Обитель Варн
Шрифт:
Ха, дяденька! Не такие задачки решала. Тропич, чему только не научил.
Недооцениваете вы своих людей, Виктор Николаевич. Гнездевский сколько лет
безнаказанно криминалом занимался? А вы ни сном, ни духом… И чему после
удивляться?
Лиса осела в кресло у пульта слежения, изобразив слабость в ногах. Оказавшись
спиной к единственной камере в аппаратной, дешифровала остальные камеры, начиная
с тех, что в коридоре, ведущем к месту заключения Бэф, заканчивая его клеткой. А
теперь изобразим маяту и дурноту по причине
по кругу. Наслаждайтесь, господин полковник. Спасибо, что расчистили путь, и
извините за подпорченное впечатление от зрелища. Ну, так, не в видеозале, однако,
на кинофестивале. А с любительских кинолент и не профессиональных актеров что
возьмешь?
Лесс пустила пленку и вышла из аппаратной. Минут пять — десять у нее есть.
Шикарно. Почти век в запасе.
— Она покинула аппаратную, — доложил дежурный Горловскому
— Угу? Не спугни. Пусть думает, мы не в курсе ее хитрости.
— Понял. Вести?
— Продолжай.
Алиса не думала, что будет что-то говорить Бэф. А увидев его, и хотела бы что-то
сказать, да не смогла: горло перехватило.
Он явно не ожидал ее увидеть, и так же явно обрадовался и встревожился, заметив
Лису.
Они шагнули к прутьям решетки одновременно, вцепились руками в железо и просто
смотрели друг на друга. Слов не было, да и не нужны были слова. Взгляды говорили
больше, чем любая вымученная фраза. Она хотела просто открыть замок и выпустить
Бэфросиаста, но вместо этого прилипла к решетке, вцепилась в нее пальцами, лишь
бы не потянуться к его лицу, не дотронуться. Она должна была сказать — уходи, а
взгляд вместо этого молил — прости.
Губы Бэф дрогнули, пальцы дотронулись до лица Лесс, зарылись в волосах. В груди
стало тепло, и сердце забилось, как у живого:
– ` Не восстановимо, не остановимо хлещет жизнь', - прошептал он тихо, касаясь
дыханием виска девушки.
Лесс дрогнула, чуть отодвинулась, вглядываясь в глаза Варн, и со всей ясностью
поняла — им не уйти друг от друга. И не важно, сколько милей, веков, жизней
разделяет их. И пусть стены меж ними, рвы, решетки, условности, законы — они все
равно вместе, хоть, с разных сторон баррикад.
– `Расстояние: версты, мили нас расставили, рассадили, чтобы тихо себя вели по
двум разным концам земли', - зашептали губы еле слышно.
Глаза Бэф улыбались, любовались Лесс. Губы зашептали, вторя словам любимой:
– `Расстояние: версты, дали… Нас расклеили, распаяли. В две руки развели,
распяв'…
– `И не знали, что это сплав. Вдохновений и сухожилий'…
– `Не рассорили — рассорили…Расслоили'…
– `Стена да ров. Расселили нас, как орлов'…
— Не
печалься, — тепло его ладони укрыло щеку девушки, пальцы, что бархат,коснулись кожи.
Лесс зажмурилась, еле сдержав стон.
Сколько они не виделись: сутки, двое? А словно год. `Я соскучилась', `мне плохо
без тебя', `я безумно тебя люблю' — сколько еще банальностей шло в голову, но не
срывалось с губ, не нарушало своей пошлостью единение двух сердец, живых и более
живущих, чем иные тлеющие в истоме будней.
`Я рядом', - коснулись его губы ее лба.
Что ответить ему? Да? Да, да! — рвется наружу. Но ведь нет — и губы сжались,
веки прикрыли отчаянье.
Лесс отстранилась, ненавидя себя за это:
`Ты должен уйти. Я открою замок. В соседней комнате дежурный. Он спит. Откроешь
окно… и лети'.
Шаг к замку, как шаг на эшафот. Скрепка и электронный карандаш, вместо ключа…
или топора? Шесть секунд — дверь открыта.
Бэф придержал створку, уставился на Лесс исподлобья:
`Зачем'?
`Глупый вопрос, Бэф. Тебе не место здесь, как любому из вас. Улетай'.
`У тебя будут неприятности'.
`Одной меньше, одной больше' — пожала плечами и сделала шаг к выходу, понимая,
что не стоит затягивать агонию расставания. Слишком сильная боль, слишком
обширна рана.
`Постой'…
Лесс остановилась, посмотрела на Бэф, чтоб лучше запомнить его, навсегда, вот
таким, величественным, непобежденным, близким и понятным, как собственные мысли.
И недосягаемым, как самое заветное желание. Потому что он и есть — мечта.
Единственная. Недостижимая и не постижимая.
`Хочешь, уйдем вместе'? — протянул ладонь сквозь прутья. Как просто и легко
вложить свою руку в теплую ладонь. Но нет. Один он неуловим, неподсуден,
непогрешим. С ней он станет мишенью. С ней далеко не уйти, надолго не скрыться.
Нет. Он должен уйти, она остаться. Ответить за все разом и поставить точку на
своих приключениях. Если получится другой знак препинания — замечательно. Будет
возможность исправить ошибки, вернуться в нормальную жизнь, к маме, братьям.
`Я человек', - вздохнула с сожалением.
Ладонь Бэф опустилась.
`Прости' — донеслось до него шорохом удаляющихся шагов.
— Что за немая пантомима?! Что со звуком, Стрижельчик?! — рявкнул полковник в
селектор.
— Они молчат, Виктор Николаевич, — ответил виноватый голос дежурного.
— А что говорили? `Рассеяли, расслоили'? Что за бред?!
— Это стихи Цветаевой.