так же, как и предыдущий собеседник, откровенно растерян и разозлен.
«Что тут произошло? Народное восстание? Массовый бунт? Или банальный акт вандализма? Кто будет нести ответственность за причиненный урон?» — гневно сыпал вопросами полуночный дед, сам, очевидно, не замечающий своего собственного помятого вида и откровенно испорченной одежды. В его руке была зажата кривая железка, наличие которой он тоже не замечал.
Дальнейшие мои расспросы приводили к похожим результатам. Граждане растеряно озирались по сторонам, пугливо рассматривая то, что они с таким воодушевлением натворили светлым днем, и негромко переговаривались между собой, пытаясь обрести некую ясность и понимание.
Волков, наблюдая эти сцены, то и дело толкал меня в бок, привлекая мое внимание, и старался отыскать явлению наиболее разумное объяснение.
«Смотри, Гурий, — бормотал он, — получается, заклятие кончилось? Или те, кто громил город, сейчас крепко
спят, набираясь сил, а это совсем другие граждане? Что с ними такое?»Волков еще некоторое время озвучивал версии и вопросы, после чего решительно направился по улице.
Я не успел уточнить, куда понесло его в столь поздний час, поскольку тот, не обращая внимания на непривычно спокойных и разумно изъясняющихся граждан, несся по одному ему известному маршруту.
Когда Гошка свернул в знакомый переулок, до меня наконец, дошла его итоговая цель, показавшаяся мне откровенно ошибочной. Однако, Волков не желал слушать мои опасения, бодро взлетая на седьмой этаж знакомого мне дома.
Глава 46.
На настойчивый Гошкин звонок дверь распахнула заспанная женщина, растрепанная после сна, но на удивление миролюбивая.
«Вам кого, юноша? — хрипловато проговорила она и, присмотревшись к визитеру, негромко вскрикнула. — что за шутки? Кто вы такой?!»
После чего попыталась захлопнуть дверь. Гошка выставил вперед руку и недоверчиво переспросил:
«Вы совсем не узнаете меня?»
Мне поздновато стали понятны его задумки и психологические эксперименты, и я с ужасом ожидал продолжения полуночной встречи, даже приблизительно не представляя, чем она может закончиться.
«Кто вы такой?!» — волнуясь взвизгнула женщина и неожиданно горько расплакалась, не отводя взгляд от полуночного гостя. Негодяй Гошка коротко поклонился и развернулся, чтобы оставить несчастную наедине со своими воспоминаниями и сомнениями.
На улице я от души врезал экспериментатору, не в силах сдерживать охватившие эмоции.
«Завтра ты извинишься перед ней, — проговорил я, вкладывая в удары всю ненависть к невежеству и ограниченности, — или никогда в жизни больше не покажешься ей на глаза. Неужели ты не понимаешь, чертов проверяльщик, что несмотря на все, как ты считал, равнодушие и бессердечность, ты был для нее ее ребенком, и твоя смерть все же оставила в ее душе след, на какой ты не мог и рассчитывать!»
Гошка встряхнулся и виновато уставился на меня.
«Я идиот, согласен, — пробормотал он едва слышно, — зато теперь я уверен, она стала прежней.»
Утро встретило нас размеренным уличным шумом, привычным и знакомым, однако разбавленным возмущенными нотами. Тротуары и перекрестки были до краев заполнены людьми, но теперь это были обычные граждане, в меру оживленные, и не в меру возмущенные открывающийся их взорам картиной. Из их обрывочных разговоров становилось понятно, что все они самым волшебным образом обрели прежние очертания и теперь готовы долго и со вкусом возмущаться произволом и всеобщей разрухой.
Гошка бродил среди этой толпы и с удовольствием прислушивался к нормальной человеческой речи, всматривался в осмысленные лица и гасил в себе желание поделиться весьма любопытными фактами. Я удерживал его от этого неосмотрительного шага, предлагая истории идти своим чередом.
«Ты даже представить себе не можешь, Георгий, насколько быстро жизнь вернется в прежнее русло, и с какой скоростью начнут открываться разные заведения, в том числе и психиатрические лечебницы. И если ты хоть словом обмолвишься о том, чему стал свидетелем, то для тебя их двери откроются в самую первую очередь.»