Обитель теней
Шрифт:
Она хихикнула и плотнее завернулась в плащ. И в самом деле, в таком виде они с магистром-регентом не вызвали бы особых подозрений, обыскивая монастырь. Он бережно взял ее за локоть.
— А теперь поспешим, пока монахи не встали к приме. Тогда уже нельзя будет свободно разгуливать.
Фалконер взял обтаявший свечной огарок и зажал его в кулаке. Придется выйти в темноте, потому что снаружи дул сильный ветер, но потом, в здании, может быть, удастся его зажечь. Выходя, Уильям оглянулся на проем, в котором, освещенный с двух сторон свечами, спал брат Питер. Он напоминал сейчас святого с иконы, сияющего во тьме. Женщина
— Погоди! Смотри! — пронзительно вскрикнула Сафира, настойчиво и требовательно стиснув локоть спутника.
Обернувшись, он разглядел, как она всматривается в стигийскую мглу.
— Что такое?
— Там. У ручейка, что бежит из-под стены. Там кто-то есть.
— У нужника? Постой…
Бывали времена, когда Фалконер сожалел об утраченной зоркости, и сейчас был как раз такой случай. Он поспешно копался в кошеле, вытаскивая глазные линзы. Сафира махнула рукой.
— Там! Видишь? Это Менахем, я не могла ошибиться.
Фалконер, проклиная дождь, силился рассмотреть, на что она указывает. Он заметил движение, но фигура представлялась ему только сероватым пятном на фоне черного мира, пока не обернулась к ним, заслышав, должно быть, голос женщины. Фалконер увидел бледное лицо, прикрытое монашеским капюшоном, и готов был спросить Сафиру, каким образом та узнала сына, но тут спутница с криком бросилась бежать. Одолженный им плащ хлопал на ветру, когда она мчалась вдогонку за ускользающим беглецом. Фалконер сорвал с носа стекла и устремился за ней. На том месте, где только что они видели человека, никого не оказалось. И не было ни двери, куда можно было нырнуть, ни окна, в которое можно забраться. С юга путь к бегству преграждал бурлящий поток, вытекающий из пристройки нужника за дортуаром. И обойти их, двигаясь навстречу, к северу, он не мог, потому что с обеих сторон стояли глухие стены. Человек попросту исчез.
— Ты уверена, что это был твой сын?
— Мать всегда узнает сына, мастер Фалконер. Это был Менахем, или Мартин, как его здесь прозвали. Но куда он мог уйти?
Она была в отчаянии: увидеть сына так близко — и снова потерять! Фалконеру подумалось, что настойчивое желание найти сына заставило ее увидеть его лицо в мелькнувшем призраке. Он взял Сафиру за плечо и развернул назад.
— Идем. Нам еще предстоит обыскать монастырь. Если это был он…
Она уставилась на него, обиженная сомнением, прозвучавшим в его словах.
— …то мы его найдем. По крайней мере, мы теперь знаем, что он где-то здесь.
Увы, их поиски оказались столь же бесплодными, как и все прежние. Они прочесали все помещения, куда сумели войти, но ничто не указывало, что Мартин или его друг Эйдо побывали в этих местах. Не было и следа тела.
Наконец, промокшие до костей — казалось, дождевая вода потушила в них и свет надежды, — они укрылись под карнизом у входа в дом келаря. Длинное низкое помещение со сводчатым потолком освещалось парой чадящих свечей, а в темных углах скрывались пыльные бочки и какие-то мешки. Из кладовой вел сухой и удобный ход на галерею, а Фалконеру, как и Сафире, не хотелось снова лезть под дождь. Проходя по коридору, Сафира схватила спутника
за плечо и шепнула:— В том конце кто-то есть!
Фалконер, напрягая зрение, различил высокий угловатый силуэт, ничуть не напоминавший мальчишескую фигуру, которую якобы видела Сафира. Кто-то шарил среди груды ящиков, и верхний из них свалился на обутую в сандалию ногу, вызвав короткое проклятие, за которым последовало благочестивое: «Прости, Господи!» Монах обернулся к ним, и Фалконер узнал брата Томаса. Сафира укрылась за одной из колонн, а магистр направился к травнику.
— Нашел что-нибудь, Томас?
Монах вздрогнул:
— Что? А, это ты, мастер Фолкнер…
Фалконер, молча, извинил монаха, исковеркавшего его имя, и осведомился, не обнаружил ли тот чего-либо существенного.
— Нет, не думаю. Я просто вспомнил о старом погребе тут, внизу. Дверь где-то в углу, за всеми этими ящиками. Им много лет уже не пользуются, но брат Юстас на днях говорил, что ему послышался шум с этой стороны.
— Шум?
— Может, ничего и не было. Юстас стар, и слух у него уже не тот, что прежде, а все-таки…
— Что все-таки?
— И другие говорили, будто слышали странные звуки. Но только после того, как о них упомянул брат Юстас, а ты ведь знаешь, о призраках только помяни, и все их увидят. Лично я не верю ни единому слову.
Фалконер совсем запутался и попросил монаха объяснить, что он имеет в виду. Тощий лекарь в смущении замахал руками.
— Ах, это просто старые сказки о первых годах обители: о пропавшем капеллане и исчезновении благородных леди. Старушечьи байки, если вы хотите знать мое мнение.
Он помолчал и бросил на Фалконера осторожный взгляд, говоривший, что монах не так равнодушен к старым сказкам, как хотел показать. Склонившись ближе, он зашептал на ухо магистру:
— Говорят, там, в нижнем погребе, водятся призраки.
Под сводами вдруг прозвенел властный голос:
— Что ты делаешь здесь, брат Томас?
Застигнутый врасплох травник поспешил навстречу шагнувшему из темноты Джону де Шартре.
— Просто искал, как ты распорядился, отец-настоятель. Вернувшись на крыльцо, я не застал тебя там, и вдруг вспомнил о старом погребе. Но я не мог найти двери, вот и…
Настоятель резко оборвал многословный рассказ своего подчиненного:
— Незачем там смотреть. А не застал ты меня, потому что мне пришлось заняться другим делом. Важным делом.
Фалконер встал между монахами.
— В кладовой незачем смотреть? Почему?
Настоятель держался невозмутимо, хотя Фалконеру почудилось, что на лице у него мелькнула тревога. Он взял магистра под руку, словно стараясь отвести подальше от двери, о которой шла речь.
— Эта… гм… кладовая почти не используется и почти всегда заперта.
— Так что в поисках двух пропавших монахов вы туда не заглядывали?
Теперь Джон де Шартре действительно смутился.
— Как я уже сказал, обычно келарь запирает погреба. Там ничего не хранят, тем более что они ниже уровня земли, и там… — Он замялся, подыскивая слова. — Там довольно холодно и сыро. Скажем, неуютно.
— Так давайте найдем ключ и посмотрим, не там ли тело.
Джона де Шартре это предложение почему-то ошеломило. Ему как будто не хотелось открывать тайны, хранящиеся в холодном подземелье. Однако же он пожал плечами и отвернулся: