Обитель теней

— Я — Уильям де Монте Акуто.

Коронер до сих пор допрашивал свидетелей в грубой манере, позволявшей ему насладиться их страхом. С Монте Акуто он не решился обойтись в том же духе. Помявшись, он мотнул головой в сторону лежащего перед ним тела женщины.

— Ты ее знаешь, мастер?

— Знаю.

Уильям не опустил взгляд на убитую, а продолжал смотреть прямо перед собой.

— Она знала твоего сына?

— Да.

— Где был твой сын в канун дня святого Георгия? Позапрошлой ночью, мастер Уильям, со вторника на среду?

— Он был со мной, у нас дома.

— И твои слуги, конечно, подтвердят твои слова?

— Конечно подтвердят, но я охотно поклянусь на Писании, если моего слова недостаточно.

Болдуин улыбнулся обходительной любезности свидетеля, так явно противоречившей грубости надменного коронера.

— Я рад это слышать. Возможно, вместе с тобой поклянутся и слуги?

— Как скажешь, коронер.

— Твой сын желал эту девушку, так ведь? Они были любовниками?

Лицо Уильяма де Монте Акуто застыло, но от боли, а не от гнева.

— Мой сын был мужчиной. Девушка была мила и хороша собой, так что, возможно, ты прав.

— Тебе известно было о его ухаживаниях?

— Да, я догадывался.

— Он лежит здесь, убитый ударом в сердце. У нее в руке кинжал. Не могла ли она убить его, а потом себя?

Только теперь Уильям взглянул на коронера. Лицо его было застывшей маской горя.

— Мой сын мертв, а ты хочешь, чтобы я рассуждал о том, кто его убил?

Позже Болдуин сумел протолкаться сквозь толпу к Уильяму де Монте Акуто.

— Не уделишь ли мне минуту для разговора, друг мой?

— Что, тоже хочешь допросить, как этот недоумок-коронер?

— Нет. Я просто ищу истину — по приказу милорда епископа Стэплдона.

— Тогда разве может отказать тебе такой бедняк, как я? — саркастически отозвался Уильям. — У короля много советников, но мало кто пользуется таким уважением, как милорд епископ.

Саймон заговорил:

— Друг, у меня тоже сын. Прими мое сочувствие. Потерять сына — ужасно… а терпеть потом допрос этого коронера — невыносимо.

Уильям склонил голову.

— Я готов был снести ему голову с плеч.

— О твоем сыне… — прервал его Болдуин. — Когда ты заметил его отсутствие?

— В тот день, когда его нашли. В моем доме есть зал с верандами по обеим сторонам. Слуги спят под навесом между ними. Уильям спал в другом крыле дома и в последнее время… ну, между нами недавно вышла размолвка.

— Из-за чего?

— Из-за Джульетты, разумеется!

Гнев его, прорвавшись на мгновение, тут же угас, и он объяснил, помолчав:

— Мне не нравилась связь сына с нею.

— Вы с ее отцом когда-то были друзьями?

— Да, были. Но потом по его вине умерла Сесили, а он начал приобретать влияние и уже не желал иметь дело с простыми людьми, такими как я и мой сын. По его меркам, мы ничего не значили. Нет, он предпочитал проводить время с важными вельможами в их роскошных домах.

— В то время как ты…

— Я оставался там, где родился. Не отрывался от корней. Я в конечном счете простой человек. Рожден для службы и сам пробиваю себе дорогу в мире. Мое дело дает мне достаточный доход. А Генри Капун теперь рыцарь и называет себя другом Хью ле Диспенсера. Зачем я ему теперь?

— Кто мог желать зла твоему сыну?

— Только один человек, — угрюмо проговорил Уильям. — Генри Капун ненавидит меня и ни перед чем не остановится, чтобы меня погубить. Он мог убить Уильяма, просто чтобы причинить зло мне. Бедняга Уильям.

— Ты полагаешь, он и дочь мог убить, лишь бы добраться до тебя? — резко спросил Болдуин.

Уильям взглянул на него.

— Через него я лишился своей единственной любви. Моей Сесили. Она умерла, потому что слишком торопилась подарить ему сына. Она не готова была к новым родам после рождения малютки Джульетты, но этот дьявол всегда был ненасытным, и она снова забеременела. Роды убили ее.

— А его сын, Тимоти, — он от другой жены?

— Да, после смерти Сесили Генри женился на Эдит, и Эдит родила ему Тимоти, но она тоже умерла в голодный год семь лет назад.

— А все-таки, — настаивал Саймон, — он ведь наверняка любил дочь?

Уильям утер лицо ладонью.

— Прости меня, Господи, за эти слова, но я сомневаюсь. Он видел в ней вещь для продажи. Не более того. Если бы она стала для него бесполезна, он бы отбросил ее с той же легкостью, с какой отбрасывают сломанную трость.

Когда возчик подъехал к воротам, Джона послали за келарем. Лоуренс вел все дела с поставщиками провизии.

Джон увидел его среди людей, окруживших убитых и коронера, и уже бежал к нему, когда увидел, как к монаху подходят Саймон и Болдуин. Эти двое, с их непривычным выговором, чем-то тревожили его. Особенно рыцарь с такими черными, пронзительными глазами. Джон только надеялся, что Лоуренс не попадет в беду.

Прошлогодний арест настоятеля Уолтера взбудоражил братию. Мысль, что главу обители могут сместить и заменить по прихоти короля, выбивала из колеи. Джону было хуже всех, потому что ему было известно то, чего не знали другие. Каждый день он встречал в страхе за своего наставника, Лоуренса. Келарь участвовал в побеге Мортимера. Джон это знал. Он видел, как возвращался в ту ночь Лоуренс.

Болдуин и Саймон заметили монаха и, когда коронер приказал прервать дознание, чтобы подкрепиться, направились к нему. Саймона осенила новая мысль:

— Брат Лоуренс, ты, когда говорил о браке Джульетты, сказал, что слышал обеты. А кроме тебя, были тому свидетели?

— Я не могу говорить с вами о том венчании. Я поклялся.

Саймон понимающе прищурился.

— Когда девица вступает в брак, при ней должна быть хотя бы служанка. Была там ее служанка?

— Об этом вам придется спросить ее. Но зачем?

— Да просто хотелось бы знать…

Новый голос прервал его.

— Что тебе хотелось бы узнать, мастер?